О том, в какой глубокой яме я оказалась, понимать начала почти сразу, как мы с дядей Филом ударили по рукам. Просто не мог он вот так взять и отдать мне важную статью. Вот никак не мог. Дядя Фил, он, конечно, замечательный. И меня любит очень, как-никак я его единственная племянница — своих-то детей у него нет. Но еще он не один раз неоднозначно высказывался, что приличной девушке нечего лезть в мужское дело, а все, что от нее нужно — это удачно выйти замуж.
Именно по причине этих самых его убеждений, я и съехала из его особняка сразу же после того, как меня выпустили из академии. Просто кому понравится, когда эти самые «удачные» женихи шастают вокруг в любое время дня и ночи? Вот и мне это не нравилось, а дядя… он же ничего слушать не желал, все твердил о том, что раз с академией у меня ничего не вышло, то прямая дорога мне — замуж.
И вот сейчас он сам, по собственному желанию, так сказать, предложил мне написать статью об убийстве? Нет, что-то здесь однозначно не так.
Я прищурилась и подозрительно покосилась на довольного дядю Фила, настроение у которого из отметки «порву любого» вдруг резко доросло до точки «сегодня просто чудо какой замечательный день». Подозрительность моя только возросла.
— Ну, что, Рианка, — потер ладони главный редактор «Голоса Тайра», улыбаясь так широко, что мне вот уж совсем не по себе стало. — Иди, твори. Не забудь только, что статья должна в завтрашнем номере выйти. Ступай-ступай, не мешай серьезным дядям работать.
Я насупилась, встала и даже почти дошла уже до двери, как услышала в ответ:
— Документы заберешь у Малкольма через час.
— И кристалл дашь? — резко развернувшись, я удивленно посмотрела на дядю.
— Еще чего! — вскинулся он. — Не доросла еще до таких игрушек. Ручками все, ручками.
И коварный главный редактор ехидненько так захихикал, потирая ладони и приговаривая о том, что уже завтра пойдет заказывать костюм на мою свадьбу.
— Потому что у Бердолини всегда такая очередь, — посетовал этот… этот… — У него ведь весь цвет нашей столичной аристократии одевается.
Я лишь хмыкнула в ответ и решительно вышла из кабинета, предварительно стребовав магический амулет-оповещатель, с его помощью главный редактор в любой момент может связаться со своим работником и вызвать того в редакцию.
В приемной обретался Малкольм. Он покосился на меня с пренебрежением, губы так поджал, точно перед ним не я, умница и красавица, а что-то уж и вовсе неприятное.
Я только фыркнула в ответ, и больше не обращая на дядюшкиного секретаря никакого внимания, гордо так направилась к выходу. Идти то я шла, только вот чем ближе была дверь, тем отчетливее я понимала, что… плохо все. А мысли в голове вертелись разные. И нехороших было куда как больше, чем приятных. Это ж во что я такое сейчас ввязалась? Это что же мне не сиделось в том пыльном чулане, который отвели младшему помощнику корректора, да статейки не правила? И вот что сейчас делать-то?
Эйфория от удачно выигранного спора лопнула, как мыльный пузырь, оставив после себя неприятный липкий осадок. Вышла в коридор, дверь за собой прикрыла и взвыла тихонечко от осознания того, в какой глубокой яме я оказалась. Это что же мне сейчас делать-то? Куда бежать? Кого опрашивать? Да я же ничего не знаю и даже не представляю себе с чего начинать?
От понимания всей ситуации я взвыла уже в полный голос. Хорошо еще, что в коридоре второго этажа никого не было. Это внизу всегда царил хаос и гвалт: бегали журналисты, курьеры, приходили и уходили осведомители и другой сброд, дверями там еще любили хлопать от души и ругаться так, что у приличной барышни уши вяли. Дядя сразу хотел, чтобы я там сидела, но когда сам с полчаса послушал, о чем его «мальчики» разговаривают, быстренько приказал специально для меня кабинет приготовить.
Ну как кабинет — каморку для метелок, а приготовить — это в его понимании все метлы и ведра оттуда вынести и стол письменный занести. А то, что когда там стол установили, я к этому самом столу могла разве, что по воздуху добраться его уже не интересовало никак.
Я вздохнула. Огляделась еще раз. На втором этаже редакции находились кабинеты самых лучших дядиных журналистов. Сюда-то и посторонние не допускались, потому и царили в большинстве своем тишина и покой. Взгляд мой скользил по рядам глухих дверей, отмечал таблички, на которых были написаны имена и фамилии. Вон, в самом конце коридора кабинет Тома Брайта, святая святых, туда и дядя-то частенько с опаской входил, а рядом с ним кабинет господина Молара, чуть ближе к лестнице обретается леди Истар.
Так… озарение пришло внезапно. Точно вспышка.
— Ну конечно! — воскликнула я и даже подпрыгнула на месте. — И как это я сразу не догадалась?
Круто развернувшись, я влетела в приемную.
Малкольм, сидевший за своим столом и важно что-то разглядывающий на листе бумаги, аж подскочил от неожиданности.
— Что? — возопил он, подрываясь с места и бросаясь мне наперерез. — Туда нельзя! Господин главный редактор занят!
Он и, правда, попытался меня не пустить. Меня! Но я оказалась быстрее и наглее. Оттолкнув мерзкого секретаришку с дороги, я влетела в кабинет дяди и захлопнула дверь прямо перед носом у Малкольма.
Дядя Фил сидел за своим столом, на том же самом месте, где я его и оставила несколько минут назад и, нацепив очки, что-то увлеченно рассматривал.
— Ри? — он удивленно вскинул голову, когда я вбежала в его кабинет. — А что….
Но я не обратила на него никакого внимания. Решительно прошла к шкафу, что гордо возвышался вдоль одной из стен и, распахнув дверцы, практически нырнула во встроенный туда бар. Весело зазвенела посудой и бутылками, пока не отыскала собственно то, ради чего и вернулась.
Прижав к груди непочатую бутылку лучшего коньяка — а дядюшка мой в этом толк знал определенно, — я вынырнула обратно и с победным выражением на лице, обернулась к дяде Филу. О, это надо было видеть! У него было такое выражение, такое… глаза выпучены, рот открыт, очки на бок съехали… Я даже пожалела о том, что у меня под рукой не было магического кристалла. Такие моменты нужно запечатлевать. Горестно вздохнув, понимая какого компромата лишаюсь, все еще прижимая бутылку к груди, я, гордо расправив плечи, поплыла к выходу.
И только взялась за ручку двери, как сзади раздалось:
— Растешь, Рианка, растешь. Не ожидал от тебя, если честно. Но, что уж тут, моя школа.
И вот эти слова для меня, как бальзам на душу подействовали. Так хорошо сразу стало, тепло внутри разлилось, а за спиной точно крылья выросли. В приемную я прямо-таки выпорхнула. Дверь за собой прикрыла аккуратненько и даже Малкольму улыбнулась, от чего противный секретарь едва мимо стула не сел.
Но я на него уже внимания не обращала. Передо мной стоял он. План! И я спешила на всех парусах к его выполнению.
Когда ты хочешь узнать что-нибудь, что касается кого-нибудь из богатых и знаменитых, у тебя есть только одна дорога — к господину Молару.
Старый джентльмен знал на память все аристократические семейства, он прекрасно разбирался в генеалогии и мог быстрее самих аристократов проследить их родословную до десятого колена. А еще, господин Молар был непревзойденным сплетником. У него был нюх на разного рода слухи. Ни один скандал в более-менее достопочтимом семействе не проходил без того, чтобы штатный сплетник «Голоса Тайра» не написал об этом. Хотя, стоит признать, что большую часть этих самых скандалов, господин Молар создавал сам.
Именно к этому весьма и весьма интересному господину я и направилась, рассудив, что кто как не он должен знать все-все про семейство Нейрос. А чтобы он меня точно выслушал и даже посоветовал хоть что-нибудь дельное, прихватила дядюшкин коньяк. А что такого? Дяде Филу лекари еще два года назад прописали спокойный образ жизни, меньше волнений и полный отказ от спиртного, жирного и жареного. Только вот бессменный редактор и он же по совместительству хозяин газеты «Голос Тайра» вместо того, чтобы жить в свое удовольствие и греть пу… хм… отдыхать на водах, как то положено немолодому господину его возраста и положения решительно отказывался освободить кресло главного редактора и вести куда более спокойный образ жизни, тратя те денежки, что успел заработать за столько-то лет.
А раз так, то и… короче, я решила, что лишиться коньяка, пусть даже от отличнейший и безумно дорогой — это не такая уж беда, для того, кому на этот самый коньяк даже смотреть нельзя. Здоровее будет, вот!
Господин Молар отыскался в своем кабинете, а у него был именно свой собственный кабинет. Потому как, помимо всего прочего, сей почтенный джентльмен считал, что вокруг него находятся одни завистники, которые только и смотрят, как бы украсть у него прямо из-под носа очередную сплетню или «сенсацию», как он сам называл свои новости.
— Господин Мола-а-ар! — я приоткрыла дверь в его кабинетик и просунула туда нос. — Господин Мола-а-ар, доброе утро!
— А, Рианна! — морщинистое лицо старого джентльмена просияло. — Входи, у тебя есть, что мне рассказать проказница?
Не знаю почему, но старый сплетник полюбил меня с самого первого взгляда и всегда улыбался при встрече и даже немного заигрывал. Я же со своей стороны никогда ничего против него не имела, потому в меру сил и благоразумия поощряла его совершенно ненавязчивые и ничего не требующие взамен знаки внимания. Да и нравился мне этот старичок, если честно, с ним, по крайней мере, всегда было интересно поговорить. А уж сколько пикантных подробностей он знал…ммм…
— У меня? — весьма натурально состроила удивленную рожицу я, закрывая дверь, и тут же многозначительно добавила. — Может быть, очень может быть, — и с самым невинным видом протянула ему бутылку коньяка.
— Так-так-так, — потер сухонькие ладошки друг об друга этот старый сплетник, а затем увидел бутылку у меня в руках и замер, только и смог, что выдохнуть дрожащим шепотом: — Это что?
А на коньяк смотрел таким взглядом, точно бы я ему несметные сокровища принесла или, что для господина Молара было куда предпочтительнее, магоснимки с принцессой в пикантной ситуации.
— Это взятка! — бодро отрапортовала я и тут же снова скорчила просительную мину. — Господин Молар, а господин Молар, а вы же мне не откажете.
— А? — сухонький старичок, кажется, даже не услышал, что именно я спросила. Он смотрел на коньяк, как смотрят моряки на возлюбленную после двадцати лет в море. — Что ты спросила, милая?
— Мне помощь нужна, — вздохнула я грустно. — Без вас, ну никак.
Вот как знала, что подарок ему понравится. Ну, любил наш штатный сплетник хороший коньяк, очень любил. Причем, это если учесть, что пил он совсем немного. И я даже один раз имела счастье быть приглашенной к нему на рюмочку. Молар делал из этого целый ритуал.
— Ну конечно, — он отмер, улыбнулся и протянув сухонькую руку, цапнул бутылку, прижал на миг к груди, погладил ее нежно по блестязему стеклянному боку, а затем спрятал в шкаф. — Все что попросишь, роза моя майская, сирень благоухающая, лилия…
— Болотная, — закончила я за него.
Мы переглянулись и расхохотались.
— А не выпить ли нам? — отсмеявшись, поинтересовался старый джентльмен.
— Что вы господин Молар, — я округлила глаза и в притворном ужасе захлопала ресницами. — Как можно?! Еще же раннее утро!
— Чаю, моя дорогая, чаю. А вы что подумали? — тут же выкрутился господин Молар.
— Именно так я и подумала, господин Молар, именно так. — Это была наша с ним своеобразная игра, которая всегда начиналась и протекала по одному и тому же сценарию, ну за исключением, некоторых моментов, вот как сегодня.
Несмотря на то, что этот старый сплетник несколькими словами мог разрушить жизнь или карьеру какому-нибудь аристократу или богатею, он никогда не делал гадостей темп, кто ему нравился. А я нравилась. Чем и гордилась.
После того, как чай был приготовлен и все необходимое появилось на столе, а из чашек поднимался ароматный парок (кстати говоря, в такую жару, горячий чай разве что нюхать и было можно), мы с господином Моларом уселись, по обе стороны стола друг напротив друга, он, наконец, первый задал вопрос:
— Итак, птичка моя, что ты хотела мне рассказать?
— Мммм… — я в этот момент весьма неосторожно сунула в рот конфету и, ожидаемо, увязла в ней зубами, потому могла лишь невнятно мычать и страшно вращать глазами.
— Ох, Рианна, — покачал головой главный сплетник нашей страны. — Вы же привлекательная молодая женщина, магически одаренная, к тому же, когда же вы научитесь правильно вести себя в приличном обществе. Ведь зачастую, то впечатление, которое вы производите при первой встрече, имеет самое большое значение для развития дальнейших отношений.
— А что, я плохое впечатление произвожу? — я, наконец, расправилась с конфетой. — Вроде никто никогда не жаловался на отсутствие у меня манер.
— Конечно, никто и не пожалуется, — кивнул седой головой господин Молар, — но выводы сделают и сплетни пустят. А это, как вы прекрасно знаете, моя дорогая, еще никого до добра не довело! — он наставительно выставил вверх указательный палец. — Приличной молодой леди негоже, чтобы о ней сплетничали.
— Так я и не леди, и дара у меня нет. Вон, даже и академии выгнали на третьем курсе, чтобы не позорила их, — фыркнула в ответ и потянулась к следующей конфете. — Ай! За что?! — это меня бесцеремонно шлепнули по запястью.
— Для профилактики, — резюмировал мой оппонент. — Излагайте, что вы там хотели мне рассказать.
Я смирилась с тем, что сладкого мне больше не видать, а горячий чай пить в такую жару не хотелось совершенно, поэтому сложила ручки на коленях, опустила реснички и тихим, молящим голоском начала излагать.
— Да я в общем-то не рассказать пришла. Я к вам за информацией пришла, господин Молар. Мне очень-очень-очень… — в этом месте я молитвенно сложила ладони перед собой и жалобно-жалобно посмотрела на старого джентльмена, — нужна ваша помощь.
— Ай, молодец, — покачал головой дядюшкин журналист. — Ай, актриса. Сцена по тебе плачет негодница.
— Это почему это я негодница?
— Да потому что совершенно не жалеешь старика. А у меня годы уже, сердце слабое, лекари вон опять-таки на сосуды пеняют, суставы ломит…
— Ой, да ладно вам, — я махнула рукой и сбросила с себя невинно-просящую личину. — Вы еще многим молодым фору дадите.
— Ладно, хватит уже подхалимничать, — и не обращая внимания на мои нахмуренные брови и горячее желание доказать, что подхалимничать и не собиралась, господин Молар продолжил, — говори уж, помогу чем смогу.
Я победоносно улыбнулась, сцапала все-таки еще одну конфету и, откинувшись на спинку стула, произнесла:
— Мне бы побольше информации о лорде Нейросе. И еще больше, о его доченьке, не знаю, как зовут, но она у него вроде бы единственная.
— Единственная, — подтвердил господин Молар, — но из его глаз тут же исчезло всякое веселье, и он как будто бы подобрался весь, стал серьезным, — а что там с его дочерью?
— А что с ней? — я хлопнула ресничками и отложила так и не раскрученную конфету на край стола. — Вот я к вам и пришла узнать, что там с ней.
Но господин Молар не спешил отвечать, более того он удивил меня безмерно, когда оперся обеими руками о столешницу, приподнялся и подался вперед, чтобы быть поближе ко мне. А потом как рявкнет, я аж подскочила, вместе со стулом, между прочим:
— Ты куда влезла, паршивка малолетняя!
— Вы это чего? — на этот раз я не играла и на самом деле испугалась, в таком состоянии я господина Молара еще ни разу не видела.
— Я чего?! — старый сплетник побагровел от гнева, и самое страшное, что гнев этот был далеко не наигранным. — Это ты куда лезешь?!