Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Пролог – Фрагмент 3/5

Сколько циклов прошло с того момента, как я попал в этот новый для себя мир? На самом деле, их уже и не сосчитать. Мой разум перестал этим заниматься после, примерно, первой тысячи оставленных позади годовых промежутков, когда нормой обычно считалось около сотни; впрочем, нормой для обычных смертных людей, а я же относился к тем, кого здесь издревле было принято называть «магами» и по совместительству долгожителями.

Да, фантастическая магия здесь обрела своё естественное место, хотя и была доступна не такому уж большому кругу с детства одарённых избранников.

Но, думаю, со всего нужно начать по порядку; история любит размеренность и в правильности своей подачи обретает трепет.

…

Я родился в семье потомственных герцегов, что в своём состоянии, к сожалению для них и к счастью для меня, стали нищать, ибо в их роду давно не рождалось тех, кто был бы благословлён судьбой на магический дар, и, как итог, последние два из них, мой израненный и покалеченный войной названный отец и уже старый и немощный названный дед, доживали свои неумолимо подходящие к концу сроки на земле, что была погружена в постоянные сражения, и место правителей на которой было уготовано лишь только сильным представителям тех, что обитали на ней.

У отца было множество женщин. Он делал всё, чтобы получить достойного претендента на герцогский трон, и из-за этого у меня наблюдалось много сестёр и братьев от разных матерей. Однако все они были лишены того, что было так желанно каждым разумным аборигеном любого «местного края», и что досталось при рождении мне, но отнюдь не по случайности.

Когда стало известно, что у меня есть дар, или же, как его ещё здесь называют – «друза энергии», младший и старший герцоги посвятили всё своё внимание мне, моя же «мама», одна из супруг отца, хоть и была рада этому известию и должна была прожить в уже гарантированном удовольствии и достатке до скончания своих дней, скоропостижно скончалась через несколько месяцев после моего появления. По наблюдению лекарей, её здоровье было удручающе сгублено во время беременности мной.

…

Несмотря на малый на тот момент младенческий возраст, моё словесное мышление незаметно для меня самого стало постепенно подвергаться необратимым изменениям. Всё, что оставалось у меня от моей прошлой жизни, медленно, но неостановимо заменялось по частям на то, что я приобретал в жизни этой. Старые звучания замолкали, а новые – начинали голосить, заставляя забывать свою бывшую речь и сбрасывать её с себя, подобно отмирающей коже, под которой уже зрела новая обёртка, в общем-то, одних и тех же смыслов. Все мои мысли уже звучали на здешней языковой основе, и всё меньше я слышал в них что-то прежде знакомое для себя.

В целом, при помощи своей усидчивости и быстрой обучаемости, я уже хорошо понимал всё то, о чём говорили вокруг, а внимательные слуги и отец с дедом подмечали это и поражались тому, насколько я был необычен.

Впрочем, это была лишь одна из двух сторон одной медали; второе обстоятельство заключалось в зависти и ревности ко мне моих превосходящих меня по старшинству, но не уму, малых родственников, в чьих глазах я всё чаще видел желание убить меня и вернуть расположение глав семейства к себе.

…

Мои магические способности проявлялись в поначалу неаккуратном воздействии грубыми выбросами своей энергии на окружающее пространство и непрекращающемся ощущении внутри себя бурлящего энергетического источника; правда, отнюдь не в груди, где располагается сердце, а в голове, в районе затылка.

С течением времени я быстро освоил контроль над выпуском нужного количества так называемой «виты» – энергии жизни, из своих «фибр», что, подобно кровеносным сосудам и нервам, распространились по всему моему телу, делая его всё более проводимым к бодрящим зарядам и пригодным для впитывания большего количества дармового энергетического ресурса извне.

Вскоре же, после более-менее нормального освоения своей силы, я также открыл для себя и другую свою особенность, поглощение «некры» – энергии, что образуется из духа существа в момент его смерти, и что ввиду своей природы пагубно влияет на всех ещё живых обитателей какой-либо реальности. Местные жители и старожилы знали лишь о том, что такая энергия есть и в больших концентрациях опасна, но обычно даже самый сильный маг был не способен ощутить её после гибели кого-нибудь, не являющегося носителем небывалой мощи, потому как то, что было названо некрой, вырабатывалось в крайне малых количествах и обычно вовсе не присутствовало в мире, так как не задерживалось в нём, вытесняясь заполняющей всё пространство противоположной ей, но просто усваиваемой мной, витой – в иное измерение.

И тем не менее, всё, что умирало недалеко от меня, а это были растения, мелкие насекомые и всякая крохотная живность, прячущаяся в потайных местах замковых территорий, – без рьяных сопротивлений отдавало мне все свои «эманации смерти», что вбирались по энергоканалам и жадно пожирались чем-то рядом с моим источником энергии, давая ощутить при этом испускаемое «этим чем-то» несвойственное для меня дикое возбуждение, сопровождаемое желанием продолжения так скоро заканчивающегося пиршества.

…

С моим ростом менялись также мои ощущения и восприятие пространства вокруг; я стал видеть не только материю, но и с трудом разглядывать сквозь неё «дух» и его концентрацию в виде «семян энергии», что были у всех живых существ, и что по воле мира, как гласили на тот момент предания из фольклорных легенд, могли преобразовываться в то, чем минимально должны обладать любые маги – развиваемой и тщательно разрабатываемой мной, осязаемой энергетической друзой.

Что было для меня занятно, так это отличия моего так называемого концентратора магической силы от дедовского и отцовского. У каждого из них он разросся на всю затылочную область, полностью заменив собой соответствующие отделы головного мозга и видом своим действительно походя на скопление однотонных ярко-зелёных кристаллов без каких-либо вкраплений и примесей; мой же существенно разнился с ними. Во-первых, его размер – примерно с фалангу детского мизинца. Во-вторых, полная монолитность, что делало его похожим на отшлифованный со всех сторон маленький неровный камушек, который только-только начинал отращивать на себе бугорки. В-третьих же, это цвет – намного более яркий, насыщенный оттенок изумрудного спектра, при этом имеющий будто бы ещё и дополнительную внешнюю оболочку, кажущуюся оранжеватовым ореолом, который был гораздо тусклее и периодично мерцал, а также представал перед духовным взором в образе своеобразной, постоянно движущейся сети, которая то расползалась в разные стороны, то сползалась вновь, будто бы иной, неродной мне организм, паразитирующий или находящийся в симбиозе с моим драгоценным хрусталиком. Однако же интуитивным пониманием я осознавал, что эта странная «структура» лично для меня совершенно безвредна; а ещё мне почему-то хотелось, чтобы она росла.

…

Учебные дисциплины давались мне с невероятной лёгкостью. Моя память была идеальной, а впаянное в нутро умение «концентрироваться и не отвлекаться» позволяло изучать всё в скорые сроки. Уже в семь полных циклов я освоил весь базовый уровень магических наук, не считая естественных, как счёт, чтение, письмо и остальные учения, которые должен был знать любой уважающий себя аристократ.

Дарование рода, вот как обо мне отзывались все мои учителя. Отец души во мне не чаял, практически полностью позабыв о других своих отпрысках, а дед ставил меня им в пример, говоря, что с момента моего рождения единственная и главная цель их бытия – это вечная помощь мне, как будущему своему господину. И, разумеется, согласны с этим были не все. За всё это время мою еду травили, пытались подстроить несчастные случаи, что были направлены на мою кончину, пробирались в комнату, дабы просто задушить. И все эти попытки оборачивались неудачей, ведь…

Яды на меня не действовали; травмы и раны, что должны были окончить моё существование, исцелялись и не оставляли после себя ни намёка о скромном происшествии; а моя смерть необъяснимым для убийц образом вела к моему воскрешению.

Я знал, кто и что предпринимает против меня, но я не действовал против них. Наоборот, моя сущность начинала внушать им страх, и сам факт неотвратимости моей жизни приводил их в ужас.

К слову, мною была проанализирована та аномалия, из-за которой я всё ещё остаюсь живым объектом. Оказалось, что интуиция была права по поводу своих подозрений, ведь всё дело было в той самой непонятной сети, что словно бы, в отличие от основного бессознательного средоточия магии, понимала меня и являлась в действительности выражением второго моего искреннего и чистого желания – власти над тем, что скрыто за материей. Именно это мистическое образование, или как позже я назвал его – «пелена некры», что, в том числе, была невидима для других людей, давала мне возможность поглощать энергию смерти и накапливать её внутри себя, а также удерживала мой дух и защищала источник энергии, который являлся моим «якорем» в этом плотском теле, от его распада после происходящей псевдо-смерти материальной оболочки. А потому единственная возможность моего убийства заключалась в уничтожении у меня магического основания, что сделать было тяжело, ибо согласно анатомической литературе, оно является чрезмерно прочным, несмотря на кажущуюся малость и хрупкость.

…

И так текли годы… Со временем, когда я стал подростком, меня стал бояться даже родитель. К тому времени он остался уже один; дед умер, а я, что поспособствовал этому при помощи новой открывшейся у себя способности, – манипулированию питаемой и всё больше осваиваемой мною «сетью смерти», особенно в части выделения из неё тонких щупалец, которыми стало реально проникать в тела существ и влиять на их «здоровье», – поглотил всю ту губительную энергию, что вышла из него в момент его долгожданной смерти. И было её так много, что бурлящая от возбуждения пелена будто бы развилась сразу на несколько порядков, став ещё более активной в своих движениях и послушной мне в управлении собой.

…

Постепенно все те, кто был против меня, стали моими верными подданными, ибо они окончательно были подавлены как моей мощью, так и моим непререкаемым во всех смыслах авторитетом.

Я неспроста не хотел убивать своих юных и молодых родственников. Ведь как бы они не были мне противны, их тела являлись вместилищем моей родной крови, а также примитивным фундаментом, на котором держался наш род и его общая массовость. Однако основная причина моего тяготения к желанию не предавать их блеклое существование рукотворной и спасительной смерти проистекала, конечно же, совсем из другой области моих страстей и интересов. Я развивался в стезе магии всё шире и глубже, и главное правило, что было мной усвоено, устанавливало чёткий принцип постижения тайн – всё то, что будет использовано на мне, должно быть предварительно опробовано на том, что больше всего похоже на меня своим плотским содержанием. Ввиду чего, тупые в своём понимании мира братья и сёстры стали прекрасными подопытными тушками для экспериментов пылкого и кропотливого ума.

…

Думаю, многих увлекшихся моей жизнью субъектов интересует то, что стало с целью спасения Красоты. Полагаю, относительно этого аспекта стоит ответить, что я переосмыслил многие пути её достижения, ведь раньше отталкивался лишь от ограниченных массивов своего прошлого мирского окружения, однако теперь я волей чего-то божественного и мне пока что неведомого оказался здесь, где мысль и желание преобразует ранее неощущаемую мною, но находящуюся повсеместно энергию в то, что называется магией. А ещё свою роль сыграло моё необычное дополнение к простому, хоть и редкому дару – скрытая для всех возможность управления некрой, а впоследствии и потенциале – самой сутью смерти.

Поэтому на тот момент я решил повременить с собиранием «новых цветков» и добиться в действительности ощутимых успехов на поприще этой извечной борьбы со временем и правилами Мироздания, хоть и понимал, что многие из «быстро умирающих даров» будут потеряны из-за этого навсегда. Но это была необходимая жертва. Этот тлен меньшинства был нужен ради всеобщего блага будущего большинства. И знал я, что нет мне за это прощения, но, вспоминая те методы, что были использованы мной в уничтоженной «шкатулке», всё чаще понимал, что в новых формирующих меня реалиях и сам бы сжёг то «уродство-скверность-и-кощунство», не относящееся к Красоте со всей той трепетностью и всей той заботой, что были так нужны ей и необходимы.

…

Химерология… Вот, что захватило мой разум, ведь я понял, что за нею стояла сила и грация, а ещё тусклая аура превосходства от света, что принадлежал Красоте; хоть и невыразительного, хоть и грязного, но света, дающего намёки и прокладывающего путь. Проблема была лишь в том, что сей раздел магической науки был под запретом в этом мире и совсем не развивался, не считая несуразных поделок бездумных неумех, что изредка появлялись во время междоусобных битв и тут же сжигались их огнём. Но мне было плевать на законы, вновь установленные дураками и трусливыми идиотами, и мне было плевать на мнения тех, что окружали меня. Они все мыслили тупиковыми образами, и они все не смогли бы меня понять.

…

Магия жизни, её возможное соединение с магией смерти; изучение рун и их осмысление; создание новых заклинаний и составление доселе никем не виданных или забытых ритуалов, продвинутая артефакторика. Всё это было мной пройдено по дороге к цели, и во всём этом мной были сделаны открытия и взяты успехи.

…

Когда я был чуть старше тридцати циклов, герцогский титул обрамил собою моё имя, а отец передал мне роль главы семьи и рода. Сам бывший старший герцог скончался от странной болезни, ибо мне не нужны были помехи, а свою пользу он уже принёс. Пелена некры же в тот момент лишь счастливо заскулила внутри меня и облизала от радости и удовольствия моё сознание. Тогда я уже ощущал, что она становится всё более разумной и осмысленной, а ещё у меня было странное, казавшееся в то время уже забытым – чувство, которое в последний раз я держал в себе, когда моя истинная сестра, смутная память о которой до сих пор у меня оставалась, всё ещё была жива.

…

Когда я посчитал себя готовым к новому шагу, мною была начата война.

Мне были нужны земли, мне были нужны люди, и мне были нужны материалы для продолжения исследований и новых опытов.

Тогда мир содрогнулся, ведь таких быстрых и ужасный схваток уже давно или и вовсе никогда в нём не было.

Химеры, рождённые моими сёстрами, исчерпавшими себя для меня и ставшими большими и неподвижными родильными особями, рвали своих противников, практически не замечая никаких доспехов и оружия. Они были кошмаром для человечества, и они были моим клинком, что был готов выполнить любое повеление своего сотворителя. А ещё каждое из этих убийственных творений содержало в себе подобие моей пелены – артефактное хранилище, что впитывало в свой резерв так желаемую мной смертельную энергию и потом надёжно хранило её для меня.

Проблемой, конечно же, были маги, они убивали моих созданий, и они мешали мне. Но и с этой трудностью я стал постепенно справляться.

Выведение новых химерологических видов, специальная антимагическая плоть, совершенствование артефакт-разработок; в конце концов, растущий интеллект хищных, но изящных и прекрасных в своей охоте искусственных человеческих зверят. Всё это поспособствовало моему постепенному захвату территорий и власти над живым ресурсом, ибо противное соперничество – это не только не приятно, но ещё и полезно, ведь оно обличает твои недостатки, как гнойники, от которых нужно избавиться.

…

Нужна ли была мне корона? Разумеется. И это, в принципе, не могло рассматриваться как вопрос. Ведь мне было нужно больше… Больше всего того, что у меня уже было, а ещё мне нужна была непререкаемая мощь для изменения мироустройства и для обеспечения своей всесильной самодержавности. Ведь Церковь уже давно протестовала против меня перед Королевским Троном, и в скором времени мою персону должны были смести, если бы я уже давно всё не спланировал и не подготовил.

Знай своего врага – и ты никогда не проиграешь.

Первым делом я создал свою религию и распространил её.

Вторым именем для меня стало провозглашённое моими чудными тварями, простое, но многосвязное слово «Создатель», и люди приняли его.

Количество последователей веры в моё бескомпромиссное лицо кровавой бойни росло невообразимыми темпами, ведь помимо ужаса и смерти, я дарил противоположное этому – счастье и исцеление.

Народ многое был готов отдать мне за то, чтобы стать частью этого запретного протестантского общества и окунуться в «котлы преобразования». И я получал от него всё, что хотел, – получал любые ценные материи и даже его детей. А Церковь в ответ называла меня «Святопреступником» и «Бичом Человечьим», коего нужно устранить как можно скорее.

Что же касается войск, что шли на меня, то, несмотря на мои потери, все они редели и оставляли после себя лишь своё гниющее и гнетущее отчаяние. Ибо армии не бесконечны, а мои полки верных и не знающих сомнений созданных воинов и усовершенствованных магией и пропагандой рьяных солдат-поклонников, во главе которых стояли названные, но всё же родные для меня братья, прошедшие с моей помощью интересные изменения и метаморфозы, пополнялись с чуждой и устрашающей для любых армий скоростью.

…

На сороковом цикле своей жизни я стал королём, вырвав так желаемые мною жёсткие вожжи узурпаторства из цепких и терновых кистей сорняков, что звались правящей семьёй. И когда я им стал, то пошёл выжигающей и очищающей последней войной, вошедшей в историю как «Последний Поход Создателя», на оставшиеся теократические остовы, разрушая их и оскверняя. А после я уничтожил и центр всей прошлой религии этого глупого мира.

С тех пор у него был только один правитель, и правление его не могло претерпеть конкуренции. Все герцогства и входящие в них графства с баронствами приняли мою власть, и каждый житель в них теперь знал своего истинного хозяина, покуда их жалкие и порабощённые владыки обнажили свою никчёмность и по-покорному раболепно надели на свои конечности и шеи мои дарованные им оковы.

Паломники же и служители веры моей в следующие циклы лишь ещё туже закрепили поводки на подданных мне трусливых шавках, а жёсткие нормы поведения в меняющемся мире, где за малый проступок перед представителями Владыки легко могла произойти казнь главы любого аристократского рода, в том числе и одного из высшего эшелона, помогли им стать ещё боязливее и вернее.