Гербарист. Благословение смерти. Том 1 из 3

Глава пятая. Отрывок – 2

Её первые годы нахождения здесь, в изобилии естественных стремлений животных желаний, не могли не повлиять на неё положительно. И если вначале она была лишь бесформенной и бестелесной массой чего-то, то вскоре изменения и преобразования захватили то, что можно было бы назвать её энергетической природой.

Насыщение, уплотнение, развитие, рост…

И в некоторой степени инородная для окружающего мира сущность обрела в нём в какой-то момент свою малообъёмную и мизерную, но удивительную «плоть», а вместе с ней получила и подобие мозга, содержащего зачатки хоть и примитивно-звериного, однако, всё же – интеллекта.

…

Таких, как она, согласно глоссарию инфернальных тварей, звали «вейлами».

Насекомоподобные, мелкие и проворные паразиты, что имеют красивые крылья и способны питаться сексуальной энергией, выделение которой усиливают разбрасываемой и невидимой, дурманящей пыльцой.

«Уже не просто сущность» не отличалась в этих повадках от своих сородичей, коих всё же встречала иногда здесь, в укромном пролеске. Но, тем не менее, в ней было нечто уникальное; то, что делало её непохожей на своё «племя».

Интерес. Подсознательный, глубинный, он заставлял её, порой, анализировать обстановку, улавливать причинно-следственные связи, приходить к наипростейшим выводам. И совершать необычные для вейловских представителей поступки.

Ей, как и многим иным индивидам, пусть и неосознанно, но хотелось стать лучше. И указанный интерес, являющийся её особенностью, направлял своё подмечающее всё внимание на этот аспект, подсказывая нужные решения и подталкивая к ним.

Она стала использовать свою пыльцевую смесь, коя крайне медленно и по чуть-чуть вырабатывалась, аккуратнее и экономнее. Тратить этот ограниченный инструмент на маленьких зверей было неэффективно, отдача ощущалась для неё слабо, недостаточно.

Оттого её целями стали крупные животные виды, ибо, как показали наблюдения, их процесс совокупления был намного дольше, приносил больше энергии сладкого порока, а вдобавок, та ощущалась питательнее.

А потом, в один момент, ей повстречались люди: ещё весьма юные девушка и парень, собиравшие различные плоды леса…

…

Смотря на них, скрывшись в листве деревьев, в маленьком чудовище всё отчётливее проявлялось любопытство. Эти двое как-то отличались от других живых существ. В них чувства словно бы подавлялись «рациональностью», что не так давно стала более понятна и привычна для этого дитя инферны. Однако же встретить таких особей было ново для него, и оно хотел узнать, что будет, если суметь воздействовать на них своим «орудием».

…

Делать это, не попадаясь им на глаза, было сложно. Они с трудом поддавались влиянию. Их мысли, казалось, пытались отстраниться от смущающих и навеваемых сторонних зовов. Но постепенно поведение двух людей перестало выдерживать неявные послания незримого натиска и начало меняться.

Вскоре их глупые умы уже не могли думать ни о чём ином, кроме как о телах друг друга. Дыхание в их грудях участилось, сердца забились быстрее, а лица налились отчасти краской. Когда же их взгляды случайно встретились, то уже не могли разорваться в своём наитии, ведь ощутили взаимное притяжение. И, приблизившись, они стали растлеваться между собой прямо там, под густыми древесными кронами, упав на прохладную и мягкую траву, пахнущую свежей природой.

Незаметный монстр испытывал довольство, наблюдая за спровоцированной им сокровенно-откровенной сценой. Характерные и приятные звуки, исходящие от сакрального, но в этот миг такого открытого взаимодействия подопытных самца и самки, относящихся к странной прямоходяще-двуногой форме, свидетельствовали об успешном результате применённой на них процедуре совращения. Но, что поразило в этом действе крошечного наблюдателя более всего, так это излучаемая временно-обезумевшими созданиями похоть, оказавшаяся намного качественней, чем собиралась им прежде. И, в подтверждение этого, он впервые испытал экстаз, заставляющий онеметь всё оторопевшее от расслабляющего зноя его малюсенькое тельце и забиться в судорогах по воздуху своими поблёскивающими, прозрачными крылышками.

А затем, когда спаривание «двух неизвестных ему зверей» окончилось, и инфернальное сознание смогло очнуться от непередаваемой неги в полусонном забытьи, оно заметило «кое-что интересное».

Внутри вспотевшего девичьего живота, ближе к его разгорячённому низу, слабо пульсировало завихряющееся скопление и средоточие чего-то «вкусного» и непостижимого. Вернее, существо знало, что это такое, ощущало там новую «жизнь». Но почему-то в этот раз это явление выглядело иначе, содержало в себе нечто «инопрекрасное», концентрировало то, чем хотелось «обладать». И завлекаемая жаждой познания в своей непостижимой страсти, непримечательно-миниатюрная, но опасная тварь тихо подобралась к жертве, а после незаметно, под вскрикнутый девичий стон, проникла в неё, оказавшись вскоре около заветного и нужного ей, зачавшегося совсем-совсем по-преступному недавно, жизненного источника.

…

Безымянная девушка испытывала странные ощущения у себя в лоне, ей было одновременно невероятно приятно и в то же время непостижимо больно. Её рассудок, находящийся на грани сна и реальности, не мог сформулировать проблему, хотел подольше пребывать в истомном забвении, а потому связывал начавшийся дискомфорт с последствиями проведённого акта, ибо он был у его хозяйки самым первым и, как она со всей своей нежностью надеялась, с искренне любящим её, единственным человеком. Но мечтам её не суждено было сбыться.

С течением минут что-то претерпевало изменения в её нутре, что-то рылось и копошилось в ней, а ещё будто бы высасывало из неё всю силу. Вскоре же живот её стал расти, а она начала усыхать подобно цветку, отдающему все свои соки какому-то гадкому сорняковому паразиту.

И, не выдержав происходящих истязаний, девичий разум проснулся от резких и болезненных спазмов в своих органах, заставив бедную носительницу закричать от невыразимой натуги. Её же разбуженный партнёр в испуге вскочил и всячески попытался хоть чем-то и хоть как-то помочь ей, однако было поздно.

Оттуда, из-под несчастной брюшной кожи, что-то мерзкое пыталось вылезти. Нечто отторгающее вытягивало и растягивало своими конечностями истончающуюся, бледнеюще-красную плоть. Девьи крики стали хрипеть и надрываться, сопровождая рвущуюся в клочья вместе с ними жизнь измученной и случайной жертвы. А затем она замерла, пустив струйки крови из впредь недвижных глаз, из носа, остановившего безвозвратно дыхание, и изо рта, замолчавшего навсегда.

Юноша смотрел на это непонимающе-шокированным, заплаканным взором. Он не мог принять того, что только что случилось. Его сломленный дух всеми усилиями хотел уверовать в то, что это просто мираж, фальшь, иллюзия; что, на самом деле, всё изначально было лишь одним продолжительным, до сих пор не прервавшимся сновидением, а это его кошмар, который должен был разрушить царство грёз.

Но всё было реальным, а ещё…

…Роковая судьба не планировала продлять его замешательство ещё дальше.

Живот посеревшей и резко исхудавшей, только недавно живой, но теперь «усопницы» – резко разорвался с бордовыми брызгами. И в свете кровавого дождя, в останках брюшной полости «матери», прорванной изнутри изуверским способом, Мир безрадостно лицезрел рождение «нимфы».

Изумруднокожее, женоподобное, напоминающее по размеру и пропорциям уменьшенную версию человеческого ребёнка… Это существо вселяло потаённый страх и какой-то потусторонний ужас. Когда же оно открыло свои ярко-фиалковые очи, парень, находящийся рядом, попал под его гипноз.

И несколько дней после преобразовательного и интересного «изменения» самостоятельно насиловало творение похоти этого «неудачника». И после, вобрав через его чресла всю возможную энергетику разврата, что была удобоваримо насыщена живительными эманациями стяжательной инферны, «оно» удовлетворённо и сладостно, наконец-то, прикончило это отупевшее и уже бесполезное животное созданьице.