Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Глава двенадцатая. Отрывок – 2

Настоящее произведение искусства – Некрунумский Ковчег.

Многомерное пространство внутри этого великолепного, парящего сооружения простирается на немыслимые дали, проходящие в холодных лабиринтах его убранств, в ширящихся бесчисленно, искусно выполненных помещениях и безумных залах, в конечном счёте, во множестве этажей, воцаряющих торжество гротескной Красоты над простой и блеклой обыденностью, и сохраняющих в себе самые разные и дивные, потрясающие любое воображение, искусственно воссозданные, целые биомы природы, что населены как редкими зверьми и растениями, так и самыми необычными тварями, выведенными путём долгих и крайне сложных селекционных изысканий.

Обычный путник потеряется здесь, заплутает беспросветно в тёмных ходах, идущих в постоянно формирующихся, изменяющихся и перемещающихся коридорах, не найдёт ни единой двери, доступной ему для открытия, и будет чрезмерно удачлив, если умрёт от голода и жажды, а не от встретившихся ему в тянущихся переулках, вероятно, не имеющих конца и начала, бесчувственных и вечно снующих обитателей здешних неизведанных мест.

Однако же никто и никогда не пустит сюда постороннего гостя, никто и никогда, ни при каких условиях, не позволит находиться здесь тому, кто не является частью «семьи Создателя», и ни один из Великих Смотрителей не потерпит того осквернения, кое принесут с собой неизбранные посетители, ведь это обитель святости и непорочности, чистоты и смирения, единства и непреложной веры.

…

Тэлеутайос шёл сейчас медленно по затемнённому пути вслед за двумя девами, что вели себя с ним сдержанно, скромно и совершенно немногословно. Тени на стенах играли в его чувствительных глазах будто бы живыми и расступающимися бликами, барельефные, жуткие росписи на повсеместных и искусно сделанных поверхностях сопровождали беспрерывно компанию трёх существ, а холодная тишина и темнота, едва разбавляемая мерным, золотисто-зелёным светом артефактов, – отчуждали его, заставляя просто идти и ждать своей судьбы.

Постепенно движение их троицы замедлилось, и приглушённый цокот от копыт, что были на ногах древнего Хранителя аколиптовского народа, стал затихать сильнее. В конце концов, пред ними, среди отступившей тьмы, явились огромные ворота, узоры на которых до безумия походили на козий, фактурно-симметричный образ, кажущийся родным.

Неожиданно, ровные и строгие, выпуклые линии изображения задвигались, перемещаясь меж собой подобно червям в земле, и, спустя недолгое время, замерли, разделившись на две противоположные половины одного козлиного лица.

# ~ Тш-ш-ш-ш-шь.!! – шипяще зашумели какие-то скрытые механизмы врат, начав при этом медленно и одновременно открывать тяжёлые, толстые и массивные, их прежде закрытые створки, из-под которых сразу же стал просачиваться белый свет, заставляющий от непривычности сощуривать веки.

Две девушки обернулись к древнему, но теперь совершенно точно молодому, чёрному аколипту, красные глаза которого старались рассмотреть то смутное для него, что было за мешающим и пока слепящим, белёсым маревом.

– Нам пора, мессир, – мягко произнесла Аммука, чуть поклонившись.

Вторя ей, также ласково поклонилась ему Акумма:

– Наш Великий Хозяин ждёт вас, – показала плавно она на широкий проём, образовавшийся в частично раскрытых воротах, и пригласила его пройти вперёд них.

И он, пусть и терпя недоверие, шагнул туда, где его уже явно ждали.

…

Секунда, – первая, вторая, третья…

Химерическое зрение постепенно привыкало к яркому, ослепляющему свету. Миг за мигом скрытые за его отторгающим пологом неясные виды стали приобретать отличимые и едва заметные очертания. Запахи и свежий воздух, летящий с ветром, начали дополнять восприятие своими новыми ощущениями. Всё окружение здесь, после непреступных, титанических врат, что уже неспешно закрывались позади, словно бы радовалось прибытию почтенного Хранителя почти сгинувшего народа. Спустя же ещё несколько мгновений, целый мир, полный зелёных трав и чистых озёр, отражающих в себе дивное голубое небо с плывущими белоснежными облаками, расцвёл пред взором Тэлеутайоса, что даже не мог поверить в реальность всего этого.

– Чудеса возможны, старый аколипт, – донёсся до него чей-то внутренний голос, что будто бы говорил о чём-то обыденном. – Однако же зачастую чудеса рукотворны, – голос этот словно вздохнул, и тёмный козёл смог увидеть вдали, на самой границе, обрамляющей всё видимое пространство здесь, две странные, неразличимые фигуры, от одной из которых чувствовался взгляд.

Он пошёл к ним, а ему вслед двинулись и две одинаковые сестры-волчицы, продолжающие его тихое сопровождение. Впрочем, с ними было отчего-то спокойнее; они сами словно бы недавно попали в это непонятное место, полнящееся холодом, стенающим в бесконечных коридорах, и теплом, что мирно пронизывало их сейчас.

Необычно это всё было, не укладывалось в сознании и противоречило законам, держащим в своих клетях известное и преогромное Мироздание, вызывало оторопь, ибо попирало своим существованием что-то устоявшееся и прежде непоколебимое. Впрочем, разуму непонимающему остаётся порой лишь принять то, что даётся свыше. А меж тем, далёкие фигуры стали значительно ближе к трём гостям своим. И образы, что были неразборчивы из-за миражного, размывчатого флёра, обрели свою чёткость.

Воин в чёрных доспехах стоял к ним своей спиной, смотря куда-то вдаль, начинающуюся прямо за открывшимся здесь, масштабным и грандиозным обрывом. Рядом же, подле ног его, лежал на подогнутых ногах настоящий белый единорог, величественный и в чём-то обожествлённый вид которого одновременно завораживал и вместе с этим по-священному пугал.

– Ну вот ты и пришёл в свой дом, дитя, – голубые и насыщенные ясностью, светлые глаза этого бесподобного создания с поблескивающими синими зрачками смотрели с интересом ровно на не понимающего ничего, растерянного Хранителя. – Забудь о переживаниях, для них будет другое время и иное место, – произнесло оно, однако же голос мерный прозвучал лишь только в голове.

Стоя здесь, недалеко от видимого, высокого утёса, за краем его он мог увидеть лишь вновь плавающий в воздухе серый туман, будто бы специально скрывающий то, что могло повергнуть неготовый разум в нежелательный шок.

– Перестань измываться над новым сородичем, Монокэрос, это некрасиво… – сказал, так и не повернувшись, среброволосый человек в дивных, вороных доспехах.

В ответ на это существо грациозной и легендарной природы, взиравшее на гостя, по-доброму фыркнуло через тёмные ноздри, и в сознании снова послышался голос:

– Как угодно вашей воле, мой Владыка, – смиренно поклонилась его голова, увенчанная мистическим, прозрачным рогом, после чего мускульные ноги на копытах стали элегантно поднимать массивное и прекрасное тело, завершённое позади себя длинным серебристым хвостом с мягкой кисточкой на конце. – Тогда, полагаю, персона моя более не надобна вам..?

Мужчина на это лишь коротко ответил:

– Верно, у тебя есть прочее дело…

И с этими словами единорог, склонив в согласии свой поблескивающий рог, будто бы поддался магической ряби, пробежавшей по пространству с его навершия, как волны на воде от начавшегося прилива, и плавно, иллюзорно исчез в дымке пыли, медленно начавшей опадать на землю.

Лицо воина чуть повернулось, обратив внимание на стоявшего аколипта.

– Подойти сюда, Тэлеутайос, – произнёс он словно бы совершенно безразлично, но отчего-то непреложно.

Аколипт двинулся вперёд и через несколько десятков метров, испытывая страх, который раньше был ему абсолютно не свойственен, через силу поравнялся с тем, кому поклялся служить на смертном одре перед своей погибелью. Однако же дрожь, одолевающая его, внезапно спала, стоило ему увидеть то, что было прежде незримо, но теперь, с этого скального обрыва, проглядывалось сквозь туманный покров.

– Как видишь, Хранитель, я не обманул тебя, приняв твою вассальную клятву, – там, под ними, внизу, открывалось зрелище эпохальной, невыразимой ничем Красоты, что неукоснительно сохраняла в себе всё то, что когда-то давно практически сгинуло, проиграв бесчувственной Пустоте. – Те, кого ты оберегал, отныне защищены мною, – чудная, живая растительность, родные леса и всякая живность, везде их населяющая, всё это, несмотря на чувства, отзывающиеся в сердце теплотой и верной любовью, было лишь фоном и обрамлением того, что поистине вызывало в аколипте трепет. – Доволен ли ты?

Тэлеутайос смотрел на ту картину, что всё более раскрывалась сейчас пред ним, и испытывал истинное счастье, ведь там, средь всех описанных пейзажных черт, нарочито воодушевлённо возвышались спиралевидные здания, стремящиеся в небеса.

– Я премного рад, мой Господин… – вырвались искренние слова из его уст, однако тут же омрачились роковым осознание. – Но цена… – сожаление было в нём. – Вы ведь знаете, что «Она» почувствовала меня и их; понимаете, что придёт за нами… – образы прошлых поражений целой цивилизации мелькали в многовековой памяти. – «Она» не отпустит нас, и теперь пожрёт и вас…

Молчание задержалось между ними, мысли тяжёлые одолевали одного из них…

– Порой, есть вещи, в которых мы не можем одержать победу, как бы не хотели, – задумчиво сказал Силлектис, чьи серебряные волосы мягко обдувал местный ветер. – Порой, против стихии нет никакого смысла бороться, ибо наступление её неизбежно, – искусственное светило дарило свои согревающие лучи этому безмятежному месту. – А потому, порой, остаётся только возглавить неминуемый крах… – и план давний, принятый ещё в тот миг, когда наследник некрунумский обрёл своей великой жертвой подлинную предбожественность, став граалем энергии, продолжил претворяться в явь, закручивая маховик изменений всё сильнее.