Вопрос. В девятой книжке журнала «Октябрь» опубликовано начало Вашего романа «Чего же ты хочешь?». Номер вышел в середине сентября, а уже в двадцатых числах на эту публикацию, которая является лишь частью романа, возможно, даже одной третью его, поскольку в конце сказано, что дальше последует продолжение, а не окончание, — через такой вот короткий срок в четыре-пять дней буржуазное радио и часть западной прессы уже откликнулись на первые главы произведения. Чем, по-Вашему, объясняется такая поспешность?
Ответ. Мне думается, что ответ на этот вопрос в какой-то мере содержится в самом романе. Дело в том, что роман посвящен той острой борьбе идеологий, которая происходит сейчас в современном мире; в нем идет речь о бескомпромиссных и открытых столкновениях тех, кто строит социализм и коммунизм на земле, с теми, кто стремится всеми возможными способами помешать этому и пытается так называемо демонтировать коммунистическое строительство, не брезгуя никакими средствами. Только небрезгливостью в средствах и можно объяснить эту, как Вы сказали, поспешность, потому что для сколько-нибудь объективного суждения о любом произведении литературы надо как минимум прочесть его до конца, то есть в данном случае — дождаться завершения его публикации. Одно из тактических средств противников коммунизма — дезинформация, направленная на компрометацию всего того, что делаем мы, коммунисты. Я прочел перевод корреспонденции московского представителя «Нью-Йорк таймс», сделанный из «Интернешнл геральд трибюн». Это газетное изделие может быть полностью включено как пример, как иллюстрация в ту главу романа «Чего же ты хочешь?», в которой рассказывается о приемах дезинформации, постоянно применяемых против нас. Поразительная словесная каша! Из нее читатель ничего не узнает о содержании романа. Он должен принимать на веру то, что, дескать, консервативный советский писатель написал, дескать, очередной консерваторский роман. Автор корреспонденции лихо заскакивает вперед; он даже пытается под литературных героев романа подставлять двойников, какие ему хочется видеть в жизни, и отождествлять их, демонстрируя этим или полное непонимание природы художественного творчества, или уж окончательную свою нечистоплотность.
Вопрос. Действие романа происходит, кажется, не только в Советском Союзе?
Ответ. Да, не только. Оно происходит и в Лондоне, и в итальянском Турине, и в Копенгагене, и в других городах Европы. В частности, итальянская линия для меня очень важна. Несколько лет назад я побывал в Италии, среди итальянских рабочих, бывших борцов Сопротивления, партизан, коммунистов. Это чудесные люди, с большими, героическими навыками и традициями классовой борьбы, великого интернационального рабочего братства. Читатели «Октября» в следующем номере журнала, в десятом, октябрьском, смогут прочесть главы о том, как туринские рабочие выступают с массовым протестом против натовских баз в Италии, насколько я их точно узнал и понял, это совсем не они заявляли в августе 1968 года противоречащие законам борьбы классов протесты против того, что четыре страны социалистического лагеря пришли на помощь народу Чехословакии и отвели от него уже хватавшуюся было за оружие руку контрреволюции. С такими позорными протестами выскакивали на различные трибуны оппортунисты, ревизующие марксизм-ленинизм, желающие ходить какими-то «третьими» путями, видящие в своих зыбких идеалах некие собственные, «гуманные», «модели» социализма. Таким «модельером» в моем романе выступает некто Бенито Спада, обобщенный образ правого оппортуниста, в конце концов изгоняемого коммунистами из рядов партии.
Вопрос. Вы говорили об откликах западной прессы. А как относятся к роману советские читатели?
Ответ. На этот вопрос, мне думается, отвечать еще рано. Сто тысяч подписчиков журнала «Октябрь» и те сорок тысяч читателей, которые покупают его в розницу, надо полагать, в отличие от западных скоростников-дезинформаторов выскажут свое мнение, лишь прочитав роман до конца.
В заключение хотелось бы сказать, что на поощрительные аплодисменты изданий, подобных «Нью-Йорк таймс», «Интернешнл геральд трибюн» и других выступающих в едином с ними хоре, я, работая над романом, отнюдь не рассчитывал. Больше того, они меня до крайности бы огорчили.
1969