— Поясните ваше отношение к людям, отошедшим от мира сего в область буддистских просветлений, ЛСД-экспириенсов, миролюбивых хиппозных курений и так далее, с целью достижения гармонии с самим собой и окружающим миром, или и того хлеще с целью победить бытие?
— У меня нет к ним никакого отношения. Я желаю им доброго здравия, но не очень хотел бы жить рядом с ними — потому что быт их ужасен, а бытие всегда побеждает.
— А что вы делаете, когда очень сильно скучаете по какому-то конкретному человеку?
— Иду к нему в гости.
— Вы ведете ночной образ жизни? Как вы относитесь к теории, о том что недостаток солнечного света негативно влияет на психику (кажется у Паустовского или Пришвина были проблемы в связи с)?
— Я веду разный образ жизни — в зависимости от социальных обязательств. Если бы у меня была сейчас работа, требующая постоянного дневного присутствия за конторкой или гонки на собачьих упряжках к Полюсу, то я как-нибудь подчинил этому жизнь. Про Паустовского с Пришвиным мне в этом плане ничего неизвестно, а вот один литературовед сообщал нам как-то: «Парижские светские дамы предреволюционной поры гордились тем, что никогда не видели солнца: просыпаясь на закате, они ложились в постель перед восходом. День начинался с вечера и кончался в утренних сумерках».
Так что всё именно в социальной сфере. Этих дам не депрессия сгубила, а изобретение доктора Гильотена.
— Вы не учились в какой-нибудь известной московской школе, а ля вторая итп?
— Я учился все десять лет в обычной общеобразовательной трудовой политехнической школе (трудовой — это потому что на заводе надо было работать после восьмого класса).
— Кто более душевно неуравновешен, на ваш взгляд, ученые или писатели фантастики?
— Это неверная постановка вопроса — вроде как «вообще блондинки» или «вообще брюнетки» — слишком широкие классы берутся для анализа одного свойства, им, собственно, не исключительно свойственного.
Для начала — совершенно непонятно, кто такие «учёные»? Сотрудники академии наук? Люди со степенью? Люди, значащиеся в зарплатной ведомости как «научные сотрудники»? Петрик? Строители вечных двигателей? Или там — фантасты: кто они? Написавшие рассказ? Роман? Книгу? Вот Александр Грин — фантаст? Он, кстати, был неуравновешен, стрелял в свою возлюбленную, был алкоголиком, характер у него был чудовищный. При этом я видел человек двадцать, что утверждали, что доказали теорему Ферма (Уайлса, доказавшего её в 1995, кстати, я видел только на фотографиях). Так вот, эти двадцать были нормальные суетливые сумасшедшие.
О чём это говорит? Да ни о чём.
— Что ферматики… есть люди, доказывающие гипотезу «якобиана», совершенно другая порода. Если они встречаются, то после очередной рюмки водки, один второго спрашивает заветное: «А ты… сколько раз уже доказал». Ну их якобинцами зовут, конечно.
— Да этих разновидностей полно, причём они как животный мир — очень сильно различаются. Параматематик не похож на параисторика, а они оба — на безумцев из альтернативной медицины с банкой свежей мочи в руке.
— Класс можно отграничить. Ученый — не меньше кандидата пусть будет. Фантаст — как минимум с повестью. Двадцать — то вы, небось, загнули. Ну… писателю можно!
— Да, загнул. Больше двадцати, на самом деле. Я ведь у них документы принимал, когда подрабатывал на месте лаборантки, ушедшей в декрет. Тогда нельзя было не принять документы у советского гражданина, который считал, что сделал открытие. Это что — Циолковский как-то хотел ввести уголовную ответственность за препятствия народным учёным-самородкам. А с вашим отграничением смыслу в задаче не прибавится — сейчас степень получается куда легче, чтом в 1989, а фантастов без повести вовсе не бывает. Вон, на сетевом конкурсе «Грелка», где рассказ пишут за три дня, верхняя граница, кажется, 50.000 знаков. А это знаете что? Два раза лермонтовская «Тамань». Пол «Княжны Мери».
Всё это глупости, одним словом.
— По-моему, это миф про рациональных ученых и безумных фантастов. Упрощение по схеме физик-лирик, гуманитарий-не гуманитарий. А мир сложнее.
— Да мир вообще полная загадка.
— Знаете, это очень удобная фишка с вопросами. Надо написать интервью с писателем, так полчасика работы и чики-пыки. Зашибись!?
— Плохое интервью можно легко написать и без этой штуки. Но, во-первых, хороший журналист, чтобы ему начальство потом не вломило люлей, даёт материал на сверку и вообще проделывает массу процедур, а, во-вторых, ленивые журналисты давно освоили электронную почту, чтобы не заморачиваться с расшифровкой плёнки. Тут ведь фишка не в том, что интервью можно взять по переписке, а в том, чтобы придумать интересный вопрос.
— Вопросы тут есть интересные уже, и ответы ничего. Вся эта сверка — полная ерунда. Надо зайти правильно, типа так: наш журналист под покровом анонимности задал вопросы и подслушал чужие… а дальше копи-паста лепится, скриншоты заверены уже. А, сюжет?
— Вовсе нет. Ну мне-то пофиг, но какой-нибудь банкир или чиновник знает, что заверенные скриншоты никакой юридической силы не имеют. Это такой миф для идиотов. Я не я, и хата не моя. И дело не в том, что суд, а в том, что с работы выпиздуют. Тут ведь как в «Маленьком принце», где Лис сокрушался, что если на планете есть курицы, то непременно есть и охотники, а если охотников нет, то нет и куриц.
То есть, мои ответы интересны очень узкому кругу людей (Мне, впрочем, тоже интересен только очень узкий круг людей — как и всем нам. Тот, кто говорит, что ему интересны люди во множестве, просто кривит душой). И, возможно, я скажу что-то интересное этим людям — но сделаю это с равной ответственностью и откровенностью — здесь или в письме к корреспонденту с именем и фамилией. А так-то да, есть среди лентяев такая любовь вместо собственной работы заставить интервьюируемого написать безгонорарную статью, разбавленную вопросами.
Извините, если кого обидел.
30 января 2013