Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма

ЕСТЬ ТАКАЯ ПАРТИЯ!

Документы в полной мере этого не передают. Об этом много не прочтешь ни в протоколах, ни в отчетах, не услышишь даже в живых рассказах и воспоминаниях участников событий. О душевном подъеме, какой испытывал Ильич в октябрьские дни 1917 года, о взволнованном стуке его огненного сердца, о взлете чувств его боевых соратников по великой борьбе, об их раздумьях и вместе с тем о готовности их к любым испытаниям нам еще до конца никто не рассказал.

Но это же было, конечно, было на пути к революции — и большие бессонные думы, и взволнованный стук сердца, и, может быть, так свойственные человеку сомнения в чем-то очень беспокойном и трудном.

Думаю, что и спустя тысячи лет люди будущего, листая страницы истории, не перестанут восхищаться той убежденной смелостью, с какой, оставив позади все, что мешало, что задерживало, не пожелав слушать карканье «благоразумных», которые требовали повременить, подождать — а чего подождать? — в сырую осеннюю ночь, озаренную вспышками орудийных залпов, Ильич шагнул из одной эпохи в другую, из старого мира в новый и повел за собою миллионы людей, жаждавших воли, земли, хлеба, человеческих радостей.

Под крышей Зимнего дворца еще заседали министры правительства Керенского; премьер этого правительства, второпях удравший на автомобиле в Гатчину, уже не стесняясь, отбросил свою эсеровскую «революционность» и в полном единении с контрреволюционным генералом Красновым сколачивал войска для похода на рабочий Петроград; в Могилеве звякали телефоны и скрипели перья ставки, которая хотя и вяло, паралитически, но все же еще осуществляла руководство фронтами и армиями; все учреждения в стране — от какой-нибудь заштатной почтово-телеграфной конторенки в селе Едрове под Валдаем до многолюдного, мощного Государственного банка в столице — трудились на правительство Керенского. А в Тобольске, тайно пряча под шинелью суконную гимнастерку с полковничьими погонами бывшей своей армии, еще здравствовал российский экс-самодержец Николай Романов и нетерпеливо ожидал помощи от иностранных монархов и правительств, от заговорщицких белоофицерских банд, чтобы возвратиться, в конце концов, на царствие в столицу.

Что же было в ту ночь у Ленина, у созданной и выращенной им партии, которая в полуторастамиллионном людском океане клокочущей России к VI своему съезду, съезду, взявшему курс на вооруженное восстание, насчитывала двести сорок тысяч человек, рассеянных по всей бескрайней стране?

Арифметическое сопоставление сил здесь почти невозможно. У партии Ленина нс было ни армии — разрозненные революционные отряды армией не назовешь, ни ставки в том смысле, как это понимают военные специалисты; в распоряжении партии не было ни почтово-телеграфных контор, ни банков; не было ни железных дорог, ни телефонной связи; у нее не было ничего, на чем держатся государства и с помощью чего — назавтра, — взяв власть в свои руки, народ мог бы осуществлять эту власть.

Но у партии было оружие, мощнейшее из мощнейших, — ее идеи построения такого общества на земле, в котором не стало бы угнетенных, эксплуатируемых, несчастных, идеи, понятные и желанные каждому рабочему, крестьянину и солдату. Была она, партия, смела смелостью не безрассудства, а точного научного расчета, отважна отвагою исторической правоты и исторической необходимости.

Когда, уже не в далекие годы Октября, а совсем недавно, несколько лет назад, партия принимала и проводила в жизнь решение поднять и засеять хлебами миллионы гектаров земель Казахстана и Алтайского края, она проявила ту же, завещанную ей Лениным, ленинскую продуманность в решениях и ленинскую смелость их осуществления.

На сотни километров от горизонта до горизонта лежали никогда не троганные плугом, дикие, безлюдные степные просторы. Иные специалисты в сомнении покачивали головами, разглядывая необъятные пространства на географических картах. Другие, катя по степям на вездеходах, раздумывали, найдется ли столько техники, чтобы освоить огромнейшие массивы земли, найдутся ли добровольцы для их освоения.

С ленинской страстной убежденностью в своей правоте партия шагнула через сомнение и колебание иных, через страх других перед необъятностью предстоящих деяний, через все трудности на пути. И вот тридцать пять миллионов гектаров новой пашни дают стране ежегодно миллиарды пудов зерна. Недавние маловеры едят сегодня белую булку из целинной пшеницы и, может быть, мучаются от стыда за вчерашние сомнения.

Мы говорим: партия могуча идеями, это ее победоносное оружие. Но даже самые прекрасные идеи были бы мертвы, если бы они не овладевали людскими сердцами и помыслами, если бы они не зажигали людей огнем борьбы и вдохновенного творчества.

Перед октябрьскими днями в России у партии было две с половиной сотни тысяч человек, которые добровольно назвали себя коммунистами, — всего две с половиной сотни тысяч членов партии, объединенных менее чем двумястами партийными организациями. Но Ильич счел и это достаточным, чтобы шагнуть навстречу победе, из одной эры в другую. Так есть ли что-либо недостижимое и невозможное для партии, в которой ныне несколько миллионов человек, если за нею, за своим испытанным авангардом, идет сегодня вся страна с более чем двухсотмиллионным населением?

Мы восстановили и возродили все, что разрушили и уничтожили на нашей земле полчища цивилизованных дикарей Гитлера. Я говорю не только о городах, которые после восстановления стали еще лучше, и порой неизмеримо лучше, чем были до войны; не только о селах, в которые с восстановлением пришла культура быта, ранее свойственная только городам. Нет, я говорю не об одних восстановленных заводах и фабриках, электростанциях и железных дорогах, — я имею в виду и художественные ценности. Тот, кто придет сегодня, скажем, в Екатерининский дворец в городе Пушкине под Ленинградом, будет поражен видом многих уже возрожденных полностью его комнат и залов. Они вновь расцвели чудесной лепкой и росписью, резьбой и позолотой, чеканкой и мозаикой

Восстановив разрушенное, мы развернули такое строительство, каких история человечества еще не знала. Могут назвать Древний Рим или Древнюю Грецию с их цирками, форумами императоров, с их дворцами и храмами, арками, монументами и акведуками. Но пусть подсчитает кто-либо, сколько затрачено строительных материалов за долгие века в империи римлян, в государствах эллинов и древних египтян, вместе взятых, и то, что за короткие полтора десятка лет вложено нами в плотины гидростанций на великих реках, в шлюзы каналов, в фундаменты и стены новых городов и новых районов городов старых, — и это будет потрясающее сравнение, неопровержимое свидетельство грандиозных размахов эпохи перехода к коммунизму. Нет, таких масштабов история человечества еще не знала.

Подняв индустрию, подняв науку, и подняв так, что У считавших себя монополистами на любой технический прогресс американских боссов вытянулись лица, мы первыми запустили в небо искусственный спутник Земли, первыми вписали в солнечную систему новое, идущее по своей орбите искусственное тело; мы сфотографировали Луну с ее извечно отвернутой от Земли загадочной тыльной стороны.

Недаром и не случайно еще в годы гражданской войны белогвардейские банды и войска интервентов из США и Англии, из Японии и Франции, из всех четырнадцати империалистических государств, ополчившихся против молодой Советской Республики, — не случайно они, захватывая наши города и селения, первыми расстреливали, вешали и истязали до смерти коммунистов, большевиков. Чувствовали, понимали палачи, в чем наша сила, видели, что сила эта в партии, в ее людях, в несокрушимости их воль и сердец.

Недаром и не случайно, в глухой тайге готовя разбойничье нападение на нас, Гитлер и его окружение приказали соответствующим органам СС составить «розыскные книги» — списки коммунистов всех больших советских городов.

Недаром и не случайно, занимая наши города и села, гитлеровские полчища, в составе которых для таких «дел» были специальные зондеркоманды, в первую очередь выискивали коммунистов, работников Советов — актив. Чувствовали, понимали оккупанты, в чем сила советского народа, понимали, кто возглавит в их тылу партизанскую борьбу, кто подожжет землю под их ногами, кто не даст врагу поставить советских людей на колени.

Недаром и не случайно коммунист-солдат или коммунист-офицер, попавший в гитлеровский плен, выжить мог только чудом.

И тоже совсем не случайно на протяжении всей истории партии, от первых дней ее жизни и по наши дни, когда случается или предстоит что-то очень трудное, когда решается большое и главное, когда нужны беспредельная стойкость, высшее мужество и готовность ни перед чем не отступать, раздается призыв: «Коммунисты, вперед!»

В кремлевской стене и у ее подножия в Москве, на Марсовом поле в Ленинграде, на каменистых островах Каспийского моря близ Баку, в ковыльной степи под Херсоном, в братских могилах Перекопа и Каховки, под Омском и Владивостоком вечным сном спят герои революции и гражданской войны. И разве мало среди них тех, кто вышел в бой, поднятый зовом: «Коммунисты, вперед!», «Коммунисты, вперед!» — и, увлекая за собой всех солдат своих подразделений, подымались в контратаку герои Великой Отечественной войны под Москвой в суровые дни октября 1941 года, подымались защитники Ленинграда на невском и ораниенбаумском «пятачках», шли в атаку советские бойцы на Кенигсберг и на Берлин. «Считайте меня коммунистом» — записки с такими просьбами находили в карманах гимнастерок погибших воинов на поле боя.

Коммунист в глазах окружающих — это синоним всего лучшего, что есть в человеке; коммунист — это озарение большой идеей; коммунист — это отвага, ум, собранность, устремление к цели.

Великие цели стоят перед нами: в короткие годы победить в мирном соревновании капитализм и сделать так, чтобы в той стране, где народ взял власть в свои руки, в распоряжении каждого труженика было такое изобилие материальных и духовных благ, достигнуть которого не способна даже самая развитая из стран капиталистического лагеря, сегодняшний лидер империализма — Соединенные Штаты Америки.

Плечи партии не согнутся под этой грандиозной ношей, хотя она и нелегка. «Коммунисты, вперед!» Но уже не для того вперед, чтобы с клинками в руках врубаться в строй белогвардейской конницы или ночами просиживать на крестьянских сходках, разъясняя единоличникам преимущества коллективного ведения сельского хозяйства, не для того, чтобы слушать лай кулацких обрезов, и не за тем, чтобы своей грудью закрывать амбразуры дотов.

К большому мирному труду зовет сегодня партия своих бойцов, зовет на битву против войн, за нерушимый прочный мир. История показала, что воевать, в конце-то концов, может каждый. С большим или меньшим успехом, с победами или с поражениями, но может. Не воевать способны только коммунисты.

Прогрессивный мыслитель Франции Шарль Монтескье еще две с половиной сотни лет назад написал: «Не прекрасна ли цель работать для того, чтобы оставить после себя людей более счастливыми, чем были мы!»

Ни античные рабовладельцы, ни изуверы средних веков, ни короли тех времен, когда жил Монтескье, утверждавшие, что «государство — это я», — никто из них не оставлял в наследство народам счастье. Отнюдь не о счастье людей печется всю свою историю и капитализм, сменивший время рабовладельцев и феодалов. Для счастья потомков, что ли, без всякой нужды спалили атомным огнем Нагасаки и Хиросиму американцы? Для счастья новых поколений расстреливали французские солдаты алжирских патриотов? Для какого, спрашивается, человеческого счастья тюремщики Салазара гноили в лиссабонских тюрьмах лучших сынов и дочерей Португалии?

То, о чем мечтали революционные умы далекого прошлого, осуществилось, конечно, — законы истории и законы борьбы классов упрямы. Но осуществилось лишь с приходом в мир коммунистов. Да, сказала в семнадцатом году наша партия, мы берем власть в свои руки, и берем ее для того, чтобы дать счастье народу. Есть такая партия, чтобы сделать так!

«Есть такая партия!» — прогремело вещее слово Ильича сорок три с лишним года назад. И наше счастье именно в том, что такая партия есть. Партия, в которой миллионы воль слиты в единую волю, партия великих замыслов и мудрых решений, партия, способная преодолевать любые невзгоды, любые препятствия на пути, партия трудового народа и живущая для народа.

1960