Живой Журнал. Публикации 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-01-24)

— Расскажите, пожалуйста, о Ваших любимых фильмах?

— Да долго-то рассказывать. И я, перебирая десятки кинофильмов, обязательно буду повторять ещё и то, что другие говорили — так что меня слушать, вон лучше почитать хорошего человека Горелова.

…А, вот про что я расскажу — про фильм, который я смотрел в каком-то полуподпольном зале, в полной версии (это важно) и при странных обстоятельствах. Была такая повесть венгра Ференца Шанта, который не так давно умер, которая называлась «Пятая печать». Шанта написал её в 1963, а в 1976 году Золтан Фабри снял по ней фильм, который, конечно, навсегда в тени «Седьмой печати» Бергмана. Действие венгерского фильма происходит в конце 1944 года, когда несколько приятелей собираются в кабаке. Это такой островок мира среди военного безумия. Надо сказать, что тогда Салаши как раз произвёл военный переворот, и жизнь для героев была как в час перед концом. Да, собственно, так оно и было.

И вот один из друзей, Часовщик загадывает загадку про остров, на котором живёт тиран, который тиранит раба, а раб утешает себя тем, что он никого не мучит. И выбирая между этими двумя судьбами, все — и Часовщик, и Столяр, и Книжник, и Бармен — выбирают путь тирана. Только приблудившийся к ним Фотограф говорит, что он хотел бы быть рабом с чистой совестью.

При этом он тут же доносит на своих собеседников, и их волокут в застенок. А там на стене висит коммунист, весь в крови, практически мёртвый. И вот всем по очереди говорят: ударь его и пойдёшь домой. Столяр пытается, но не может ударить висящего человека, и Столяра волокут в подвал. Бармен бросается на тюремщиков и его убивают — в итоге один Часовщик несколько раз бьёт окровавленного распятого как Христос заключённого, и его отпускают. Дело в том, что у Часовщика дома спрятан целый выводок еврейских детей, которых тогда в Будапеште не один только Валленберг прятал.

И вот Часовщик бредёт по городу, который как при Конце Света рушится под бомбами.

Собственно название фильма взято из Откровения: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?».

Фильм этот на меня произвёл неизгладимое впечатление, хотя я с тех пор его не пересматривал, и, может, в пересказе что-то и перепутал. Я при этом был образованным мальчиком, и, в общем, много уже что знал и про Венгрию 1956 года, и про Венгрию 1944, и мог отличить Хорти от Салаши.

Так вот, потом, прочитав уже и Сартра и Камю с их рассуждениями о проблеме выбора, я должен сказать, что эта история Шанта-Фабри на меня сильнее подействовала.

— Владимир, Вы смотрели какой-нибудь фильм более трёх раз?

— Смотрел. «Зеркало» Тарковского. Ну «Иронию судьбы» хочешь-не-хочешь, увидишь столько раз, сколько тебе лет. Ну и прочий джентельменский набор — солнце пустыни, штирлиц-мюллер, всё такое.

— Почему у вас так вышло с «Зеркалом» Тарковского?

— Ну, для начала надо сказать, что я не только «Зеркало» Тарковского больше трёх раз смотрел. Я, к примеру, ещё «Мне двадцать лет» несколько раз смотрел, и из них — пару раз в удлинённом виде «Заставы Ильича».

С «Зеркалом» получилось так: в первый раз посмотрел его на своё двадцатилетие — он был как бы уже разрешён (а до этого фильмы Тарковского по известной причине не показывали).[6] Причём однажды на каком-то фестивале показывали арабский фильм «Зеркало». Все понимали, что это наверняка не Тарковский, но всё равно туда ломились, а когда на экране появились титры с арабской вязью, то весь зал встал и ушёл.

Итак, это был такой полузапрещённый фильм, и вот я нашёл в нём массу образов, которые мне, советскому мальчику, были очень важны — очень интересный изобразительный ряд, то как был построен кадр, что и как там двигалось. Прекрасные стихи — Арсения Тарковского я узнал как раз через этот фильм. Музыка — ну, Бах, что вы хотите. Потом образы, которые там мелькают — опечатка в гослитовском издании, война, урок НВП, китайцы с красными книжечками, испанцы… Этих русских испанцев я видел, и это был очень счастливый период в моей жизни — эти испанцы семьёй приходят в гости в тот дом, где я тогда прижился, и делают сангрию — настоящую сангрию, а не то ужасное вино, что потом начали продавать на каждом углу в гигантских бутылках. И вот идёт разговор, колышутся занавески от летнего вечернего ветра, за окном Москва, из которой эти испанцы ещё не уехали.

И это я одно только воспоминание привёл.

— Я считаю, что нет ни одной причины, чтобы кто-то должен был тратить своё время на просмотр фильма фильм «Бразилия». А у вас есть любимый всеми вокруг фильм, который вы считаете очень плохим?

— Для начала я скажу, что посмотрел фильм «Бразилия» и ничуть не пожалел. Другое дело, что я не восторженный его поклонник — посмотрел и посмотрел.

А что до других фильмов, то дело в том, что сейчас очень сложно нати фильм «любимый всеми» — общество очень расслоилось. Это, может «Чапаев» в тридцатые годы был любим всеми, а сейчас в одной компании сосуществуют люди, любящие Тарковского за «Зеркало» и с унынием вспоминающие о «Жертвоприношении», и люди, Тарковского боготворящего за всё — за всё. А есть ещё ведь культурные феномены типа «Иронии Судьбы или С лёгким паром», которые и вовсе от кинематографа оторвались и существуют совсем в иной плоскости.

— Да прямо таки все любили Чапаева… конечно не все, просто вслух сказать боялись.

— Ну так можно сказать про любое произведение искусства (и вообще любой предмет) — понятно, что на всякое общее мнение можно возразить, что оно необщее. Но что толку воевать со словами. Можно потратить годы, рассказывая людям, что «солнце не может двигаться по небу, это земля движется».

Но тогда вас могут принять за идиота.

Понятно, что миллионы людей любили Чапаева. А в нашем современном кинематографе мы не можем привести такого примера.

— Про совр. рускино известно, что оно в жопе т. ч. единение происходит больше на почве ненависти как к «Утомленным солнцем-2». Хотя у того же «Бумера» почитателей дохуя было. Учите историю, ходите в народ и парьтесь за кого принимают Вас раз это волнует.

— Вы, кажется, чем-то взволнованы.

— Сов. власть конечно боролась с врагами, но не так чтоб их количество свелось к стат. погрешности, на которую Вы предлагаете плюнуть. Их тоже были милл…

— Определённо, вы чем-то взволнованы.

— Это Вы взволнованы тем, за кого Вас принимают — вопрос зажали о количестве нелюбителей Чапая. Но это ерунда по сравнению с большей глупостью Вашего сравнения агитбоевика Эйзенштейна с картинами Тарковского к-рые сейчас смело назовут артахаусом.

— Братьев Эйзенштенов. Ну, точно! Вы взволнованы.

— А вы носите под рубашку майку или футболку?

— Нет. Задумался… В школе как-то носил, помню. Майки ещё с вырезом были… С тех пор — нет.

— Вы обычно обходите лужи или идете прямо по ним?

— Я давно купил себе высокие омоновские сапоги на шнуровке — теперь можно и по лужам ходить. Но я всё-таки стараюсь без лишней необходимости не брызгаться.

— А стараетесь не наступать на трещины в асфальте?

— С тех пор, говорю, как у меня есть омоновские сапоги-ботинки, я могу свысока смотреть на Джека Николсона, его собаку и прочую психиатрию. Какая тут психиатрия, когда у тебя омоновские ботинки.

Извините, если кого обидел.

24 января 2013