Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Глава тринадцатая. Отрывок – 5

Антрацитово-чёрные, давящие безумной аурой, каменные врата были огромны, ибо перекрывали собой абсолютно весь коридор. Смотря на них, двое отроков чужих, замерших в нескольких метрах от них, всеми фибрами душ своих и материй робели, ведь чувствовали себя добычей, по воле свой идущей в смертельную для них пасть. Вероятно, они были правы, однако же, как носителям монаршей крови, эту правоту, разъедающую всё нутро едким и скользящим страхом, необходимо было изничтожить.

Витиеватые линии на вратах, поблескивающие зелёно-жёлтыми оттенками, переливающимися порой в бордово-красные контрасты, казалось, жутко извивались, походя от этого на червивых змей, укоренённых в колоссально-прочном монолите. Узоры, знаки, символы, – всё то, что они образовывали в своих шершавых движениях, шелестяще-томно переходящих друг в друга, ощущались чем-то неестественным, потому как внушали нечто запретное, сковывающее, неосознаваемое.

В полотне же вратном, средь безмерных рельефов, следить за рисунками коих, полагаясь на зрение, было невозможно и болезненно, находились два тёмных круга, расположенных на каждой из сомкнутых воедино, громадных сторон. Было в них, наверное, что-то особое, по-своему влекущее, позволяющее. Притягивали они взор, однажды узревший их, и в своей непроглядной, всепоглощающей бездне внутри, обильно сочащейся мраком и пульсирующей тенью, к чему-то, вероятно, приглашали.

И вот, ладони принцев обоих, о чём-то вместе согласившихся, коснулись тьмы, манящей на каждой из половин, легли на неё мягко, а после в холодной и вязкой мгле что-то будто бы коснулось уже их. И створки врат, утробно прошипев парами воздуха, стали открываться, слепя пропускаемым чрез себя гнетуще-ярким светом.

…

Потусторонне освещённый, гигантский зал открылся величественно перед ними, замершими на тёмно-красной дорожке, украшенной золотистыми письменами, блестящими в лучах торжественно-грозных висящих люстр и поставленных торшеров, похожих на молчаливых стражей. Дыхание у обоих на мгновение будто остановилось, а затем, набравшись спокойствия духом, продолжило бороться с тяжким воздухом, наряду с начавшимися, взволнованными шагами.

Юноши шли вперёд, не смея поднимать своих глаз, однако же стараясь казаться, соблюдая этикет и достоинство, вовсе не паникующими, а достаточно уверенными. Они не замечали поодаль от себя, во тьме далёких стен, высокие и пугающие фигуры, не замечали пристального внимания к себе, исходящего от холодных и жутких взоров, не замечали кромешной тишины вокруг, полностью погрузившись в глухие биения, издаваемые своими невечными сердцами. И, тем не менее, двое смертных существ, пребывая в трепещущих чувствах, отчётливо знали, куда медленно направлялись, потому как там, в самом конце, восседая на непомерном и незабвенном, чёрном троне, в окружении свиты своей был тот, кого сейчас страшились на обоих континентах.

Время текло навстречу двум гостям вяло, изморенно, заторможенно и гнетуще. Подобно песчинками, попавшим в тягучий и вязкий дёготь, с трудом пробирались они, едва выдерживая необъяснимое давлением, ко взирающему на них противнику Мира. Разумы их претерпевали невыразимые нагрузки, души стенали, а плоть напрягалась, однако же немеющие ноги вновь делали ход и вели их неспешно вперёд, прямо туда, где расстилалась настоящая агония, смешанная с безумием. Ибо там, во тьме царящей, в силуэте ужасающем, сгущались в противоборстве рьяном словно бы жизнь и смерть. Однако же, к удивлению, путь длинный и бесконечно тянущийся, оказался преодолён.

– На колени!! – жестоко и возвышенно, грозно прозвучал женский рьяный голос, принадлежащий невыразимо чарующей Деве, стоящей по правую сторону от трона; тела же юношей, меж этим, подкосились и упали на свои бессильно-подогнутые ноги, уперевшись в дрожащие от напряжения руки. – Вам запрещено говорить и двигаться!! – интонация, проходящая сквозь замерших принцев, сквозила силой и властностью, противиться чему было просто невозможно. – Вы находитесь в чертогах Господина!! – смертный мозг, казалось, как и дух, насильно и жёстко сковывало, корёжа и разбивая. – Так внемлите же ему, покуда удостоены вы яви его!! – и сияние её жёлтых глаз, прежде пульсирующее в такт словам, осветило обоих гостей подобно самому солнцу, что словно бы давало им какую-то непонятную, неясную надежду.

Концентрация давящей мощи отчасти спала, но теперь две телесные оболочки, принадлежащие человеку и вампиру, кои наречены при рождении были с противством «ущербной кровью», будто и вовсе не подчинялись своим владельцам, отдав контроль, полно и смиренно, сокрытому во мгле тёмному кукловоду.

Миг, и головы двух принцев, не испытывая сопротивления от своих хозяев, послушно поднимаются, позволяя сквозь дрожащие веки увидеть то существо чуждое, на голове которого была семиконечная корона, хранящая в навершиях золотые янтари. Глаза его, как и у дивной, богоподобной женщины подле, были отражениями луны, собравшей в себе солнечный свет, зрачки же – наоборот, казались хищными и дикими, похожими своей веретённой формой на звериные. Серебряные же, средние волосы, спадающие до чуть заострённых к затылку ушей, выдавали в нём нечто высокородное, но в чудовищном и пугающем шарме вовсе не присущее двум нечеловеческим расам, ибо это был совершенно иной вид, лишь сохраняющий привычные черты тела и лица.

– Сказать по правде, юные наследники, – спокойные и внушающие доверие, мерные слова его раздались по всему масштабному залу, проникая в каждый разум. – Я искренне рад, что ко мне пожаловали именно вы, – едва заметная полуулыбка, промелькнув на устах его, показала доброе настроение того, кто источал ауру смерти. – А потому, поверьте, буду с вами честен и открыт, – давление на тленную плоть их, спав ещё сильнее, позволило делать более свободные вдохи воздуха, полного холода. – В конце концов, вы подходите на роли моих союзников много больше иных персон, – очи златые блеснули в тенях, всё окружающих, красными и неуловимыми бликами. – И оттого, не волнуйтесь, ибо дам я вам всё то, чего сама судьба жестоко вас лишила.

И, в мгновение оказавшись пред двумя этим проклятыми на увечья юношами, возле одного из коих лежали парные костыли, он подал им свои руки, позволяя встать.