Грехи в наследство

Глава 1

— Так вот… Как оказалось, эти вещи хранились в семье мужа, но он ни то что никогда не показывал их мне… Павел ни разу даже словом не обмолвился об их существовании. — Алла Викторовна осуждающе поджала губы. Не демонстративно, избави бог, а весьма и весьма деликатно, однако в сочетании с такой красноречивой позой, которую приобрела ее сухопарая фигура, этого было достаточно, чтобы понять, что подобного поведения она совершенно не одобряет. — Я узнала о них совершенно случайно, причем уже после свадьбы. Муж попросил меня навести порядок в кабинете, и в ящике письменного стола я наткнулась на сверток. — Некоторое время Алла Викторовна задумчиво разглядывала разложенные на столе предметы, потом твердо закончила:

— В нем лежало все это.

Взмах руки, сопровождающий эту фразу, был полон изящества и явился эффектным завершением ее пространного, с многочисленными отступлениями, повествования. После этого она подняла глаза на меня, и под ее требовательным взглядом мне не оставалось ничего другого, как тоже покоситься на эти ничего не стоившие безделушки.

«Господи, ну за что все это? — мысленно простонала я, понимая, что просто отсидеться все-таки не удастся. Хоть и не хочется, а придется делать заинтересованное лицо и что-то говорить. От такой невеселой перспективы меня тут же захлестнула волна острой жалости к себе. Ну почему люди такие тщеславные? Почему стоит им обнаружить среди своего имущества старинную вещицу, как они сразу же начинают воображать, что это нечто уникальное? Вот хотя бы эта Алла Викторовна! Что из того, что она супруга известного политического деятеля, лидера шумной партии! Если бы, прежде чем зазывать меня к себе, она потрудилась заехать в один-другой антикварный магазин, и все ее иллюзии мигом пропали бы без следа, и я бы здесь не парилась. Да в антикварных все полки забиты такими, как у нее, «раритетами», и красная цена им двести долларов! Ну, может быть, больше, если на вес продавать станут. И ухажер мой Голубкин хорош! Знает же, что я такой мелочью не занимаюсь, а пристал, словно банный лист! Ну, встреться с женой этого Ефимова! Ну, сделай это ради меня, мне Ефимов нужен до зарезу! У меня с ним дела! Послать Голубкина с его дурацкой просьбой куда подальше я не могла, и причин тому было множество. А самая главная заключалась в том, что я была у него в долгу. Не так давно, когда я занималась поисками картины «Христос в терновом венце», он, рискуя нарваться на неприятности, помог мне выбраться из одной передряги, и я это помнила. Только поэтому, слегка поскандалив для порядка, в результате я все-таки сдалась и прикатила в загородную резиденцию лидера неведомой мне партии. И вот теперь я сижу здесь, время трачу. Ладно бы больше заняться было нечем. Так нет! Дома работа ждет. Перспективная, выгодная и, самое главное, интересная!

А хозяйка между тем продолжала выжидательно сверлить меня взглядом. И я, лишь бы только не молчать, без всякого интереса промямлила:

— Вы развернули сверток, увидели его содержимое, и что?

Идеальной формы брови взметнулись вверх.

— Естественно, спросила Павла, откуда у него все это, — ответила явно удивленная Алла Викторовна.

«Действительно, что за дурацкий вопрос?» — мысленно хмыкнула я. — Как еще могла поступить такая решительная и властная особа, как Алла Викторовна? Только потребовать немедленного и полного отчета!»

На меня накатило раздражение. Битый час уже здесь сижу! Трачу драгоценное время, слушая болтовню хозяйки, а та до сих пор так и не удосужилась сказать, что же ей все-таки от меня нужно. Очень подмывало подняться, вежливо распрощаться и отправиться домой. Восвояси. Однако из-за Голубкина, будь он неладен, поступить так было невозможно, поэтому пришлось принять заинтересованный вид и покорно спросить:

— И что ответил Павел Юрьевич?

Вопрос Алле Викторовне понравился. Она одарила меня сияющим взглядом и со сдержанным торжеством проронила:

— Что вещи принадлежат его деду. По материнской линии.

— А к тому каким путем попали? — опять же не из любопытства, а исключительно в целях поддержания разговора, буркнула я.

Ляпнула и попала впросак! Голос начальственной дамы моментально приобрел звон металла, а глаза превратились в две голубые льдинки.

— Простите?

Будь я другим человеком, обязательно бы оробела под этим высокомерным и холодным взглядом. К счастью, я девушка жизнью битая, тертая в самых разных переделках, и поэтому совсем не тонкокожая. К тому же многолетняя привычка общаться с самыми разными клиентами, среди которых попадались те еще фрукты, приучила меня не сильно реагировать на их взбрыки.

— Я телевизор смотрю редко и нашу политическую элиту знаю плохо, — глядя на хозяйку чистым взором, невозмутимо пояснила я, — но, помнится, ваш супруг всегда подчеркивал, что родом он из небольшого городка и происхождение у него самое что ни на есть пролетарское. Вот я и спрашиваю, каким образом эти столь не вяжущиеся с его жизнью вещи попали к дедушке Павла Юрьевича.

— В том-то все и дело! — неизвестно чему вдруг обрадовалась Алла Викторовна.

Не в силах устоять на месте, она взволнованно прошлась по комнате.

— Поверьте, биографию мужа я знаю отлично, и этому, — Алла Викторовна энергично кивнула в сторону разложенных на столе предметов, — в ней просто нет места. Абсолютно! И найти объяснения их присутствия я не смогла.

— А он сам? Дал какое-либо объяснение?

Лицо Аллы Викторовны приобрело задумчивое выражение.

— Да, — протянула она, — но очень неохотно. Не поверите, пришлось буквально клещами вытаскивать из него каждое слово.

Вот в этом я не сомневалась ни минуты. То, что Алла Викторовна печень выклюет, но своего добьется, я уже поняла. Хозяйка дома между тем, не подозревая о моих не слишком лестных о ней мыслях, продолжала рассказывать:

— Сначала Павел от меня просто отмахнулся, но я, естественно, не отставала, и тогда муж признался, что получил все это от матери. Вы, очевидно, знаете, Павел учился в Плехановском, был лучшим на курсе, и все единогласно пророчили ему блестящую научную карьеру. Он ведь необычайный умница, а его родительница… В общем, она ничего из себя не представляла. Была совершенно обыкновенной, ничего не примечательной женщиной. Всю жизнь трудилась простой работницей. На фабрике, кажется… Понятно, свекровь очень гордилась успехами сына, а получение Павлом диплома вообще стало для нее событием. Вот в то лето она и подарила ему все это. Так сказать, в ознаменование успехов.

— Поступок матери понять можно, — пожала я плечами. — Не ясно, почему ваш супруг так скрытничал. К чему вся эта таинственность?

Алла Викторовна тихо рассмеялась:

— Нужно знать Павла! Он ведь реалист до мозга костей, а тут такая история. У Павла трезвый скептический ум. Он отнюдь не сентиментален и уж совсем не романтичен. Принять подобную историю всерьез ему было трудно, а уж пересказать ее мне и вовсе невозможно. Мне кажется, он боялся показаться смешным.

— Вот как? Значит, существует какая-то история? — тут же насторожилась я.

Еще бы! Впервые за время встречи в разговоре мелькнуло хоть что-то интригующее. Апатия мигом слетела с меня, и я даже вперед подалась, всем своим видом демонстрируя истовую готовность внимательно выслушать все, что пожелает мне рассказать Алла Викторовна. Та, явно польщенная моим энтузиазмом, не медля и с воодушевлением, пустилась в объяснения:

— Понимаете, свекровь ведь не только подарок сделала. Она еще при этом разразилась длинной прочувственной речью, что, в общем, ей совсем было несвойственно. Суть речи сводилась к тому, что она счастлива. Сын не посрамил своих славных предков и вырос достойным человеком. К сожалению, судьба сложилась так, что у нее нет никаких иных ценностей, кроме нескольких вещиц, раньше принадлежавших ее отцу. Она берегла их всю жизнь, а теперь передает сыну. В заключение свекровь попросила Павла хранить их в память о деде, и ни при каких обстоятельствах с ними не расставаться.

— Нормальная история. Такие случаются не так уж редко, — разочарованно протянула я, понимая, что надежды не оправдались и никаких сюрпризов ждать не приходится.

Алла Викторовна, которая была, похоже, женщиной не только целеустремленной, но и умной, моментально уловила смену моего настроения. Быстро собрав разложенные на столе предметы, аккуратно уложила их в замшевый мешочек и сунула в карман.

— Семейную историю я рассказала, теперь давайте перейдет к тому, ради чего я вас, собственно, и пригласила, — деловито объявила она. — Для начала — небольшое введение в суть происходящего.

«Как, опять? — мысленно охнула я. — Да сколько ж можно ходить вокруг да около?!»

А хозяйка, не подозревая о моих душевных страданиях, бодрым голосом принялась вещать:

— Через два года будут выборы в Думу. Борьба предстоит нелегкая, и, чтобы победить, нужна изюминка. Нечто, способное из общей массы претендентов выделить именно нашу партию. Я права?

Последняя фраза относилась не ко мне, а к сидящему в сторонке молчаливому господину. В начале встречи Алла Викторовна представила мне его как старинного друга ее мужа и самого близкого к семье человека. Звали друга не очень затейливо: Степан Степанович Можейко. Из тех нескольких фраз, что Алла Викторовна сочла нужным сказать, я уяснила, что ее супруг и господин Можейко были знакомы с детства. Вместе росли, вместе ходили в школу и потом если расставались, то ненадолго. Чем Можейко занимался в тот период, осталось для меня за семью печатями, но на момент нашего с ним знакомства Степан Степанович, по словам Аллы Викторовны, являлся заместителем Павла Юрьевича по партии. Мне всегда казалось, что персона, сделавшая политику своей профессией, должна иметь представительную и обязательно запоминающуюся внешность. Такую, чтобы простой обыватель без труда мог узнавать приглянувшегося ему деятеля среди многих других беспрестанно мелькающих на экране телевизора лиц. Степан Степанович же всем своим видом опровергал мое дилетантское суждение. Коренастый, плотно сбитый, с простецким круглым лицом и мягким носом картошечкой, он являлся, как пишут в учебниках литературы, «типичным представителем трудящихся масс». Единственное, что отличало его от многих тысяч российских работяг, так это прекрасно скроенный костюм и ухоженные руки. И еще взгляд. Цепкий, умный, ироничный. Судя по всему, Степан Степанович отлично понимал неуместность этого взгляда на своем простецком лице и потому разумно прятал его под лениво прикрытыми веками.

Когда я пришла, друг и соратник после взаимного обмена дежурными и неизбежными при первом знакомстве фразами с отсутствующим видом устроился в дальнем углу комнаты и, казалось, тут же потерял всякий интерес к происходящему. Время от времени, томясь скукой, я искоса поглядывала на Можейко и всякий раз приходила к выводу, что его мысли витают где-то очень и очень далеко. Однако стоило Алле Викторовне обратиться к нему, как стало ясно, что мое впечатление было глубоко ошибочным.

— Абсолютно права, — тут же откликнулся Можейко. — Сегодня одного сухого изложения программы партии недостаточно. Слишком велик поток информации, ежедневно извергающейся на головы избирателей. Чтобы не потонуть в этой лавине, нужна фишка!

— Вот именно! Фишка! — с энтузиазмом подхватила Алла Викторовна.

Глаза сверкали, щеки разрумянились, и весь ее взволнованный вид говорил о том, что для этой женщины проблемы партии не пустой звук.

«Надо же, как ее зацепило!» — едва успела подумать я, как Алла Викторова развернулась в мою сторону.

— Павел такими вещами заниматься не станет, значит, это наша забота, — объявила она.

Заявление было настолько неожиданным, что я опешила.

— Вы и меня имеете в виду? — не слишком веря в утвердительный ответ, на всякий случай уточнила я.

— Естественно!

«Опа-на! Приехали!» — пронеслось в голове.

Неожиданно для самой себя я развеселилась. Это ж надо! Притащиться черте-куда, потратить уйму времени, терпеливо выслушивая абсолютно ненужные мне россказни, и в конце концов получить такое вот предложение. Нет, это что-то! Всякое в жизни случалось, но никогда еще меня не привлекали к партийному строительству.

Алла Викторовна между тем с увлечением продолжала меня инструктировать:

— Вы должны выяснить, кто был дедом Павла Юрьевича! Раскопать все, что только возможно, о его семье. Свекровь не зря хранила все это! И хотя она выражалась весьма туманно, я уверена, дед Павла был дворянином! Более того, он должен был иметь титул! Не зря же на часах помещен герб! Принадлежность Павла Юрьевича к старинной фамилии с незыблемыми традициями и станет той изюминкой, о которой я толковала.

Я смотрела на стоящую передо мной женщину и медленно закипала. Ну какое мне дело до некого депутата и его избирательных забот? И с чего она вдруг решила, что я стану в это ввязываться?

— Вы что-то путаете. Я совсем другим занимаюсь. Мой хлеб — поиски антиквариата! — заметила я, и оттого, что здорово злилась, голос звучал особенно мягко.

— А теперь займетесь этим, — безапелляционно оборвала меня Алла Викторовна, тут же высокомерно вздернув брови. — В конце концов, я предлагаю вам работу, а в наше время…

Закончить свою мысль Алле Викторовне не довелось. Дверь отворилась, и в комнату быстрым шагом вошел мужчина весьма импозантного вида. Высокий, статный, с правильными чертами лица и очень обаятельной улыбкой. На вид ему с большой натяжкой можно было дать лет шестьдесят, но на деле наверняка было больше. На эту мысль наводили обильная седина на поредевших висках и лучики вокруг глаз, да и сами глаза выдавали в нем человека пожившего, умудренного опытом и немало повидавшего на своем веку. Моложе своих лет он выглядел только благодаря ухоженной внешности, стройной фигуре и хорошему цвету лица.

«Наверняка не пьет, не курит и ведет здоровый образ жизни. И, может быть даже, по утрам бегает вокруг дома», — с легким ехидством подумала я, потому что сама являюсь особой хоть и не пьющей, но сильно курящей и уж точно не склонной вести здоровый образ жизни.

— Аллочка… — начал мужчина прямо с порога и осекся. — Прости, не знал, что у тебя гости.

— Познакомься, это Анна… — Алла Викторовна запнулась. — Извините, милочка, отчество запамятовала.

Насчет забывчивости супруга Павла Юрьевича сказала просто так, ради красного словца. При знакомстве я по привычке назвала только имя, а она моим отчеством не заинтересовалась. Кстати, по этому пункту у меня никаких претензий не было, а вот «милочка» сильно задела. Я почувствовала, что копившееся во мне раздражение вот-вот достигнет критической точки.

— Просто Анна, — буркнула я и крепко сцепила зубыё боясь ляпнуть что-то резкое и совсем не подходящее для ушей народного избранника.

Алла Викторовна почувствовала, что допустила оплошность, и тут же поспешила ее исправить. Лучезарно улыбнувшись, она сладко пропела:

— Просто Анна. Очаровательная женщина и большая умница. — Потом, глядя на мужчину с нескрываемым обожанием, торжественно объявила:

— Мой муж. Павел Юрьевич Ефимов.

Супруг ответил ей мимолетной, но полной тепла улыбкой, мне же, напротив, улыбнулся широко, но как-то формально и уж точно без всякой душевности.

— Рад познакомиться, — склонив голову в старомодном поклоне, с заученной вежливостью произнес он.

— Анна занимается произведениями искусства, — осторожно подбирая слова, отрекомендовала меня Алла Викторовна. При этом она бросила в мою сторону быстрый взгляд, смысл которого я в тот момент не поняла.

Сообщение Аллы Викторовны о том, чем занимается гостья, ее супруга ничуть не заинтересовало. Как минутой раньше не заинтересовала и сама личность этой гостьи. Не скрывая, что все происходящее ему скучно и разговор он поддерживает лишь из вежливости, Ефимов равнодушно проронил:

— В музее служите?

По большому счету, мне было наплевать, как он меня воспринимает, потому что Павел Юрьевич, со своей стороны, тоже не вызывал у меня ни капли любопытства. И в словах его не было ничего обидного, но я уже не справлялась с нахлынувшим на меня недовольством, и оттого мой ответ прозвучал почти враждебно:

— Нет, я вольный стрелок.

— Анна специализируется на антиквариате, — спасая положение, торопливо пояснила Алла Викторовна и снова бросила в мою сторону взгляд. Теперь уже откровенно раздраженный.

Зря она так нервничала, мою резкость ее супруг просто пропустил мимо ушей. Очевидно, по профессиональной привычке. Наверное, ему за его депутатскую карьеру пришлось выслушать немало резкостей, и у него на них уже выработался иммунитет.

— Вот как? Это, наверное, безумно увлекательно. Я в этом, конечно, ничего не понимаю, но мне так кажется, — скороговоркой пробубнил он в ответ, глядя туманным взглядом поверх моей головы.

— Мне тоже, иначе бы давно сменила профессию, — очень холодно отозвалась я, потому что мне эти ритуальные танцы уже порядком надоели, и мечтала я только о том, чтобы этот никому не нужный разговор закончился как можно быстрее.

Похоже, мне удалось добиться своего. Павел Юрьевич мазнул по мне безразличным взглядом и, коротко хохотнув: «Браво, люблю женщин с характером», — окончательно потерял ко мне интерес.

Разобравшись со мной, Ефимов повернулся к жене и с легкой усмешкой спросил:

— У тебя, дорогая, появилось новое хобби? Решила собирать картины? Или это будут милые безделушки? В любом случае, умоляю, не поддавайся на уговоры! Помни, депутатские доходы не так велики, как думают в обществе.

В модуляциях его бархатного голоса при желании можно было легко уловить и снисходительное понимание маленьких слабостей обожаемой женщины, и великодушное их прощение. Многоопытная Алла Викторовна, естественно, уловила и то, и то и, очень довольная, что супруга не разгневало общение со столь невоспитанной особой, как я, кокетливо пообещала:

— Я буду осмотрительна.

— Благодарю, милая. — Павел Юрьевич устало прикрыл глаза веками. — Ты меня успокоила.

Если депутату ответ жены понравился, то меня диалог супругов окончательно вывел из себя. Разворачивающаяся на моих глазах сцена очень напоминала плохой фильм из жизни великосветского общества, а сама я в данном случае выступала в роли болвана. Говорить, что подобные роли мне по душе, — зря слова тратить! Короче, я не сдержалась, выпалила:

— Я не торговка и ничего не продаю! Я здесь совсем с другой целью. Ваша супруга желает доказать, что ваш дед, Павел Юрьевич, являлся дворянином и имел не то графский, не то княжеский титул!

Говоря все это, я и представить не могла, что за этим последует. А между тем мое, в общем-то, невинное высказывание произвело впечатление внезапно разорвавшейся гранаты. Алла Викторовна дернулась, как от удара, и замерла. Можейко очнулся, вышел из полусонного состояния и настороженно уставился на друга детства. Что касается самого Ефимова, так то просто оцепенел. Правда, немая сцена длилась недолго. Не прошло и минуты, как лицо депутата налилось злостью и из загорелого стало пунцовым. Глаза в бешенстве выкатились из орбит, и он, забыв о своей роли персонажа с обложки глянцевого журнала, заорал на жену совсем как самый обыкновенный мужик:

— Это что еще за выдумки?! Ты с ума сошла?! Выкинь эти бредни из головы! Немедленно! Навсегда! Я тебе это уже говорил! Слышишь?! Я приказываю! — Кричал он долго, и, судя по тому, как внезапно смолк, эти вопли отняли все его депутатские силы. Откричавшись, глубоко вздохнул и с ледяным спокойствием заключил:

— А теперь, дамы, должен вас покинуть. Меня ждут дела. Пойдем, Степан.

Можейко с готовностью поднялся и, не говоря ни слова, двинулся к двери. Я уж было решила, что на этом все и закончится, но Павел Юрьевич задержался на выходе и с убийственной яростью процедил:

— Алла, я тебя предупредил. Никаких расследований, иначе ты горько об этом пожалеешь.

Стоило мужчинам скрыться за дверью, как Алла Викторовна, словно ничего и не произошло, тут же вернулась к прерванному разговору:

— Для этого дела мне нужен надежный человек. Такой, которому я могу полностью доверять, а вас мне рекомендовал Алексей Антонович Голубкин.

Голос женщины звучал слегка устало после только что пережитой бури, руки нервно теребили резную бляху янтарного ожерелья, но настырности в ней не убавилось ни грамма. Спорить с Аллой Викторовной было совершенно бесполезно. Такие, как она, никого, кроме себя, не слушают. Можно было бы, конечно, просто встать и уйти, но такого ухода Голубкин никогда бы мне не простил. Пришлось взять себя в руки и попробовать хоть как-то разрулить ситуацию.

— Как вы представляете себе эти поиски? Отчего отталкиваться, если даже фамилия мифического дедушки Павла Юрьевича неизвестна? — собрав волю в кулак, как можно доброжелательнее поинтересовалась я.

— Вот от этого, — твердо заявила Алла Викторовна и вытащила из кармана замшевый кисет. — Вы ведь занимаетесь выяснением истории попавшего вам в руки произведения искусства? Я имею в виду его происхождение, фамилии бывших владельцев… Вот и теперь проделайте нечто подобное, только в данном случае предметом вашего изучения станет семья. Привычная для вас работа, и даже легче, потому что в этих изысканиях придется опираться не на сомнительные свидетельства, а на вполне конкретные вещи. Не вижу проблемы.

— Что ж, обратимся к вашим «конкретным вещам», — не стала спорить я и одним движением вытряхнула содержимое кисета на стол.

Моя покладистость объяснялась вовсе не тем, что я была согласна принять предложение Аллы Викторовны. Вещи такого уровня, как у нее, меня не интересовали в принципе, а уж перспектива оказаться втянутой в нелепые политические авантюры, да еще в компании со столь неприятной особой, как Алла Викторовна, делала это просто невозможным. Все объяснялось просто: я решила предпринять попытку переубедить упрямицу и таким образом расстаться без обид.

Поскольку ближе всех ко мне оказались запонки, то с них я и начала. Взяла в руки сначала одну, потом другую… Каждую долго вертела перед глазами, с преувеличенным вниманием осматривая со всех сторон и одновременно нудно комментируя то, что видела:

— Запонки, две штуки, овальной формы. Золото с бриллиантовой литерой «А» на синей эмали. Без изъянов и потертостей. Не слишком старые. Предположительно вторая половина девятнадцатого века. Специалист может сказать точнее.

Покончив с осмотром, аккуратно положила запонки перед собой и со вздохом заметила:

— Ну и что тут можно сказать? Изящные вещицы, однако, с точки зрения стоящей перед нами задачи, пользы от них никакой. Такие запонки изготовлялись ювелирными мастерскими в больших количествах, поскольку пользовались спросом. Каждый состоятельный мужчина того времени имел в своем гардеробе их по нескольку пар. Короче, пустой номер.

Алла Викторовна хотела мне возразить, но я ей такой возможности не предоставила. Покончив с первым экспонатом, без промедления перешла к следующему.

— Кольцо мужское. Червонное золото, исполнено в виде так называемого гордиева узла. Даже клеймо мастера присутствует, и, несмотря на то что оно сильно затерто, при желании можно узнать, где кольцо было изготовлено. К сожалению, это тоже не поможет в решении поставленной вами задачи, поскольку за время своего существования вещь наверняка много раз переходила из рук в руки. Несомненно, интересная штучка и, судя по потертостям, старинная, но опять-таки бесперспективная. Вряд ли мы сможем проследить ее путь и выйти на последнего владельца.

Кольцо присоединилось к запонкам, а я перешла к последнему, самому крупному предмету этой небольшой коллекции.

— Часы карманные, золотые, на цепочке, так же золотой. К последней в качестве безделушки подвешен брелок-монета. Крышка часов украшена гербом.

— Вот видите! Гербом! — не выдержала Алла Викторовна.

— Не нужно так нервничать, — остудила я ее. — Наличие этой штуковины на крышке может ровным счетом ничего не значить. Богатая отделка карманных часов была обычным явлением в те времена. Их крышки часто украшали драгоценными камнями, чернью, гравировкой, превращая в подлинные произведения искусства. В данном случае применили чеканный рельеф. Выглядит эффектно, но это не повод для необоснованных надежд. Столь милый вашему сердцу герб может оказаться всего лишь плодом необузданной фантазии художника.

— Или вполне реально существовавшим! — запальчиво возразила Алла Викторовна.

— Возможно и такое, — легко согласилась я, горя желанием поскорее закончить этот пустой разговор.

— И это можно выяснить?

— Конечно.

— Вот и займитесь этим!

— И не подумаю. Идентификация герба — всего лишь малая часть большой работы. Но дело, конечно, не в объеме, а в том, что это не мой профиль. У меня совсем другая специализация. А вам, Алла Викторовна, лучше выкинуть эту затею из головы. Ничего путного из всего этого не выйдет.

Алла Викторовна одарила меня тяжелым взглядом и, закаменев лицом, принялась чеканить слова:

— Я не привыкла менять своих планов. Все уже решено, осталось только воплотить идею в жизнь, и тут я очень рассчитываю на вашу помощь. Отказываться не советую. В качестве друга я бесценна, врагом меня лучше не иметь.

— Меня тоже, — сообщила я, и эта фраза стала началом моей не слишком длинной, но очень впечатляющей речи. Выпалив на одном дыхании все, что хотелось, я развернулась и на всех парах понеслась к выходу. Ни об одном сказанном слове я не жалела и ничего, кроме облегчения, не чувствовала. Честно говоря, в тот момент я была просто счастлива, что наконец все закончилось.

Не успела я выскочить за дверь, как налетела на стоящего за ней молодого человека. Парню на вид было никак не меньше двадцати пяти, и выглядел он точной копией депутата Ефимова, с той только разницей, что был значительно моложе и в стельку пьян.

— Что я слышу? — с пафосом спросил он, опасно покачиваясь из стороны в сторону на нетвердых ногах. — У моей мамочки новая фантазия? Ей уже мало быть дочерью знаменитых родителей и женой депутата? Теперь ей в дворянки захотелось?

Парень глумливо прищурился и хотел еще что-то добавить, но за моей спиной раздался полный ярости голос Аллы Викторовны:

— Макс! Что ты себе позволяешь?!

— Мама! — Отпрыск Ефимовых умилился так, будто целый век не виделся со своей родительницей.

— Что ты тут делаешь? Подслушиваешь?

От холода, которым веяло от Аллы Викторовны, можно было озябнуть, но ее сын даже бровью не повел.

— Я?! Как ты можешь, мама? — возмутился он, с трудом ворочая языком. — Что за вульгарные подозрения? Подслушиваю! Да ничего подобного! Просто шел мимо и случайно услышал часть вашего разговора. — Он на мгновение замер, что-то обдумывая, и с неожиданной рассудительностью заявил:

— Я проявил интерес к семейным делам! Да! Ты же сама твердишь, что я равнодушный. Вот и проявил, а ты опять недовольна.

Алла Викторовна хотела было возразить, но Ефимов-младший ее опередил. Хитро прищурившись, он погрозил ей пальцем:

— Мама, ты была права. Абсолютно! Семьей нужно интересоваться. Это так любопытно! Мама, я даже представить себе не мог, сколько всего можно узнать!

— Макс, ты пьян! — не сдержавшись, во весь голос крикнула Алла Викторовна.

— Никогда! — замотал он головой. — Выпил немного, это есть, но пьян… Нет, мамочка, тут ты не права!

— Немедленно отправляйся в свою комнату, — приказала Алла Викторовна дрожащим от гнева голосом.

Младший Ефимов отвесил шутовской поклон, отчего его резко повело в сторону, и покладисто согласился:

— Будет сделано.

Я уж было подумала, что это его последняя реплика, но он вдруг покосился на меня и хитро подмигнул:

— А может, дело не в титуле вовсе, а? Может, это просто дымовая завеса? Может, мамочку что другое интересует?