Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Глава вторая. Отрывок – 2

Тавмазиосия из рода Ортографос, или просто Зиосия. Она же – член одного из немногочисленных племён зверолюдей, сотворённых в те времена, когда по землям этого мира ходил Божественный Трёхликий Зверь Люкантхропос и покрывал своим семенем избранных человеческих самок, с самого детства знала, что жизнь трудна.

…

Её расу – расу кошачьих оборотней, а равно, как и две другие: волчью и медвежью, презирали. Издревле против них устраивали охоту и изначальные люди, и вампиры, и феи. Их кабалили, приравнивали к бесправным животным, над ними издевались и над ними глумились. Однако же история часто бывает ироничной.

Описанный уклад общественных настроений сильно поменялся, когда однажды единая вампирская династия объявила человечеству полномасштабную войну и стала поступать с ним так же, как до этого было заведено поступать с «отродьями звериной крови». Ведь если раньше вампиры хоть и с негодованием, но всё-таки довольствовались заветной красной жидкостью своего обычного выращиваемого скота, то с новой властью под руководством Безумного Султана, погибшего позднее в результате государственного переворота, их довольство прекратилось, и они пожелали крови людской. Впрочем, очень скоро, опираясь на помощь Фейского Ковената, а также на помощь тех, кто должен был отвернуться, испытывая ненависть и злорадство, – на помощь презираемых оборотней, человек всё же смог дать отпор опустошившему его территории вампирскому царству.

И с тех пор, с окончания периода Великой Разрухи, к расам человекоподобных зверей если и не перестали выказывать крайне предвзятое отношение и неуважение, то начали проявлять предубедительную терпимость. Ибо никто не знал, когда вновь может понадобиться помощь тех, к кому испокон веков принято было испытывать неприязнь.

…

Зиосия любила свою семью. И хотя её родители были несколько разочарованы тем фактом, что даже во второй раз у них не получилось родить сыны и преемника для отца, а вынашивание плода далось очень тяжело, и больше бы её мать не вынесла, она, как младшая дочь, стремилась возместить эти обстоятельства тем, что больше трудилась, работала над собой и старалась постичь отцовские уроки. И, будучи как можно чаще рядом с папой, постоянно ему помогала, пытаясь во всём перенять его опыт и навыки. К тому же, помимо оборотничества в свою полную ипостась, в которой тело становилось сильнее и быстрее, у неё с рождения был однонаправленный магический дар, сумевший передаться ей по материнской линии.

Она хотела быть охотником племени, радовать семью, пойти по стопам отца, однако же история часто бывает ироничной.

…

Нет ничего удивительного в том, что в этом мире часто умирают.

Помимо обычной животной фауны, окружающей очевидца повсюду, тут рождается и обитает множество монстров, коим отнюдь не место здесь. Их называют отродьями Инфернумского пласта – того потустороннего измерения, в котором собирается и концентрируется всё плохое, присущее каким-либо живым существам. Зло разных видов просачивается оттуда, через лазейки и слабости обширной реальности, попадая сюда и обретая, тем самым, противоестественную плотскую форму, выражающую порочную суть пробравшегося исчадья. Когда же зло в своей обретённой оболочке созревает и приспосабливается к чужеродной обстановке, то неминуемо расползается по местным окрестностям и творит то, что в природе конкретного средоточия. Засчёт охоты оно нещадно преумножает питающие его пагубные эманации и постепенно, усиливаясь ими, развивается в более совершенную для своих жертв – форму.

Тем не менее, как уже было сказано, смерть здесь – привычное явление, ибо всё имеет свойство привыкать. А привыкание, – это, увы, ущербный недостаток каждого разума, которого, в конечном итоге таких обстоятельств, ждёт лишь погибель

И когда большинство вокруг тебя относятся к опасностям, подстерегающим путников где-то там, за завесой обыденной жизни, как к слухам, домыслам и тому, что непременно «тебя» никогда не коснётся, то и ты начинаешь подражать такому отношению, понемногу забывая о том, что опасностям, на самом деле, нужно придать большее значение, ибо они всё ещё реальны.

Когда же близ племени Зиосии, в лесу, стало массово сокращаться количество дичи, никто не принял это во внимание. Звери часто мигрировали, часто сражались за территории, и часто никому до этого не было дела. Лишь охотники порой жаловались на то, что выслеживать добычу приходилось всё дальше от привычных им владений, однако такое ни для кого не было чем-то удивительным. Тем не менее, все заволновались, когда из группы пяти собирателей, отправившихся в лесную чащу за растительными припасами, вернулось лишь трое. Двое пропавших в какой-то момент просто исчезли из виду и так и не были найдены по возвращению этих напуганных зверолюдей. И, что являлось переломным фактором для «этой истории», в число жертв вероятного нападения вошла и сестра Зиосии.

В поселении была объявлена тревога, а в течение нескольких часов были созданы поисковые отряды во главе с охотниками, кои тут же направились прочёсывать округу средь дикой вотчины.

Несмотря на все предпринятые меры, пропажи хоть и нашли, но только по истечении двух дней. И лишь одна из них была жива к моменту трагичного спасения, вторая же была выпита досуха.

Виновником злосчастного нападения стал Жердяй – крайне худое и невысокое древовидное существо, напоминающее собой молодое деревце с двумя руками-отростками вместо обычных ветвей и четырьмя похожими щупами, имитирующими крохотные ноги, вместо корней. Особенностью данного монстра первого ранга, олицетворяющего род «Уныние», была парализация своих целей тонкими выбрасываемыми иглами, концентрация яда в которых помогала ему поражать даже очень крупные объекты, после поимки коих, наступало его скоротечное паразитирование на их обездвиженных телах посредством высасывания из них всех хоть сколько-то полезных и питательных соков. И это было поистине жестоко, ведь пойманная жертва, обречённая на растянутую и агонизирующую смерть в цепких, прокалывающих её повсюду жгутах, всё время оставалась в сознании и была лишена возможности провалиться в облегчающее боль беспамятство до самого последнего своего мига.

Полумумия. Вот, что осталось от единственной выжившей девушки пятнадцати циклов. Не могущая произнести ни единого слова обезвоженными бледными устами, не могущая сделать полный вздох своим высушенными телом, не могущая пошевелить хоть чем-то кроме глаз, из которых текли кровавые слёзы, и в которых отражался взгляд, желающий умереть и сочувствующий о невозможности жить.

Вторая же жертва, мёртвая, заставляла и вовсе чуть ли не выть от этого горького ужаса: «Скелет, обтянутый посеревшей, облинявшей шкуркой, напоминавшей о жутких страдания».

Это нельзя было забыть, это разрушало всё, что когда-то тебя формировало. Это принуждало измениться и вернуть разум из неги неведения и мнимой безопасности. Но всё это… Всё это было поздно.

Однако Зиосия была благодарна судьбе, ведь та дала ей шанс: «Ведь именно её сестра до сих пор была жива…»

…

«Яд Уныния» был скверной вещью. Он не убивал, а лишь парализовывал основные двигательные функции поражённого организма. Истощалось же тело жертвы за счёт питания им древесного монстра. Тем не менее, скверность данного вещества была в том, что относительно легко нейтрализовать его можно было лишь в первые часы после злополучной интоксикации, дальше же обездвиженные органические ткани начинали своеобразную деградацию, после которой существо теряло контроль над большей частью своих движений окончательно, оставляя себе лишь работу жизнеобеспечительных органов.

«Надежда умирает последней…» – произнесла тогда Зиосия, сглаживая текущую бледно-алую слезу со щеки своей беззащитной, беспомощной старшей сестры, которую любила всем сердцем.

«Но Смерть постигнет тех, кто лишь надежде отдался…» – дополнил её отец, смотря на это и прижимая к себе заплаканную мать своих детей.

Тогда у семьи бедной девочки было лишь два выбора: принять власть Уныния и ждать чуда или достичь исцеляющего спасения своей родной жизни самим, невзирая ни на что.

…

Лекарство от недуга было. За множество циклов этого мира просветлённые умы сумели его вывести и научились производить, однако цена за него была непомерной. Уникальное зелье изготавливалось лишь имперскими алхимиками из особых гибридных растений, специально выведенных путём долгой селекции и растущих, как не трудно догадаться, только в «закрытых для черни» садах. Не то что зверолюди, даже изначальные, презирающие их люди, относились к этому снадобью, как к предмету крайне дорогих дворянских изысканий. А потому, чаще всего, когда кто-то из тех или других оказывался в ситуации, где помочь могло уже только оно, «мученик», дабы не продлевать свои бессмысленные муки, просто выбирал то, что ему в действительности оставалось – смерть «от близких рук».

…

Но отчаяние – это гиблое дело. И отец семьи, оставив Зиосию на присмотр за её матерью и сестрой, отправился в единственное возможное место, где такие, как он и выходцы из его племени, могли заработать достаточно большие деньги. Он подался в авантюристы.

Мужчина, не отчаявшийся и непреломленный, участвовал в как можно более высокооплачиваемых и доступных для него заданиях. Он постоянно подвергал роковому риску свою жизнь, постоянно ставил на кон всё своё существо и никогда не терял веру в то, что сможет достичь поставленной цели. По его мнению, оно того стоило, а потому, периодически отправляя большую часть заработанный средств к себе домой, он вновь собирал снаряжение и шёл на очередную опасную авантюру. Но вскоре это закончилось, и однажды утром, спустя год, вместо посылки с проклятыми деньгами, из гильдии было отправлено письмо, говорящее о том, что на последней своей вылазке глава их семейства погиб. Он так и не сумел скопить нужную сумму гадких монет, от которых слишком многое зависело в этом мире.

Но Зиосия, как и её папа, чётко знала, что цели не достигнет лишь тот, кто не верит в её достижение и принимает в своём духе отчаяние. А потому она стоически вынесла горькую весть и тогда приняла своё единственное верное для себя решение.

И так, унаследовав от отца неизменный характер, требующий всё доводить до конца и не унывать, вместо него, вместе с новым рассветом, по его пути пошла «повзрослевшая» старшая дочь, ставшая в свои четырнадцать циклов следующим авантюристом в овдовевшей семье.

…

Два года прошло с тех пор. Много через что пришлось пройти хрупкому зверо-человеку и, в конце концов, стать «достаточно взрослым», чтобы его уважали и с его мнением считались. В какой-то момент Зиосия повстречала похожих на себя и отчасти ставших для неё близкими, незаменимых товарищей. С ними она чувствовала себя не такой слабой, какой в действительности была внутри, на них она могла положиться в тяжёлый миг, и им она могла довериться. Три дорогих человека, которые, пусть и не были для неё родственными и не относились к оборотнической крови, стали для неё второй семьёй. И, несмотря на все невзгоды и личные проблемы, они стремилась помочь ей; впрочем, как и она им.

Меньше одной трети – столько за всё это время девушка смогла скопить средств, включая и деньги погибшего отца, от необходимой суммы на лекарство для сестры. И, хоть она и не рисковала так же, как рисковал папа, ведь кроме неё больше некому было помочь её семье, она, тем не менее, была вынуждена периодически идти на риск, ибо иначе достаточно было не заработать. Спасало лишь то, что теперь она была не одна. У неё, как уже оговорено, была команда.

…

Писто из рода Полемисти. Не смотря на забавное имя, тридцати двух цикленный мужчина с коротко бритыми коричневыми волосами и карими глазами был отличным лидером и верным воином, что никогда не сбежит с поля боя и сделает всё, чтобы никто из напарников не пострадал. Открытая, добрая для всех душа. Не было того мига, когда в нём кто-то мог бы усомниться. Разговор, совет, урок, всё это он мог дать и не попросить ничего взамен. Вот такой он был, бывший имперский командир, что ушёл в отставку, и единственный серебряный авантюрист в их отряде.

Миризонтас Мантис, или сокращённо, «для своих» – просто Зонтас. Он же – парень двадцати четырёх циклов, с русыми волосами, вечно завязанными в пучок на затылке, и тёмными глазами. Чуткий разведчик, хороший боец, и, противореча всему этому, тот ещё балагур, способный развеселить, разговорить и узнать то, что нужно, не вызывая никаких подозрений. Впрочем, по-настоящему преданный и не говорливый о чужих секретах.

Немного особняком, но это лишь так может показаться, Тимиос Аминтикос. Самый старший в их авантюрной группе. Сорок циклов, взлохмаченные фиолетовые волосы средней длины, синие глаза. Пожалуй, самое крупное телосложение среди команды. Хотя оно вполне обосновано, ведь он – тот, кто принимает ожесточённый удар врага на себя и сдерживает его, дабы союзники были защищены в периоды боевой слабости и как можно дольше целы. Скромный, отчасти немногословный, этот мужчина – человек с печальной, для многих общей судьбой. И, быть может, именно поэтому он так молчалив и всей душой оберегает уже не чужих для себя людей. Ведь своих, родных, после войны у него не осталось.

…

Как можно понять, не смотря на разные характеры, Писто, Зонтас, Зиосия и Тимиос, стали очень сплочённым маленьким коллективом. И каждый из них, как одна недостающего деталь другого, стремился заполнить брешь в душе или сердце своего спутника. И, хотя все они оказались на пути смертельных рисков и больших нажив «по своим» причинам, каждый из них понимал – вместе лучше, чем по одному.

…

Теперь же, наткнувшись на неприятное, но крайне денежное задание, даже с учётом дополнительного дележа на ещё двух необходимых для его выполнения персон, они с некоторым удивлением ожидали этих самых ещё не знакомых для себя, но ставших, несомненно, интересными, «двух персон», сидя вечером за одним из столов в пригильдейской таверне.