Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

XXIII

Вскоре исчезла Агафья. Ее отсутствие не сразу обнаружилось. Женщина одинокая и свободная от всяких разных объяснений перед людьми. Никто не встревожился тем, что ее уже четыре дня не видели в деревне. В ее ветхую избушку редко кто наведывался. Для словоохотливых девок Агафья уже устарела, а многие семейные женщины считали зазорным для себя якшаться со старой девой-пустоцветом, которую, как они считали, природа отсортировала от всех людей. К тому же Агафья отпросилась у председателя с работы на три дня.

Цель такой отлучки Курбатов объяснял людям так:

— Против жизни никому из нас не устоять. Жизнь не отменяется. Любого сломит. Тут вот после троицы два мужчины ненашинские с бредешком по берегу слонялись. Костерчик палили, ушицу дымную да водочку хлебали, а повеселевши — к девкам да бабам приставали. Вначале парни хотели их малость поколотить, да потом махнули рукой — уж больно у тех все складно получается, видать, поднаторелые мужички. Вот и пропала в этот день Агафья. Сманули, соблазнили и увезли. Да ладно уж… Пускай, пускай отведет девка душу… Ей-то уж мы простим… А то так и проживет розовым ангелом…

В то время в деревне случился пожар… Под грудой углей и пепла сгоревшего дома обнаружили труп Агафьи. Узнали ее по приметному колечку. Хозяин сгоревшего дома, Архип Васильевич Власенкин, в похоронах участия не принял. Он был уверен, что беду в его семью принесла Агафья. Что ей нужно было делать там, в чужом доме, почему она оказалась там, когда никого в нем не было? И по его утверждению, именно Агафья подожгла дом.

В тот день, как и почти все колхозники, Власенкин с женой и восьмимесячной девчонкой отправились в прилегающую к деревне Зеленую рощу, где председатель Курбатов решил провести торжество по случаю награждения грамотами ударников посевной кампании. Дома были оставлены семилетний сын Вася и его двухлетний братишка. По мнению Власенкина, все произошло так.

Дождавшись, когда Вася, подхватив своего братишку, подался в сельповскую лавку, чтобы посмотреть новые коробки с леденцами, Агафья прокралась в дом. Она знала, что совсем недавно Власенкин со своей женой побывали в городе и привезли оттуда два куска батиста на платье и мужские рубахи. Многие женщины, перед которыми так хвасталась его жена тканями, не скрывали своей зависти, хвалили покупку. Забравшись в дом, Агафья не знала, где спрятан батист, и начала поиски его. В сенцах она задела и опрокинула ведро с керосином. Потом, чтобы посмотреть на разлитое, она зажгла спичку и бросила ее на горючее. Этого она не заметила и снова метнулась в дом на поиски батиста. В это время весь дом обдался огнем, и увлеченная поисками Агафья уже не смогла выбраться из него. Именно так хозяин дома говорил каждому встречному и поперечному.

Женщины, которые видели покупку Власенкина, легко соглашались, что такой прелестью Агафья могла бы соблазниться, хотя раньше ничего подобного за ней не замечалось. Окруженный сочувствующими, охающими погорелец требовал от правления, чтобы колхоз полностью взял на себя расходы по строительству дома. Девка она колхозная, рассуждал он, поэтому и с колхоза спрос за нее.

По-всякому воспринимали сельчане эту трагическую весть. Одни недоумевающе жали плечами, другие выражали свои мысли более откровенно, начиная всякие суждения со шаблонной поговорки для такого случая: «Хоть и нехорошо говорить о покойнике плохое, но…».

— Кто бы знал, что она такая…

— Позарилась на чужое добро, а господь-то и покарал…

На первый случай погорельцу был отдан домишко Агафьи. Небогатый скарб погибшей правление единодушно решило считать собственностью пострадавшего. Принимая дом, новый хозяин оценил его язвительной усмешкой: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».

Но версии погорельца о причине беды жить пришлось недолго.

Несколько дней работала на селе следственная комиссия, хотя члены ее, приехавшие из района люди, были не из новичков в своей работе. Уже были закончены опросы, подготовлен акт о гибели человека. Но точка на расследовании все же не была поставлена. Одному из членов комиссии еще раз захотелось взглянуть на детей. Семилетний Вася, который во время расспроса все время твердил о лавке и «лампасейках», куда-то убежал, а двухлетний Миша, еще не научившийся понимать беды, неутомимо гонял по комнате Агафьиного кота. Следователь подозвал малыша, и вдруг его глаза округлились от удивления: на коже малыша чуть ниже локтя расплылось красное пятно.

Удивило его и то, что родители ничего не сказали об этом ожоге. Маловероятным было и то, что такую «ваву» ребенок приобрел как-то незаметно и тихо. Во время пожара? Но ведь он был с братом в магазине, а потом, когда огонь уже бушевал, кто бы его туда подпустил?

Или он все-таки там был? Тут было что-то неладное. И следователь еще раз решил поговорить со старшим мальчиком, убедиться, всю ли тот говорил правду. И вскоре выяснилась совершенно другая картина.

Сразу же после ухода родителей Вася кинулся к керосинке, свернул набок кожух и подпалил фитиль. Потом он полез под сундук и достал оттуда кусок свинца. Вся его затея состояла в том, чтобы растопить металл и сделать из него округлую болванку для игры в бабки. Почти у всех мальчишек такие «свинчатки» уже были. Мальчуган зажег керосинку и вывернул фитиль чуть ли не до отказа. Языки пламени едва не доставали дна консервной банки, в которую он положил свинец.

Огонек керосинки сразу же привлек Мишу. И он начал совать куски бумаги в огонь. Раза два Вася отгонял от себя брата, но, когда металл расплавился, он схватил тряпку и унес банку в другую комнату, чтобы вылить его в подготовленную форму. Миша запалил большой кусок промасленной бумаги. Но тут пламя обожгло малыша, и он бросил догорающий кусок бумаги на пол, на пропитанные керосином доски. В этом месте много лет стояло ведро с керосином, которым хозяин пользовался для заправки лампы, керосинки и примуса.

Пол вспыхнул, и пламя лизнуло руку малыша. Он с перепугу и от боли закричал не своим голосом и бросился наутек, в комнату, шмыгнул под кровать и умолк. Выскочивший в сенцы Вася, вначале оторопел, потом начал ногами затаптывать огонь. Делал он это с отчаянной торопливостью, но толку было мало: огонь не снимался. В суматохе Вася не заметил, как зацепил ногой ведро с керосином и опрокинул его. Огонь ухнул, и пламя взметнулось к самому потолку. Перепуганный насмерть мальчишка выскочил из дому и с криком побежал по улице, которая как назло оказалась пустынной. В это-то время из-за угла и вывернулась Агафья.

— Пожар! Дом наш горит! — не помня себя орал мальчишка.

— А ребятенки-то где, Танька с Мишкой? — сразу же спросила Агафья.

— Там, там! Дома никого! — кричал и плача, указал Вася на свой дом.

Развязка наступила быстро. Агафья выбила окно и запрыгнула в прихожку. Деревянный дом давнишней постройки пылал уже большим костром. Языки пламени обрабатывали верх, пробивались из-под фронтона наружу. Из разбитого окна повалил черный дым.

Агафья с криком бегала по комнате, разыскивая детей. И вот она, вся разлохмаченная и перепачканная сажей, показалась у разбитого окна, просунулась, поставила на землю Мишку и опять исчезла в густом дыму.

— Таня! Таня! Где ты, дочка? — вот все, что успел услышать из объятого пламенем дома Вася.

Но растерявшийся мальчуган не сообразил, что Агафья ищет в доме сестренку, которой там нет. Ее взяли с собой родители. И в это время наверху что-то треснуло, закачалось и вдруг пылающая кровля, как огромная шапка, опустилась и накрыла все, что находилось в доме.

Боясь большой взбучки от отца за содеянное, Вася и придумал свой рассказ о сельповской лавке и о красивых банках с леденцами.