Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Глава восьмая

И преступая нравы Судьбы,

Желанно иду я по знакам Красы…

Цедя свою суть на величье Борьбы,

Себе создаю я образ Вражды…

***

# Взрослый Мир / Терра /

Захваченная Владыкой Тьмы область «Апокосмо» /

Всевышний Ковчег

Огромный зал в затемнённом свете простирался до немыслимых просторов. Множество различных приборов и артефактов было в нём, и неизмеримое количество всяческих инкубаторов, внутри которых рождалась и созревала новая псевдо-жизнь, стояло здесь безграничными рядами.

Промеж всего этого сновали безостановочно и производили всяческие операции так называемые «трутни», или же специально выведенные Создателем, а также предназначенные для рутинной работы, особые бесполые химеры, лишь отдалённо похожие своим единообразно-антропоморфным, но эстетично-чудовищным видом, на обычного человека.

Всё это громадное и неописуемое простыми способами научное великолепие, основывалось на срединно-поясном этаже эпохального в своих размерах Ковчега, представляющего по форме остроконечно-строгий и грандиозно-обширный октаэдр…

Место же это звалось «Лабораторией Старухи», и заведовала им в полной мере, как следует из названия, Старшая из Триады, кою боялись и всегда остерегались даже две иные её ипостаси, ибо слишком многое она умела, знала и хранила от бездны забытья, будучи при этом для всех слишком отдалённой по своим расчётливым нормам. И сейчас, в этом невероятном пространстве происходило нечто интересное и, что немаловажно, судьбоносное для всего мира.

Рядом с магической голограммой, горящей золотым светом и по-искусному отчётливо воспроизводящей ландшафт таинственного лесного массива, к коему был проявлен достаточный интерес со стороны Владыки и Старухи, задумчиво стояли оба этих идолизированных своими созданиями «персонажа».

– Вот здесь, здесь и здесь, – показала своими крючкообразными пальцами та, что являлась старой женщиной с абсолютно белыми от вечности волосами и мутными от принятых лишений, блекло-слепыми глазами, – возведены энергетические барьеры, мой юный Повелитель, – сделав манипуляцию с увеличением масштаба этой объёмной карты, она проявила причудливые в своей архитектуре спиралевидные низкие сооружения. – Так выглядит обнаруженное поселение этих существ, – щёлкнув по сенсорной панели, она отобразила массу аурных слепков, безостановочно перемещающихся средь рельефа. – Судя по выявленным сигнатурам, общая численность населения не превышает тысячи особей.

В ответ, в наполненных жутью, прищуренных жёлтых глазах со зрачками-веретёнами играли огоньки пробирающего всякую душу холода и неминуемости голодной смерти. Силлектис, как он сам себя назвал пред авантюристами и их любопытной гильдией, основательно и досконально анализировал то веское обстоятельство, кое открыло сейчас перед ним занимательные перспективы с порабощением скрытой для этого мирского лона необычной расы. Однако не это занимало думы Владыки, ведь взгляд его был прикован к тем самым запоминающимся своей формой постройкам, кои он уже когда-то видел…

…

Это был сон, далёкий и давний сон, явившийся отголосками лишь старого эхо, однако содержащего крик самого духа Мироздания. Всё вопило в том сне от боли, длительность его была пропитана гибелью и обречённостью. А началось то, что было «Концом Всего», с окраины, с самых отдалённых миров, коим насчитывались уже миллионы циклов бытия. Неведомое нечто пожирало материю, пространство и время, неустанно продвигаясь вперёд по обращённым в прах, а затем в ничто, планетам, галактиками и пропадающим вселенским границам. Жизнь, смерть, пороки и святости, всё было бессильно пред этим неостановимым, ужасающим бедствием, и даже пласты, кои образуют своей неосязаемой энергией то, чем всё живое и неживое является, дрожали и трепыхали, растворяясь во мгле и безвозвратно сокращаясь, ибо там, откуда подобно сужающемуся кольцу надвигалась эта «болезнь», оставалась лишь гулкая пустота. Однако было в этом печальном сновидении и ещё кое-что.

Невероятно развитая, распространившая своё влияние на расстояния, что счёту не поддавались, в космосе существовала одна могущественная цивилизация, представители которой нещадно воевали с теснившей их, забирающей завоёванные территории, безразличной аномалией.

Они сопротивлялись долго: отступали, защищались, разрабатывали технологии и нападали.

Невообразимо дивные мегаполисы, состоящие из зданий-спиралей, устремлявшихся ввысь, разрывали собою небеса и уходили в чёрный космический вакуум. Они заполняли тысячи бесконечно удалённых друг от друга планетарных систем, кропотливо образовывали из них подобие мерцающей паучьей сети; и стремились охватить своими коммуникативными связями всё мирозданческое естество.

Казалось, вся эта гиперболизированная индустриальная феерия была способна в своём единстве и общности быть независимой от каких-либо мирских факторов и неизвестных явлений физики. Но всего лишь несколько сотен циклов, и пала даже она, исчезнув, будто бы никогда и не было.

А неопознанная тьма, тем временем, продвигалась дальше…

…

– Я лично отправлюсь к ним, – Владыка чувствовал, что смерть всего близка, ибо сам был ею, однако же верить в худший итог не хочет никто, и он пытался надеяться на хотя бы приемлемый исход. – И пусть, возможно, это только совпадение, но всё внутри меня буквально кричит о том, что наши некрумские видения – правда…

Старуха подняла уголки своих губ. Это не была улыбка, нет… Лишь сожаление.

– Я поняла тебя, мой Внучек…

…

А меж тем, в другом секторе Ковчега, по жутким и мрачным, но величественным в своей гротескности коридорам, незримо шла тёмная фигура, которую слушались все беспрекословно. Это была Мать.

Любящая, понимающая, оберегающая и скорбящая… Облачившись однажды в черные одеяния, она повсеместно и всегда носила их, ведь в момент своего мирозданческого появления узрела "сына" и поняла, что дитя её не оставил почти ничего от прежнего себя, коим когда-то в одиночестве своём являлся. Ибо он, решивший однажды пойти по тропе неизвестности в поисках непостижимой никем Красоты, навсегда утратил свой путь назад и сквозь долгие пройденные мили судьбы не заметил, как трагично и бесславно умер, считая, что продолжил жить.

Она была в трауре, в вечном и нескончаемом. Но как мать, она совершенно ясно для себя знала – её судьба быть рядом со своим ребёнком и, возможно, уберечь его от окончательного исчезновения.

Сейчас же её мысли были об ином, ведь в своём лоне она носила новую для себя «жизнь».

– Смерть всё очистит, маленькая радость… – произнесла она любяще, ненадолго остановившись и погладив свой едва преобразившийся, холодный живот. – И нет смерти разницы, белое то, или чёрное… – и на её слова, изнутри, кажется, что-то инстинктивно попыталось проявить возмущение, являя при этом отблески своей таящей, уже поблекшей инферны, постепенно теряющей порочное естество.

Мать же лишь умилилась на это и продолжила идти по таинственному пути, обходя границы неисчислимых владений сына.

– Тише, дочь моя, Апатэлес, – прошептали её губы, – теперь у тебя иная семья…