Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Глава третья. Отрывок – 4

Сутки сменялись сутками, неопределимые ночи заменялись под землёй неопределимыми днями. Спёртые запахи наполняли туннельные, уходящие вдаль пространства, населённые зеленокожими и низкорослыми, торчаще-длинноухими и длинноносыми, человекопобными тварями.

…

Они были полуразумны, действовали, по большей части, подобно диким зверям в стаях – старались не бродить поодиночке и нападали только коллективно, по несколько пар за раз.

Сами по себе, гоблины не используют оружие, для них оно тягостно. Им больше нравится рвать свою добычу голыми руками, «бессмысленно истребляя» целые полчища лесной живности и жителей окрестных деревень, ведь для пропитания им нужно совсем немного. Однако жадность затмевает их мысли, и ими движет лишь один принцип: «Если не нам, то никому…»

И всё-таки малые гоблинские стаи не принято считать опасными. Они легко уничтожаются и обычно не успевают размножиться в количестве, достаточном для появления более развитой видовой особи. Но, порой, такое происходит, и на свет или во тьму рождается гремлин. Сообразительный, с серой кожей, чуть-чуть, но приметнее выше своих «предков», этот уродец получает признаваемые его соплеменниками лидерские качества, а также зачатки детского интеллекта, отчего он способен создавать и использовать различные приспособления из доступных ему материалов. В том числе – именно его разумная воля сподвигает своих меньших «брато-сестёр», ибо все гоблины двуполы, на рытье земляных лазов и сотворение примитивных подземных комплексов, становящихся зачастую непроходимым испытанием для охотников по их нечестивые головы.

Но и на этом не заканчиваются трудности с жадными отродьями, ибо тогда, когда их общество достигает достаточной величины, и концентрация инферны на их логовой местности начинает зашкаливать, гремлины получают шанс родить не только подобных себе сероватых отпрысков, но и высшую тварь, олицетворяющую жадность.

Речь идёт о кобольдах. Умных, хитрых, аналитически-думающих, быстро обучающихся и, что важно более всего – владеющих магией Инфернума, или точнее – её особым спектром, отождествляющим крамольные, жаднические позывы. В дополнение же к этому – они имеют крепкий кожный покров чёрного цвета, мощную мускулатуру, быструю регенерацию и, обобщая всё вместе – крайне повышенную выживаемость с соответствующим уровнем опасности, не считаться с чем нельзя ни в коем случае даже профессионалам среди наёмников.

…

Поход по этим гиблым территориям, неудобным в своей тесноте и замкнутости и пропитанным дурманящим и тошнотворным смрадом, продолжался уже, в общей сумме, четверо суток. Каждый миг, проведённый здесь, норовил свести с ума, обезумить от подступающей к сердцу паники, заставить забиться в ближайший тёмный угол и ждать, когда за тобой придут – и даже уже не люди, нет… Ждать хотя бы вездесущих, лезущих отовсюду, из каждого прохода, мелких ублюдков, что решат твою оскудевшую участь.

И, тем не менее, Зиосия, Писто и Тимиос не сдавались. Отчего-то они верили в скорый финал этой гудящей противным эхом, гогочущей из теней – смертельной саги, что до сих пор не заканчивалась из-за непонятных и неустающих существ, зовущих себя «людьми».

Господин Силлектис, как они к нему обращались и как уважительно его называли между собой, иногда останавливался с ними на привал меж земных сводов и предавался мнимому отдыху, но делал это как будто бы только из-за них. Ему, как и его «леди» по названному ею самой прозвищу «Дева», отдыхать словно бы было и не нужно. В те моменты, когда они вдвоём снимали с себя шлемы и оголяли свои действительно красивые и теперь отражающие некий героизм, мерцающие во тьме таинственной бледностью, безэмоциональные лица, – каждый из трёх членов авантюрного отряда чувствовал затрагивающие саму душу переживания о своеобразной, приковывающей к себе и располагающей к неосознанному подчинению, ощущаемой неосязаемо, но явно, «обволакивающе-приятной», сокрушающей ауре этих двоих.

Тот, кто «любовь» проявляет – будет «ею» отвергнут; тот же, кто её отрицает – становится страстью для неё. Эта древняя, познанная во времена первой в Мироздании человеческой жизни, простая мудрость – отражала сейчас то влияние, что неизменно оказывали на окружение два псевдо-мертвеца, отгородившиеся от мирских и плотских «чувств» из-за своей совсем не естественной «природы».

…

Никаким монстрам не было пощады в этом марше. Оружие двоих пело всем им дивные мелодии страстной симфонии насилия и раскрепощения, сопровождая собою сцены не менее эффектных, до крайности возбуждающих воинственные начала, парных танцев двух своих отрешённых хозяев. Методично и без излишеств – так действовали мужчина и женщина, и так они представали мастерами «истребления» пред невольными зрителями, что лишь шли за ними и обороняли тылы.

Гоблины лезли и подкрадывались, гибли десятками и сотнями. Гремлины, что были редкими командирами зелёных осатанелых армад, не взирая на попытки отступить и собрать новые защитные группы, повторяли участи своих подчинённых глупых уродов и также рассекались и сжигались подобно им. Не спасало их ничто – ни укреплённая кожа и мышцы, ни продвинутый на несколько порядков интеллект.

Смерть зашла в порочный дом и стала бродить по нему, совершая жатву; и посевы Инфернума, взращенные в подземном лабиринте, стали колыхаться от гиблого дыхания, идущего по их следу.