Голос Тайра. Жертва порока

Глава 42

Сначала все это было интересно, и я развлекалась. Летала от свечки к свечке, тушила их, мстительно хихикая себе под нос, когда длиннополый паразит матерился, не понимая в чем дело и почему свечки, любовно расставленные им, гаснут одна за одной. И самое интересное было в том, что сама я никак не могла воздействовать на огонь, хоть и пыталась. И дула на огонек, и пробовала затушить пламя пальцами — ничего не выходило. А вот подолом платья получалось просто замечательно. Задумываться почему так, даже не пыталась. Просто, сама все равно не пойму, а спросить пока не у кого. Может быть, потом, когда все это закончится, я снова влезу в особняк Прэтта и заставлю его мне все-все рассказать.

А пока же просто издевалась над невысоким кругленьким последователем Темного бога. И мне было весело. Особенно радовалась, когда он стал материться в голос. Я столько новых ругательств услышала, что даже не минуточку пожалела о том, что у меня при себе нет моего блокнотика. Эх, такой материал пропадает.

Все это безобразие продолжалось минут десять. Я тушила свечку, ждала, пока сектант доберется до нее и снова зажжет и… тушила следующую. И так по кругу. Несчастный последователь Темного бога, которому поручили такое, как оказалось, непростое задание, как зажечь свечи вокруг пентаграммы, натурально вспотел бегать по кругу (рисунок-то был не маленький).

В результате, он все же не выдержал. В сердцах отшвырнул от себя магическую зажигалку, затопал ногами, принялся грозить кому-то невидимому кулаками. Мне стало смешно, особенно, учитывая, что я, как источник всех его бед, висела позади, а он меня не видел. И никто не видел. я точно знаю, потому как проверяла: подлетала со спины то к одному, то к другому сектанту и кричала «Бу!» прямо в ухо. Среагировал только один, и то, он явно не понял, что происходит, но заволновался и принялся озираться. Но поскольку о моем присутствии так никто и не догадался, я сделала вывод, что вот такое существовании на границе миров может быть даже очень увлекательным. Правда, мне не хотелось бы провести так остаток дней своих. Но я верила в лорда Николаса Прэтта, а еще больше — в дядю Фила. Уж последний точно придумает, как вернуть меня в мое же тело, если я сама не смогу этого сделать.

— Что происходит? — к «моему» сектанту приблизился еще один. Этот был повыше и постройнее. И во всем его облике чувствовалось уверенность человека, привыкшего отдавать приказы. Не удивлюсь, что это и был лорд Нейрос. — Что вы себе позволяете?

— Я? — взвился «мой» сектант. — Я позволяю? Да что тут вообще происходит?! Это издевательство!

— Прекратите немедленно! — холодно отрезал высокий. — Мы собрались здесь, чтобы воплотить в жизнь не только наши мечты и стремления, но ради великой цели — изменить мир! Распахнуть врата и вернуть из небытия того, кого забыли незаслуженно. Предали и пленили! А вы превратили все это в балаган!

— Я превратил? Я?!! — мой толстяк все еще бесновался. Он тяжело дышал, пот тек по его вискам, явно попадал под маску и мужчина чувствовал себя весьма неуютно, но пойти вопреки правилам и открыть свое лицо не решался. Пока. Ну, ничего, я сейчас еще что-нибудь придумаю и тогда…

Я перестала прислушиваться к пререканиям сектантов и огляделась по сторонам, раздумывая над тем, чтобы еще такое выкинуть, чтобы всем тут стало весело. Мыслей было множество, но, увы, все они были нереализуемы, по крайней мере, пока я находилась в таком вот, подвешенном, состоянии.

Я чуть качнулась из стороны в сторону. Покусала призрачными зубами призрачные же губы, нахмурилась. В голову ничего путного не приходило. Ну что я могу? Продолжать и дальше развлекаться со свечами? Так мне уже и самой это надоело, если честно. Начать гасить магические светильники, которыми освещался этот ритуальный зал? Не уверена, что у меня это получится. Воздействовать на них я никак не могу.

Грустно.

Неужели я наконец-то начинаю взрослеть?

Нет. Я даже головой мотнула. Нет, быть того не может. Я не хочу. Не желаю становиться серьезной и умудренной годами барышней. Это не для меня.

Забывшись, я подняла руку и дернула себя за прядь волос, глупая детская привычка, от которой я почти избавилась, но иногда, в такие вот моменты, как сейчас, еще забывалась. Руку прострелило болью и я, взвизгнув, крутанулась вокруг своей оси. Перстень, тот самый, который ни разу не обручальный, нагрелся и потяжелел. Я стала его чувствовать. И руку, на которой он находился… тоже стала чувствовать.

— Мамочки! — пискнула от страха и стала оглядываться вокруг. — Что происходит?

Холодок пробежался по коже, когда я вдруг встретилась взглядом с… Это был Диролл. Точно он. Мне даже не понадобилось срывать маску, я его и так узнала. Инстинктивно. А еще, он меня видел. Или… чувствовал? Не знаю, но смотрел этот мерзавец прямо на меня.

Рука наливалась тяжестью. Было больно. а я не могла двинуться с места. Просто окоченела, если можно так сказать про того, от кого одно только сознание и осталось.

Тьма, что клубилась по углам ритуального зала, пришла в движение. Метнулась ко мне, обступила со всех сторон и…

Следующее, что я почувствовала, был холод. А когда распахнула глаза, поняла, что все, случилось страшное — я вернулась в свое тело. И лежала теперь в центре пентаграммы, распятая на холодном каменном полу, в чем мать родила.

— Вот гадство! — не сдержала ругательства. — И как мне теперь быть?

Противные сектанты споро принялись за дело. Конечно, теперь им ничего не мешало. Не было никаких невидимых пакостников, задувающих свечи, никто не отвлекал и не лез под руку. Нечего было удивляться тому, что не успела я проморгаться и сфокусировать взгляд на каменном потолке, испещренном магическими символами, как все уже было готово: свечи горели, храны-накопители были расположены на своих местах, определенных правилами конкретного ритуала, а сами длиннополые мерзавцы распределялись по своим местам, вокруг пентаграммы.

Я занервничала. Сильно так. Даже живот свело от волнения — ритуал вот-вот начнется, а моих спасителей что-то не только не видно, но даже не слышно. Да и сама я теперь ничего не могу поделать. Попыталась подергать руками — ничего не получилось. Меня просто впечатало в каменный пол и распластало по нему. Я не могла пошевелиться и единственное движение, которое было в данный момент доступно — открывать и закрывать глаза. Ну еще губы шевелились. Мое единственное оружие и надежда на спасение.

— Добрый вечер, господа заговорщики! — бодро сообщила я и даже сама удивилась тому, как звонко и весело прозвучала эта фраза. — Правда, я не уверена в том, что сейчас вечер, но все же, вынуждена признать, что воспитание дает о себе знать. А посему — здравствуйте!

Молчание в ответ. Темные фигуры, с ног до головы закутанные в плащи, с надвинутыми на лица капюшонами, молча занимали свои места. И, по-моему, на мое приветствие вообще никто внимания не обратил. Это-то и стало решающим фактором в том, что произошло дальше.

Я обиделась! Это же надо, какое неуважение к барышне — мало того, что раздели, на холодный пол швырнули, так еще и о вежливости забыли! Нет, оставлять все так, я точно не собиралась о чем тут же и сообщила фигурам в темных плащах все тем же бодрым и звонким голосом.

— Маменька мне часто повторяла, что аристократы в большинстве своем, те еще мерзавцы и невоспитанные олухи, — добавила в конце, встревожено глядя на то, как один из сектантов становится у меня в ногах (кто это был определить я, конечно же, не могла, лицо под маской было не рассмотреть) и закатывает рукава своей рясы, — но мне хотелось верить, что все это враки. И зря, как выяснилось. Матушка моя — женщина необычайно умная. И знаете, что я вам скажу, господа? А скажу я вам о том, что матушку надо слушать. Она плохого не посоветует.

Несла я все больше чушь разную, сама даже не всегда успевала осознать, что именно говорю, а слова слетали с губ и повисали в напряженной тишине. И эта тишина, отсутствие какой-либо реакции со стороны моих пленителей только еще больше подзадоривала. Нет, вот правда, я тут вся такая обнаженная, лежу перед ними в самой что ни на есть неприличной позе, разговорами вот светскими их развлекаю, а на меня даже не смотрит никто. Непорядок!

Возле гада в рясе, что у меня в ногах расположился, появился еще один. Тоже в рясе, только поменьше ростом и покруглее. Кругленький стоял чуть позади, и держал на вытянутых руках талмуд, раскрытый аккурат посередине. Причем держал его этак услужливо, едва не согнувшись в поклоне, чтобы значит, сообщнику его удобно читать было. Сообщник не удостоил своего помощника и кивком и принялся… да читать из талмуда и принялся. И если судить по тому, что я ни слова не поняла из той тарабарщины, что он нес, первая стадия ритуала началась. Я заволновалась. Как там говорил Прэтт? Сразу им надо сконцентрировать энергию внутри круга, затем — напитать кровью внешний контур. До второго этапа доводить мне не хотелось совершенно. Малкольм ни в чем не виноват и его смерть от рук заговорщиков я не прощу ни себе, ни тем более, этим самым заговорщикам.

— Вот вы, лорд Нейрос, — я била

наугад, совершенно не будучи уверенной в том, что папенька леди Ариэллы на самом деле находился среди сектантов, просто вся эта картина, с главным гадом и его маленьким кругленьким секретарем была уж слишком откровенной и наводящей на определенные мысли. — Всегда слушались маменьку? Я сейчас про вашу маменьку спрашиваю, поскольку мою вы слушаться никак не могли, она вроде помоложе вас будет.

Не знаю, что такого я сказала, но читающий заклинание сбился. Ага! Я едва в ладоши не захлопала от радости, что получилось, и захлопала бы обязательно, если бы эти самые ладошки отрывались от каменного пола.

— Нет, — попыталась было мотнуть головой, и поморщилась, когда у меня это не получилось, — определенно не слушались. Потому что в противном бы случае, знали, что общаться с необученными менталистами не следует. Знаете почему? Нет? Я вам сейчас расскажу. Меня моя матушка об этом еще в детстве предупреждала. Итак, неучтенные менталисты опасны тем, что сами не знают всех подоплек собственного дара и не всегда могут его контролировать. Вот, например, вы мистеру Дироллу жалованье зажмете или накричите там, за документ какой, который он не вовремя отправил, а он за это на вас смертельно обидится и бросит в сердцах что-нибудь вроде: «Да чтоб ты повесился, жмот несчастный!» И знаете, что будет? — я говорила и говорила, даже дыхание боялась перевести, поскольку пока у меня не закрывался рот, лорд Нейрос никак не мог начать читать свое заклинание. То есть он начинал, раза три, и каждый раз сбивался. Нервничать стал. От остальных участников ритуала послышались шепотки, я, кажется, даже смешок один расслышала. И Диролл тоже заволновался. Лица я его не видела, а вот по тому, как задрожал увесистый талмуд в его руках, поняла, что он нервничает ничуть не меньше своего господина. Хотя, кто еще из них господин, надо подумать. Теперь я точно была уверена, что во главе всего этого скопления мерзавцев стоял именно Диролл. Почему он? А все просто, Нейрос не маг и никогда им не был. А я пусть и отучилась всего три общеобразовательных курса, все же кое-что слушала на лекциях. Ритуалы — любые ритуалы, тем более темномагические, — проводятся с применением магии. И кто у нас маг? Правильно! Так что лорд Нейрос во всем этом безобразии играет скорее эстетическую роль. Хотя, я бы поспорила и на этот счет. Ну какой из лорда Итона Нейроса идейный вдохновитель? Бледная поганка и то краше бы смотрелась.

— Но вам это все, наверное, без разницы, — несла я чушь дальше. — Вы вообще, извращенец. Да-да, читала я дневник леди Милош. И про то, что вы с дочкой своей делали — тоже в курсе. А ваши сообщники вообще знают, что вы предпочитаете исключительно девочек? Таких, чтобы лет поменьше? Нет? Непорядок! Вы же вроде как одно дело делаете, за одну идею боритесь… А кстати, чего вы вообще пытаетесь добиться? Ну, вот всем этим… представлением?

— Заткните ее, — простонал кто-то из сектантов. Увы, не успела заметить, кто именно это сказал, видеть могла только тех, кто стоял прямо передо мной, то есть Нейроса и его секретаря.

— Фи, господа! Как некрасиво. Была бы здесь моя маменька, она заставила бы вас вымыть рот с мылом, а затем отправила бы в комнату без десерта. Приличные господа не выражаются!

— Я уже ненавижу ту женщину, что произвела ее на свет! — добавил все тот же голос. — Это невыносимо!

А я опять обиделась. На этот раз не за себя, а за маменьку. Нет, вот правда, какое право эти гады долгополые, имеют право порочить имя приличной женщины? А за свою семью я готова на все, в прямом смысле этого слова. Правда, в данной ситуации это самое все ограничивалось только словесной поркой. Я злобно прищурилась, открыла рот, набрала в грудь побольше воздуха и…

Где-то, что-то громыхнуло. Да так, что мне прямо в рот посыпалась тонкая струйка песка с потолка. Нет, вот это уже вообще нечестно!

Воспользовавшись тем, что я была временно выведена из строя и не могла вмешиваться и дальше в течение ритуала, лорд Нейрос принялся с удвоенным рвением читать свое заклинание. Его сообщники затаились на своих местах и, скорее всего, тоже принялись что-то делать, потому что не успела я как следует отплеваться от попавшей в рот пыли, как почувствовала что-то странное.

Внутри пентаграммы воздух будто бы сгустился, загудел. Дышать стало трудно, а перед глазами у меня заплясали мельчайшие серебристые искорки. Хотя, быть может, все это было лишь пылью, которая сыпалась с потолка. А еще пол подо мной стал нагреваться. Ощутимо так. Вспыхнул зеленый свет. Скосив глаза, я заметила, как медленно стали загораться линии пентаграммы.

Вот же гадство!

Надо было что-то делать. Определенно дальше медлить было нельзя, к тому же каменный пол подо мной нагревался быстро. Очень быстро и лежать стало вообще неудобно.

А Нейрос читал заклинание и голос его наливался силой. Нет, так-то я была уверена в том, что сам лорд магом не был, скорее всего, он и в самом деле выполнял чисто декоративную функцию, а вот уже потоками управлял его секретарь. Я даже немного позавидовала Дироллу. Вот я потоков магических не видела вообще и соответственно не могла ими управлять. Меня как раз потому и отпустили из Академии на все четыре стороны.

Мне стало жарко. Воздух внутри пентаграммы раскалился, дышать не получалось. Мерцающие частицы, что было просто зависли в воздухе, теперь пришли в движение. А мне приходилось смотреть на этот причудливый танец, поскольку больше ничего разглядеть не получалось. Голова закружилась, желудок так и вообще вдруг решил сообщить мне о том, что я давненько уже ничего не ела, тоже нашел время.

— Приведите жертву! — громогласно произнес лорд Нейрос, и я пришла в себя.

— Эй! Какую еще вам жертву? — слова слетели раньше, чем я вообще поняла, что говорить начала. — Вам что, меня одной мало? Еще кого-то хотите жизни лишить? Вообще совести никакой нет, мало того, что раздели, пялитесь тут на меня… Да-да, знаю, что пялитесь! Так еще и заменить хотите?

— А что, матушка ваша ничего на этот счет не говорила? — раздался откуда-то сбоку ехидный голос. Я аж задохнулась от возмущения. Нет, вы поглядите, еще и пререкаются. Нет, решительно и бесповоротно я против такого ко мне беспардонного отношения!

— Матушка? — у меня от возмущения даже голос осип, но я была бы не я, если бы не попыталась взять себя в руки. — Моя матушка, женщина умная, образованная и прекрасно воспитанная, она даже представить себе не могла, что дочь ее, единственная и любимая, в таком вот положении окажется. Но, знаете, на самом деле, кое-что она мне все-таки сказала.

— И что же? — о, как, кажется, этот вот конкретный мерзавец всерьез заинтересовался. Ну и молодец же я!

— Молись, говаривала матушка, молись, Ришка, и будет тебе счастье, — последние слова я уже прохрипела, потому что пол подо мной стал вот вообще невыносимо горячим, лежать на раскаленных камнях было и вовсе больно. А еще мне показалось, что жар этот проник внутрь меня и теперь выжигает внутренности.

Горячий комок родился почему-то в животе. Затем стал расти, становился все больше и больше, охватывал меня уже почти полностью… затем пришла первая волна жара… Настолько сильная, что я не выдержала и закричала…

Казалось, что плавятся кости, кровь вскипела, причиняя неимоверные страдания. Мне хотелось выгнуться дугой, метаться из стороны в сторону, в попытке погасить пожар, который бушевал внутри меня. Но двинуться я по-прежнему не могла. Невидимая сила намертво пригвоздила меня к полу, закрепила в центре пентаграммы.

Гул в ушах нарастал. Перед глазами давно уже все потемнело и только время от времени появлялись яркие вспышки. Я вроде слышала грохот, но никак не могла понять, что именно это было: шум крови в ушах или же звуки пришли снаружи.

Было больно. Так больно, что в какой-то момент мне захотелось умереть. Прекратить свое существование, чтобы, наконец, остановить страдания.

Отчаянный, полный невыразимой муки и боли, крик вырвался из моего истерзанного горла. Впрочем, это я так думала, на самом-то деле, очень может быть, что и кричать-то уже не могла, а потом… на миг боль отступила. Я всхлипнула, моргнула, с удивлением отмечая, что зрение мое проясняется, и я вижу… да все тот же опостылевший мне уже потолок ритуального зала, испещренный незнакомыми символами. Успела даже подумать, что еще ничего не закончилось, как этот самый потолок просто обрушился на меня.

И все.

Сразу стало темно. И я словно бы прекратила существовать.

Но стоило мне только подумать, что наконец-то мучения мои окончились, как беспросветная тьма, что окружала меня со всех сторон стала бледнеть, светлеть и уже совсем скоро я оказалась зависшей в…

— Так вот ты какой, Сумрак! — восхищенно протянула я, оглядывая серебристое ничто, застывшее вокруг меня. Это было прекрасно. Не сравнимо ни с чем, виденным мною до этого момента. Словно лунный свет, мягкий, мерцающий, состоящий из миллионов сверкающих частичек, окружал меня. Мягко обнимал за плечи, покачивал на волнах…

Я восхищенно выдохнула, протянула руку, чтобы потрогать все это сребристое великолепие и… снова провалилась в черную воронку.

Правда, на этот раз падала не долго, а пришла в себя…

— Да что ж ты будешь делать! — не сдержала раздраженного восклицания, когда снова увидела перед собой все тот же потолок и рисунок рун на нем. Вокруг что-то происходило, где-то громыхало, пол подо мной был все еще горячим, правда, уже не настолько обжигающим, а еще он мелко вибрировал. — Нет, это уже просто издевательство. Эй, господа заговорщики, я требую, чтобы вы вернули меня обратно! У вас здесь совсем неинтересно.

— Ришка! — раздался в ответ злой, хрипящий, но такой родной и любимый голос. — Мерзавка пакостливая, если ты сей же момент не закроешь рот и не притворишься мертвой, я тебя сам на тот свет спроважу.

Угроза хоть и не возымела действия (дядю Фила я никогда не боялась и угрозы его всерьез не воспринимала), зато вызвала во мне всплеск любопытства. И радости, чего уж тут. Меня нашли, дядя здесь… где-то, а значит, все, можно больше не волноваться. Спасена. Выдохнула и попробовала пошевелиться.

Не вышло.

— Дядя Фил, а меня можно как-нибудь… ну, прикрыть, что ли?

— И вот что ты с ней будешь делать? — взвыл мой родственник где-то за границей видимости. — Ник?

— Жди, — был ему короткий ответ.

Наступила тишина. Я косила глаза, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть, но ничего не получалось. Страшно уже не было, только любопытно и чуть-чуть волнительно. Ну, может, немного тревожно. Хотелось, чтобы меня поскорее достали из пентаграммы, прикрыли чем-нибудь и… ванну еще хотелось, теплого молока и в постельку. А внутри нарастало напряжение. Пол подо мной вибрировал все сильнее и сильнее, и эти колебания отдавались во всем моем измученном теле. У меня даже зубы стали стучать.

Яркий свет появился справа. Сначала просто вспышка. Сильная, яркая. Затем еще одна и еще и… меня накрыло световой волной.

— Фил, — голос лорда Прэтта отозвался где-то внутри. Мне вообще показалось, что я его не услышала, а почувствовала. — Ты можешь войти внутрь. Только осторожно, контур все еще нестабилен и в его границах слишком много свободной энергии. Накопители не справятся.

Дядя Фил приглушенно выругался, а потом я услышала шаги. Осторожные такие. Затаила дыхание и принялась вращать глазами в попытке хоть что-нибудь рассмотреть.

— Твари, — выругался мой родственник, опуская рядом со мной на колени. Выглядел дядя отвратительно. Мы не так давно расстались с ним, но мне сейчас показалось, что он постарел лет на десять, сильно похудел и вообще, осунулся весь. Под глазами его залегли темные круг, виски засеребрились сединой, складки у губ стали глубже. — Они опутали ее парализатором. Ник, я не разорву сеть сам.

— А придется, — фыркнул Прэтт. Он по-прежнему находился где-то справа от меня, но стоял так, что не попадал в поле моей видимости. — Мне внутрь нельзя. И поспеши, Фил, Март уже на подходе. Слышишь, полиция ломает защиту. Осталось немного, и они проникнут внутрь. А за ним и ищейки ордена подтянутся. Объясняться еще и с ними я не имею ни малейшего желания. Надо убираться отсюда, пока есть такая возможность.

Дядя Фил буркнул ему в ответ что-то неразборчивое и принялся копошиться на полу подле меня. Что он там делал, я понятия не имела и рассмотреть не могла, но лежала тихо-тихо и даже дышала через раз. Очень уж хотелось поскорее на свободу.

— Все! — выдохнул мой родственник и в следующее мгновение меня словно ледяной водой окатило. А затем пришла боль. Судороги сводили все тело, меня колотила крупная дрожь и вообще, я почти кричала. — Не двигайся, — запоздало предупредил меня дядя. — После парализатора и того количества энергии, что вокруг тебя вилась, ты неделю будешь отходить, если не больше.

Потом меня заботливо закутали в черный балахон, снятый с кого-то из сектантов, подняли на руки и понесли… подальше от пентаграммы. Двигаться я почти не могла. То есть, наверное, все же могла, если бы захотела, но стоило мне пошевелиться, как тело скручивали болезненные судороги, и я решила не рисковать и положиться на дядю. А он нес меня бережно, осторожно, боясь потревожить лишний раз. Затем все так же осторожно опустил на пол у стены, плотнее запахнул на мне балахон (у меня вообще из-под него только нос и пятки виднелись) и погрозил пальцем:

— Сиди смирно. Молчи. И вообще, глаза лучше закрой.

Я с трудом растянула губы в слабой улыбке, но даже не подумала послушаться. А дядя вернулся к пентаграмме. Кстати, с моего места теперь было прекрасно видно и лорда Прэтта, что стоял почти у противоположной стены и держал в руках ту самую книгу, из которой лорд Нейрос читал свое заклинание. Вид у Мастера менталиста был не в пример лучше, чем у моего родственника. Ни усталости, ни чего такого в его облике я не заметила, кроме нешуточного интереса на красивом лице — лорд Прэтт увлеченно просматривал талмуд сектантов.

Сами же, гады и мерзавцы, лежали кто где. И все были неподвижны. Интересно, а дядя Фил и Прэтт меня только вдвоем спасали? Если так, то… сильны.

— Дядя Фил, — тихонько позвала я. двигаться все еще было очень больно, хоть я и пыталась шевелить пальцами и даже один раз попробовала сжать кулак, но после этой манипуляции руку прострелило такой болью, что я тут же отказалась от дальнейших экспериментов. — А Малкольм… он…

— Вон, лежит, — дядя кивнул куда-то в сторону и я скосила глаза в том направлении. Мой сообщник и правда оказался там, лежал, привалившись спиной к стене и… то ли спал, то ли был в обмороке, не знаю. Но точно живой. Я выдохнула от облегчения. Конечно, Малкольму придется долго приходить в себя и восстанавливаться, но… он жив, а это главное!

— Ник, — дядя Фил приблизился к лорду Прэтту, — надо торопиться. Сам сказал, что полиция уже здесь. Что будем делать?

— Интересная книжица, — фыркнул Прэтт, захлопывая талмуд сектантов и направляясь ко мне. Подошел, посмотрел… многозначительно так, наклонился и положил книгу неподалеку, но так, чтобы я не смогла до нее дотянуться. — Откуда только взяли.

— Почитать дадите? — меня все еще не отпускало. Я язвила, несла ерунду всякую, храбрилась изо всех сил, но понимала, что это ненадолго.

Совсем скоро начнется откат и он будет намного сильнее, чем тот, что испытывают маги в результате магического истощения. Но здесь и сейчас я старалась не раскисать, понимая, что если дам волю слезам и соплям, толку не будет.

— И не мечтайте, мисс, — улыбнулся Прэтт. — Вам этого чтива не видать, как своих ушей. К тому же, Филипп явно зол, и ожидает вас сто лет домашнего ареста и полной изоляции. А когда он узнает о том, что на вашем пальчике красуется родовой артефакт Аланов… — улыбка стала и вовсе уж премерзкой, — я вам не завидую.

Я нахмурилась. Хотела сразу гордо вздернуть подбородок, демонстрируя собственную независимость, но вовремя спохватилась — малейшее движение все еще причиняло боль.

А лорд Прэтт мне больше ничего не сказал, развернулся и ушел к дяде. А потом они стали… ну, наверное, заметать следы моего здесь присутствия. Во-первых, раздели лорда Нейроса и уложили его на мое место, в центр пентаграммы. Потом, рассовали по углам остальных сектантов. Кстати, по тихим стонам я поняла, что не все они были мертвы. Во главе всего этого безобразия определили Диролла.

Затем удовлетворенно переглянулись и… оба повернулись в мою сторону.

— Как будем уходить? — спросил дядя, переводя взгляд с меня на Малкольма.

— Мальчишку оставим здесь, — отозвался Прэтт. — Отсутствие свидетелей вызовет подозрения. А так, он — жертва, Нейрос — тоже жертва. Хотя, ему и так жить оставалось всего ничего, как и остальным. Диролл умен, хоть и недоучка. Ритуал был проведен правильно и опоздай мы с тобой на несколько минут, имели бы тут явление Темного бога во всей красе.

Меня после этих слов и вовсе передернуло. Я, наверное, только сейчас полностью осознала весь ужас ситуации, в которую была вовлечена. Вот же гад, этот Диролл! Хочу, чтобы его казнили.

В этот момент где-то неподалеку раздался взрыв. Потолок над нами заходил ходуном, с него опять посыпалась мелкая крошка и пыль.

— Уходим, — скомандовал Прэтт и направился в мою сторону. Я, честно говоря, ожидала, что он меня на руки возьмет, ан, нет. лорд Прэтт подхватил с пола ту самую книгу, любовно стер с нее пыль и прижал к груди, словно бы это был не отвратительный гримуар, а какая-то драгоценность. Меня же снова взял на руки дядя Фил. Вздохнул, бросив несчастный взгляд на Малкольма и… понес. Вслед за Прэттом, прочь из ритуального зала.