Ну вот и Сеть наполнилась свежим Евтушенко —
Ты помнишь, Алеша, дороги Цензурщины,
когда мы бросались за каждую «вырезанинку»
…Мы ведь все ветераны Великой Отечественной
и даже ГУЛАГа.
Мы исцарапаны лагерной проволокой изнутри,
но помогли нашей Родине —
надеждой на нас утешиться.
А если не все мы сумели,
Россия, прости,
озари.
Чтоб мы далеко не зашли,
нас, вцепившись, держали за хлястики,
но мы прорвались в человечество.
Руки о занавес ржавый кровя,
и мы уходили прямехонько, а не кривехонько —
в классики,
свободной душою
с народом своим не кривя.
Особенно забавно, что контекстная реклама публикации выбрасывает на сайт памперсов.
Однако, тут простор для культурологического анализа (мысль о том, что если кого-то Господь решает погубить, то лишает его разума, оставляю внутри этих скобок).
Так вот творческий метод Евтушенко очень интересен: он берёт известное причём абсолютно советское стихотворение и переписывает его. Симонов говорящий с Сурковым превращается в Евтушенко, обращающегося к покойному режиссёру Герману. Тут какая-то особая субстанция пафоса, которую ещё надо исследовать, вот никто ещё не выпаривал пафос, не фасовал его в банки, не мазал консервированным пафосом новые стройки. Каково поведение пафоса — как он прогоркает, не сворачивается ли при кипячении. Всё это не исследовано.
Вот, например, герои всегда куда-то идут. Перпетум мобиле, какая-то отличительная черта Евтушенко. Перемещение über alles. Старость меня дома не застанет, я в дороге, я — в пути (это, правда, Владимир Харитонов).
Я, кстати, думал, что ничто не может превзойти евтушенковский гимн журналистов, который — тоже превращённая "С "лейкой" и блокнотом":
Кто от Чили до Таймыра
Все углы медвежьи мира
Исходил, исколесил не на такси?
Журналистов мокроступы
Перешагивали трупы
И ухабы всей истории Руси.
Совесть выше, чем сноровка.
Риск для нас — командировка.
Не по нраву нам пуховая кровать.
Лучше с корешем в дороге
Плыть на лодке сквозь пороги,
Чем пороги у начальства обивать.
Журналист и журналюга
Не поймут вовек друг друга,
Но скрипят не ради славы, а добра
Хоть огрызком карандашным,
Как в сраженье рукопашном,
Не прославленные рыцари пера.
Оператор пал убитый
Рядом с пулями разбитой,
Неразлучной телекамерой его,
Ну а ей все было мало —
Все снимала и снимала,
Все снимала, не теряя ничего.
Наши "Никоны" все в шрамах.
Жизни личные — все в драмах.
Не должна на нас держать обиду власть.
Мы в Чечне и на Ямале,
Как хотели, так снимали,
И снимали нас, за правду разозлясь.
Но пошли снимать нас вскоре
В мафиозном приговоре
Не с работы, а с поверхности земли,
Диму, Влада и Артема
У семьи украв, у дома.
Да и Щекоча сберечь мы не смогли.
В 2005 году поэт был уверен, что "эта песня хорошо будет звучать в хоровом исполнении, в кругу друзей, у костра". Не знаю уж, чем там дело кончилось. Подкидывали ли старухи свои вязанки к этому костру, или обходились муниципальными дровами.
Извините, если кого обидел.
25 февраля 2013