67


Для нас с Тео наступили каникулы. Самые настоящие, как в детстве — когда можно на время забыть об обязательствах и наслаждаться отдыхом. Если не считать поездки к Криштофу в мастерскую и чтения книг по физике и механике, я вдруг оказалась предоставлена сама себе. Но артефактор меня не особо загружал, скорее, это было в радость, а книги… Поначалу успешно заменяли снотворное, но понемногу я втянулась и начала что-то даже понимать.

Я и не помнила, когда такое случалось в последний раз. Еще в старших классах в каникулы подрабатывала где придется и каждую свободную минуту посвящала зубрежке — я кровь из носа должна была поступить на бюджет, а репетиторов мы себе позволить не могли. Потом — работа без отпусков. Только выбралась в кои-то веки, и то не доехала, сюда провалилась.

И вдруг — внезапное понимание, что никуда спешить не надо, можно в общем-то ничего не делать, то есть, дел-то впереди воз и маленькая тележка, но это еще так нескоро и точно не сейчас и даже не завтра. А пока хоть весь день на диване валяйся и ногами болтай. Никто не упрекнет, мир не рухнет.

Тем более, рядом был Тео. Можно было ни на минуту не расставаться. Не бояться, что нас вместе увидят, и пусть многие поджимали губы, с осуждением глядя нам вслед, а в приличных домах нас так и не принимали. Даже если и в неприличных принимать не станут — невелика потеря. Все равно мне никто, кроме него, был не нужен.

Мы получили полтора медовых месяца, тихие дни любви, свободы и счастья. Моя жизнь словно наполнилась светом, нежным, радостным, ничем не омраченным. Чуткий к чужим эмоциям Тео не позволял мне унывать или злиться. Я перестала считать недели и дни до весны, а она вдруг наступила.

Природа оживала, разбуженная яркими лучами солнца. Без умолка пели птицы, зазеленела листва, распустились первые цветы, скромные, но такие милые. Дамы достали из шкафов самые нарядные платья. Все радовались, кроме меня. Каждый день теперь приближал расставание с друзьями, а Тео… Он избегал разговоров о будущем, жил так, словно время застыло. Для меня все только начиналось, а он не ждал ничего хорошего.

А я ждала. Верила. Очень хотела, чтобы и он поверил. Ведь мы вместе, навсегда, с чем угодно справимся, все выдержим. И пусть в столице будет нелегко, а все, через что мы прошли, было всего лишь репетицией. Мы ведь справились, можно считать, сдали экзамен.

Я не говорила ему всего этого словами. Пыталась донести прикосновениями, близостью, отблеском эмоций, которые он изучал как занятную игру. Когда засыпала рядом и просыпалась в его объятьях. Когда любила его ночи напролет. И когда однажды, почти задремав, на грани яви и сна все-таки осмелилась произнести вслух важное, о чем до сих пор заговорить не решалась.

— Я хочу от тебя ребенка.

— Я думал, ты хочешь работать на заводе, — отозвался Тео.

Опять подшучивал. Ничего. Главное, что не разозлился, не принялся срочно выдумывать причины для отказа. Как обнимал меня, спокойный и расслабленный, так и продолжал обнимать.

— Ладно. Я хочу от тебя ребенка примерно через год. Ну, или два, как получится. Ты не против?

— Почему я должен быть против? В конце концов, мы женаты. Заведем хоть десять детей, если тебе будет в радость.

— Серьезно? В смысле, ты уверен?

Удивленный Тео ответил, что совершенно уверен, против детей как таковых ничего не имеет и не понимает, чего я от него добиваюсь.

— Я боялась, что ты не захочешь. Скажешь, что не время, что ребенок нам помешает…

— Милая, ну чему может помешать младенец? Мы в состоянии его прокормить, сейчас нет войны или эпидемии. Здоровье твое в полном порядке. А я никуда не денусь… Пока жив. Не беспокойся по пустякам. У тебя будет все, чего только пожелаешь.

И я снова верила. Подозревала, что младенцы ему хоть и не мешают, но и особого трепета не вызовут, однако из-за этого тоже не беспокоилась. Главное, мы одна семья, а остальное понемногу наладится.

В то время как я почти не покидала дом, выбираясь лишь на прогулки с Тео и реже — с подругами, Йенс неожиданно начал вести активную светскую жизнь. Нетрудно было догадаться, в чем причина: он открыто выразил свои намерения по поводу Райли и перешел в категорию ее ухажера. Еще не жених, но уже и не посторонний.

Теперь он ездил к ней с визитами, чем безумно обрадовал ее тетку. Та наверняка только и думала, как бы племянницу с рук сбыть, вряд ли и мечтать смела о таком удачном варианте.

— Снова ему отказала или с тех пор больше не предлагал? — спросила я, когда они с Летти пришли в гости.

Тео встретил нас как хозяин, проводил в гостиную, развел огонь в камине и тактично удалился. Отправился прогуляться в горы, якобы посмотреть, все ли спокойно в округе. Но я догадалась, что просто с его чутким слухом не найти в доме уголок, куда не донесется наша болтовня.

— Предлагал, и не раз. Пока я не сказала, что устала слушать, — отозвалась Райли, лениво перебирая в пальцах длинную нитку жемчужных бус. Должно быть, тяжелые, но ей очень шло.

— Злючка она, — съязвила Летти и повторила, обращаясь уже к Райли, будто та с первого раз не расслышала: — Ты — злючка. Вот скажи, будь любезна — чем тебе Йенс плох?

— Всем хорош, — согласно кивнула подруга. — Захочешь — не найдешь, к чему придраться.

— Тогда что? Слишком хорош что ли? Боишься рядом с ним предстать в невыгодном свете?

В ответ на это Райли коротко рассмеялась, сверкнув мелкими белыми зубами. Молча покачала головой, прищурила глаза.

— Она не хочет хоронить себя в этой глуши, — подсказала я, и Летти сразу воинственно нахмурилась. — Извини, я не в смысле, что в Вармстеде плохо, в чем-то он очень прогрессивный — маги, все дела… Но после столицы…

— Быть может, я не хочу хоронить себя в замужестве.

— Угу. Проходить всю жизнь в любовницах куда как веселей. А уж какая чудесная штука одинокая старость! И вправду, что это мы глупые вопросы задаем.

Карие глаза Летти стали круглыми как блюдца. Райли, заметив это, поспешила заверить, что она вовсе не любовница Йенса. Он из тех, кто сначала женится.

— Вот и славно. Хватит с меня одной, у которой наоборот. Ну правда, зачем ты его мучаешь? Если Стася не шутит — глупость какая-то получается, ты ведь все равно в столицу не вернешься. Наоборот, если станешь законной супругой приличного господина…

— Нет! Я не собираюсь решать свои проблемы подобным образом, — резко перебила Райли. В глазах ее отразилась злость. — И ему так поступать не позволю. Довольно об этом, иначе поссоримся.

И тут я поняла, в чем дело. Она все еще ему не верила. Не желала, чтобы ее взяли в жены из жалости, будто сиротку в богатый дом. После того, как годами была игрушкой знатного подонка, она хотела уважения. Настоящих, искренних чувств, отношений на равных. Не вернуться в светское общество она мечтает, и тем более не выскочить за богатого — Йенс ей в таком случае идеально бы подошел.

А она отказала. Выходит, причина не в том, что он ей безразличен, скорее наоборот.

— Эй, а ты что улыбаешься? Я думала, он твой друг, — одернула меня Летти.

— Да, друг. Очень близкий. И я рада, что он наконец-то выбрался из своей берлоги, неважно, дождется-таки согласия этой ненормальной женщины или нет.

Я почувствовала, как Райли смотрит, и посмотрела на нее в ответ, но ничего не сумела прочитать в этом спокойном, чуть насмешливом взгляде. Сказала, что мы и впрямь лезем не в свое дело, а ссор в своем доме тем более не допущу. Тему замяли. Нам и без того всегда было о чем поговорить, а времени для встреч оставалось всего ничего.

Меньше чем через неделю после того разговора пришел первый поезд с большой земли.

Он прибывал по расписанию — механические гонцы летели вперед, чтобы возвестить об этом Вармстед. Он идет, совсем немного осталось. Спешит, везет в город товары, которых уже заждались, и новости, по которым соскучились еще больше. А еще гостей, конечно: тех, кто ехал повидаться с близкими, и новые лица, и тех, кого торопили неотложные дела.

Среди последних — конвой для сопровождения того, кто больше не был особо опасным преступником, но и свободным никогда не станет. Будто нарочно, чтобы ему и всем об этом напомнить. Ведь могли бы на следующей станции встретить, куда он денется из вагона, без остановок несущегося через километры дикой земли.

Поэтому встречать поезд мы не пошли. Слишком много чести. Дожидались тюремщиков в нашей гостиной, в компании Йенса и Райли. Все молчали, да и что тут скажешь. Попрощаться бы заранее, не под надзором, но слишком это было тяжело. Я и так с огромным трудом сохраняла спокойствие.

Правда, когда в дверь постучали, не выдержала и вскочила как подорванная, нервно сцепив пальцы. Тео мотнул головой и жестом велел сесть. Лицо его стало безразличным и неподвижным, будто маска. Все они сидели, замерев, с каменными лицами.

Дверь не скрипнула — разве бы Тео допустил неполадки в своем доме. Не послышался звук шагов. Никто не окликнул хозяев. О том, что кто-то вошел, возвестил лишь сквозняк и необъяснимое ощущение, что целостность замкнутого пространства нарушена.

Вместо военных, полицейских или других ребят в форме, которых я ожидала увидеть, на пороге возник человек вполне мирного вида. Даже элегантный: темно-серое пальто нараспашку, костюм на пару тонов светлее, по последней моде, с узкими брюками, о стрелки на которых порезаться можно. В руке он держал шляпу. Его идеально начищенные ботинки сияли, ни одной пылинки, словно на землю вовсе не наступал.

Перевел взгляд с дивана, где сидели наши друзья, на меня, потом на Тео. Скупо улыбнулся — всего на секунду, не размыкая губ. Его гладко выбритое лицо оставалось при этом деловито-сосредоточенным.

— Рад видеть вас в добром здравии, господин Дамиан, — произнес он поставленным, чистым голосом и слегка поклонился. — Жаль, что при не самых радостных обстоятельствах, но смею заверить: перспективы весьма неплохи. Главное, вы наконец решились покинуть эту дыру. Не пригласите ли присесть? Я, честно признаться, немного устал с дороги.

— Мое имя Тадеуш Гаспар, вам, должно быть, сообщили. Проходите, Норберт. Чувствуйте себя как дома… Хотя что это я. Полагаю, это вы сейчас хозяин, а я — поднадзорное лицо. Выполняйте свою работу. Не стесняйтесь, — ответил Тео холодно. И не подумав встать, чтобы поприветствовать странного гостя.

— Для меня вы навсегда Дамиан Теодор Мертенс, один из величайших магов современности, — возразил тот, все еще не решаясь войти. — Позвольте обращаться к вам как подобает хотя бы сейчас, учитель.

Загрузка...