Глава 10

Я вышла из редакции и остановилась на пороге. Солнце уже скрылось за крышами домов, но в воздухе все еще чувствовался летний зной. От мостовых так и жарило. Хотелось дождя, влажности, запаха свежей листвы и мокрого камня. Прохлады. По проезжей части туда и сюда сновали соланы, развозя пассажиров по их уютным домам и квартирам, спешили пешеходы.

Мне вдруг тоже захотелось домой. Спрятаться за стенами моей уютной квартирки на Речной улице, свернуться комочком на диване, который купила всего две недели назад, потратив на него аж два своих месячных жалованья в редакции, взять в руки какой-нибудь роман из тех, что периодически мне подбрасывает единственная моя подруга в столице — Мириам Лавальон. Девица крайне романтического склада и неуемной фантазии. Мы потому и подружились с ней, что обе не могли долго усидеть на месте и все время впутывались в различного рода переделки. И наказания отбывали тоже вместе.

Я вздохнула и покосилась на ясное все еще небо. Стало чуточку грустно. Мириам сейчас в академии, в отличие от меня, у нее резерв был вполне себе достаточным и перевестись на профильное обучение она смогла. Правда, мэтр Андаризи отдал бы что угодно, чтобы она тоже покинула стены оплота науки, но… против господина Лавальона, владельца одного из крупнейших банков в империи и по совместительству деда моей неугомонной подружки, даже наш строгий и принципиальный куратор ничего поделать не мог. К тому же и экзамены Мири сдала вполне прилично.

Я снова вздохнула.

Искушение плюнуть на все и отправиться домой было велико. Даже слишком. Но, хитрая я, не один раз общавшаяся с Томой Брайтом — а поговорить наша звезда любила всегда, — помнила еще его разглагольствования, что самые запутанные преступления обычно раскрываются в течении первых суток.

А вот если за двадцать четыре часа найти преступника не удалось, то все, пиши пропало, дальше становится уже труднее.

Ну и потом, не могла же я вот просто так взять и сойти с дистанции и уступить право первенства этому вредному Мартину Алану. Да ни за что. я скорее съем свою шляпку, чем признаюсь в том, что какой-то там главный следователь по особым поручениям, магистр смерти, лорд и что-то-там-еще, хитрее, быстрее и умнее Рианны Сольер. Нет уж! Сольеры не сдаются на полпути!

Подбодрив себя таким образом, вытащила из ридикюла блокнот со своими записями и с удивлением заметила, что он почти весь исписан. Вот это да! Вот это я разошлась в поисках информации. Сделав мысленную зарубку, завтра с утра обязательно заскочить в лавку канцелярских товаров и накупить себе еще тетрадей и блокнотов, принялась листать странички.

Начать расследование решила с лорда Николаса Претта. Стоило удостовериться в том, что он не имеет никакого отношения к смерти своей возлюбленной. Да и вообще, надо было точно узнать, за него ли покойная собиралась замуж? И потому действовать придется очень и очень осторожно, не выдавая всех своих секретов. А то получится, что леди Нейрос на самом деле питала нежные чувства не к самому лорду, а к его водителю, например?

Нет, тут нужна хитрость и осторожность.

Из «Герольда» я выписала адрес столичного особняка лорда Претта, а из статей господина Молара, помнила, что вышеозначенный лорд любит проводить время в мужском клубе «Алигатор» (и кто додумался дать такое название клубу?). Своих многочисленных подружек красавец-лорд предпочитал кормить в «Короне» — самом дорогом ресторане не только в столице, но и во всей империи.

Время приближалась к ужину, и можно было предположить, что Прэтт сейчас как раз вкушает деликатесы в «Короне». Я на миг задумалась.

Ужин в «Короне» я себе позволить могла. Особо в средствах стеснения у меня не наблюдалось. Императорская благодарность, пожалованная моему папеньке за создание соланов, а также довольно внушительная сумма, которую мой родитель заработал посредством своих изобретений, плюс его наследство в семейном фонде — составляло приличное состояние. Ну, а еще ко всему этому приложил руку мой отчим, человек, рожденный со счетной машинкой во рту.

Сразу после трагической гибели моего отца, маменька пыталась сама вести дела. Получалось у нее это не очень, если честно. Я, правда, в то время была еще слишком мала, чтобы разбираться хоть в чем-то, но кое-что из разговоров помнила. И жалобы маменьки на то, что она вот совершенно не разбирается в делах и в том, как надо управлять предприятиями. И потому, сразу после очередного замужества, она, как истинная женщина, тут же спихнула все дела на нового супруга.

Отчим мой, стоит признать, всегда был умелым дельцом. Имея около двадцати мануфактур по всей стране, контрольный пакет акций в «Южном императорском банке» — и это только то, о чем мне известно — заниматься какой-то мелочью — это, кстати, его собственные слова — особого желания не имел, но супруге не отказал. Он, вообще, маменьку всегда баловал чрезмерно и любил до беспамятства. Да и меня никогда ни в чем не ущемлял. Разве что, запрещал сбегать с соседскими мальчишками на речку рыбачить или вот на плотах спускаться, да прыгать с крыши сарая, чтобы научиться летать. Да еще пару раз отправлял в комнату без десерта и слугам — гад какой! — запрещал тайком таскать мне пирожные и сладости, вроде как в воспитательных целях. Но последнее наказание было мной заслуженно — это стоит признать. Я тогда его партнерам, дяденькам очень сурового представительного вида, в чай чернил налила и вместо сахара подсунула порошочек какой-то, в папенькиной шкатулке найденный. Они его когда в чай насыпали, оттуда пена повалила и вонять стало мерзко так, горничные потом три дня кабинет проветривали, а от запаха так и не смогли избавиться.

В общем, жиди мы с отчимом вполне мирно и даже можно сказать, что душа в душу, ровно до того момента, как он не решил посредством меня укрепить свои деловые отношения с господином Ширдо, нашим соседом, и тоже одним из богатейших предпринимателей южной провинции.

Вот тогда-то и нашла коса на камень, поскольку становится средством для развития бизнеса и укрепления партнерства я становиться не желала. А Витольда Ширдо, того самого за которого меня сватали, так и вовсе терпеть е могла, с самого детства. И вот как-то тот факт, что папеньке этого самого Витольда принадлежит почти половина всего судостроительного бизнеса в Рагнаве, меня тоже не вдохновляло.

И тогда я сбежала в столицу, к дяде Филу. Нет, поначалу я даже не вспоминала о дядюшке. Видела я его всего-то раза два в своей жизни, последний аккурат на маменькиной свадьбе, мне тогда всего-то пять лет было. Это уже в столице, когда я с товарного поезда соскочила и чуть не убилась, а потом лежала в кустах, вдоль железнодорожного полотна, и пыталась заново научиться дышать, услышала, как рабочие какие-то разговаривали. И один из них жаловался на несправедливость и на профсоюз и еще на что-то, а второй ему ответил, что у Сольера в «Голосе» всегда правду печатают и надо к нему в редакцию обратиться и все рассказать.

Вот тогда-то я и вспомнила о том, что у меня в столице дядя имеется. И даже адрес его раздобыть смогла. Чудом отыскала, и еще большей удачей оказалось то, что дядя Фил меня признал и принял.

Ну а когда он опекунство стал оформлять, то отчим и наследство мое передал, отряхнул руки, как он сам выразился. Потом погрозил мне кулаком, усмехнулся и сказал, чтобы не смела мать забывать и в гости приезжала. Первое время, я домой часто ездила, потом уже, когда в академию поступила, то за три года — один раз только и была, полтора года назад, да весной маменька с братьями приезжала, гостила у дяди Фила, по лавкам ходили вместе, мальчишкам столицу показывали.

Весело было. Братья у меня, несмотря на то, что отцы разные, истинно сольеровский характер как-то умудрились заполучить. Этим я, кстати маменьке и попеняла, когда она пыталась было меня жизни учить и упрекать в том, что в возрасте восемнадцати лет приличные девицы на женихов засматриваются и наряды перебирают, а не помогают двум школярам, двенадцати лет от роду, вскрывать оружейную да на заднем дворе из винтовки по бутылкам стрелять. А дядя Фил еще и подзатыльников нараздавал, всем троим, потому как оружейная была на мне. А вот бутылки мальчишки из дядюшкиного кабинета утащили. И не все из них даже початые были.

Матушка тогда на мои возмущения как-то смутилась, покраснела даже слегка, а затем слегка смущаясь заметила, что несмотря на бурную молодость, она в мои годы уже и замужем была и меня под сердцем носила и вообще, исправилась и теперь жизнь ведет приличную и никаких каверз никому не устраивает и вообще.

Дядя Фил, никогда особо мануфактурами не занимался, да и фермерское хозяйство его не увлекало, потому он просто нанял управляющих, учредил фонд, и объявил, что в полное владение наследством я вступлю только по достижении двадцати пяти лет, либо если замуж выйду.

Ну а до двадцати пяти лет мне выплачивается ежегодная рента… размер которой весьма и весьма недурен. И если в последнее время, я как-то несколько увлеклась: апартаменты сняла, чтобы от дяди с его женихами съехать, мебель там, гардины, финтифлюшки-статуэточки разные, наряды поприличнее. А вот за три года в академии да год до ее поступления, я своей ренты не касалась вовсе, так что сейчас на счету у меня приличная сумма в распоряжении, да на горизонте маячит очередная выплата.

И потому ужин в «Короне» вот никак не мог стать для меня сколько-нибудь существенной проблемой в плане финансовом. Но вот с другой стороны, назревало сразу два неразрешимых вопроса.

В такие места, как «Корона» зайти с улицы без предварительного заказа практически невозможно. Но, даже если мне бы и удалось заказать там столик, то… появиться в самом фешенебельном ресторане столицы, где, по слухам, не брезгует обедать и сам император (врут, как по мне) без сопровождения, в дневном платье, без украшений меня просто не пустят даже на порог.

Нет, можно было бы вернуться обратно в редакцию и подольститься к дяде Филу, для которого нет ничего невозможного, но тут меня останавливало то, что отправляться на поиски информации в компании с родным дядюшкой как-то… Да глупо это!

Если дядя Фил только узнает о том, что именно я собираюсь делать — точно запрет в каком-нибудь подвале, без права на помилование.

Но даже если и рискнуть, то мне все равно придется ехать домой, чтобы сменить платье, а это, на минуточку, через полстолицы, да в час пик. Да потом еще через вторую половину столицы добираться в «Императорский банк», где хранятся мои немногочисленные драгоценности. Этак я до утра туда-сюда кататься буду и ни в какую «Корону» точно не попаду.

В мужской клуб мне так и вовсе попасть будет невозможно, даже при содействии любимого дядюшки.

Так что остается только один вариант — особняк лорда Прэтта.

Вот туда-то я и направилась, остановив свободный солан.


По дороге к особняку лорда Прэтта попыталась набросать список вопросов и придумать, как завязать разговор, но ничего путного в голову не пришло. Решила, что буду действовать по ситуации, и принялась рассматривать столицу через окно солана.

Тайр по праву считается одним из прекраснейших городов Рагвара. С его белоснежными дворцами, куполообразными храмами, многочисленными фонтанами и парками.

Но не это привлекает меня в Тайре. Здесь особый воздух. Здесь пахнет свободой. После жаркого юга, его бескрайних плантаций и зеленеющих полей, Тайр, словно бы весь состоящий из белого камня, с бешеным движение соланов по вымощенным булыжником мостовым, с бесконечным потоком людей на тротуарах стал для меня отдушиной.

Мне нравилось здесь. В Тайре я чувствовала себя на своем месте. И ни за что бы не променяла суетливую и шумную столицу, на спокойный и неторопливый юг. Мне было тесно там, душно, я все время чувствовала себя зажатой в рамки со всех сторон. На меня давили условности, правила приличия и необходимость всегда и во всем оглядываться.

Тайр же в этом отношении булл куда как раскрепощение и свободнее.

Солан остановился перед высокими сплошными воротами, я расплатилась с извозчиком, выпорхнула на мостовую и огляделась по сторонам.

Особняк Прэттов находился на одной из тех улочек, которые в Тайре называют «элитными». Широкая мостовая, высокие заборы, за которыми не видно ничего, за исключением раскидистых крон деревьев. Здесь всегда тихо, всегда спокойно и никогда ничего не происходит. На таких улочках живут аристократы, любящие уединение. Честно говоря, мне почему-то казалось, что лорд Николас Прэтт выберет для себя другой район, более шумный, модный, наполненный светом магических фонарей и шумом снующих туда и сюда соланов.

Но нет, несмотря на всю свою неуемную фантазию, жить лорд Прэтт предпочитает в тишине и спокойствии. Любопытно.

Я приблизилась к воротам и, отыскав магический извещатель, нажала на него. Прислушалась, пытаясь различить переливы звонка, но к сожалению ничего не расслышала.

Ждать пришлось недолго. Всего через минуту, смотровое окошко отворилось, я вив собой привратника… наверное?

— Добрый вечер, — я была сама любезность, — мне необходимо повидаться с лордом Прэттом. Николасом Прэттом.

— Сегодня приема нет, — ответили мне и захлопнули окошко.

Честно сказать, я опешила. Направляясь в резиденцию лорда, которого уже подспудно считала виновником страшного преступления, я видела в своих мечтах, как умело вывожу его на чистую воду и обличаю в совершенном преступлении. Я даже представить себе не могла, что меня банально к нему не пустят. Да как так-то!

Я еще раз нажала на магический извещатель. На этот раз противный дядька-привратник не торопился общаться со мной, и пришлось жать долго. До тех пор, пока смотровое окошко не откроется снова.

— Покиньте территорию, — возвестили мне каким-то неживым тоном. — В противном случае я буду вынужден вызвать полицию.

— Но мне очень нужно поговорить с лордом! — воскликнула я, делая самые несчастные глаза, на которые только была способно. — Очень-очень. Это вопрос жизни и смерти! — с горячностью добавила в конце и даже прижала молитвенно сложенные ладошки к груди.

По ту сторону ворот вздохнули. Тоже несчастно.

— Не имею права пускать. Вас нет в списке посетителей.

— Но как вы можете знать, что меня там нет, если даже не спросили, как меня зовут? — воскликнула я, лихорадочно соображая, что будет, если я назовусь сейчас именем леди Нейрос. Поймет этот дядька-привратник (хотя, какой он дядька, суровый военный, ни больше, ни меньше, который не понятно что забыл в привратницкой лорда Прэтта), что я нагло сочиняю или нет?

— Сегодня вообще посетителей нет, — усмехнулся привратник. — Так что ступайте-ка домой, мисс. И не ищите приключений. Лорд Прэтт не принимает.

— Но мне очень нужно, — взмолилась я. — Ну только на минуточку.

— Да нет его, не вернулся еще, — наконец смилостивился привратник.

— А когда появится? — тут же поинтересовалась я.

— Ступайте домой, мисс, право слово. Не гоже это, молодой девице к неженатому мужчине в дверь ломиться, что люди-то подумают.

И он снова захлопнул смотровое окошко. И сколько я ни пыталась, сколько не нажимала на извещатель, сколько не колотила по воротам, никто больше не торопился со мной разговаривать.

— Ну ты Ришка и попала, — выдохнула я и обхватила себя руками за плечи. — И что теперь делать?

Я постояла еще несколько минут перед запертыми воротами. Затем прошлась туда-сюда, пнула носком туфельки какой-то камешек, немыслимым образом появившийся идеально выметенной мостовой, и решила прогуляться вдоль забора. Нет, перелезть через него я не думала. Увы, но даже в пору моего бурного непоседливого детства на пыльном юге, такие высоты были мне не под силу. Да и зацепиться здесь совершенно не за что.

Я медленно брела по мостовой, делая вид, что прогуливаюсь и размышляла, что делать дальше. Нет, с одной стороны, модно было бы отправиться сейчас домой, а завтра с утра явиться в редакцию и пытать господина Молара на предмет контактов лорда Прэтта. Старый сплетник уж точно должен знать, как можно связаться с сиятельным аристократом, не раз и не два мелькавшем на страницах светской хроники. Но, честно говоря, мне хотелось как можно дольше сохранять в тайне ход расследования. Не оставляла меня уверенность в том, что дяде Филу точно не понравятся некоторые сои методы. А то и все сразу. Не понравятся. Определенно.

И поскольку вариант с обращением к главному сплетнику столицы отпадал, у меня оставался только один выход — ждать.

Привратник обмолвился, что лорда нет дома. Это значит, что рано или поздно, он сюда вернется. Вот и придется прогуливаться под забором до тех пор, пока это не случится. Я только буду надеяться, что это произойдет сегодня, и не слишком поздно.

Приняв решение, я воспряла духом и уже куда бодрее затопала по мостовой. В одну сторону, затем в другую. Неторопливо так, чточно бы совершая вечернюю прогулку.

Спустя два часа, я уже глухо возненавидела лорда Прэтта, который по какой-то причине не торопился возвращаться домой засветло — на столицу уже опустились сумерки. К этой ненависти добавилось глухое раздражение на тесные туфли, которыми я натерла ногу. И ведь куплены они за приличные деньги и башмачник клялся мне, что изготовил это произведение искусства из мягчайшей кожи. Врал, поганец. Как есть врал. Мягчайшая кожа никак не могла натереть мне ногу всего за каких-то два часа. Еще мне хотелось пить, есть и, желательно присесть куда-нибудь. А еще лучше — прилечь. А лорд Прэтт все еще не возвращался.

Я шумно выдохнула, резко развернулась и потопала обратно к воротам. Ни о какой прогулочной походке речи уже не шло, я едва переставляла ноги от усталости. Прибавить к этому еще то, что с наступлением темноты, в воздухе заметно похолодало, и можно было сделать вывод о том, в каком отвратительном настроении я находилась.

Вариант с тем, чтобы завтра с утра смиренно просить помощи и господина Молара уже казался мне единственно верным. Я остановилась неподалеку от смотрового окошка, прислонилась плечом к фонарному столбу и прикрыла глаза от усталости.

Вот сейчас чуть-чуть отдохну и пойду искать солан, чтобы добраться до дома. Мысли тут же переключились на то, что за все время моего променада мимо прехало от силы пять или шесть соланов, и ни одного наемного.

— Вот же невезение, — выругалась я в полголоса, — это куда же мне тащиться придется, чтобы поймать экипаж? Что за день-то сегодня такой.

И в этот момент я услышал рокот приближающегося солана.

Загрузка...