Грехи в наследство

Глава 24

Оставаться в гроте и дальше смысла не имело. Я проверила свою догадку, и теперь, пока не заметила охрана, нужно было поскорее выбираться из парка. Решив возвращаться тем же путем, что и пришла, я выскочила из укрытия и метнулась в ближайшие кусты. Все проделала очень быстро, но в этот раз удача изменила мне.

— Эй, ты что там делаешь? — раздалось сверху.

— Холера, заметили! — невнятно ругнулась я сквозь сцепленные зубы.

Теперь скрываться, пробиваясь сквозь заросли, смысла не имело. Только время зря потеряешь, а это уж было не только лишним, но и опасным. Я ясно слышала, что наверху поднялась суматоха. Оттуда вдруг понеслись разноголосые заполошные крики и злобный лай собак. Плюнув на конспирацию, я, не раздумывая, ломанулась сквозь кусты на свободное пространство аллеи. Если уж приперло и приходится уносить ноги, так по ровной дорожке бежать куда сподручнее.

Бегаю я неплохо. Техника немного хромает, но выносливость и длинные ноги выручают. Это не мое мнение, так тренер говорил, у которого я специально брала уроки. Спасибо ему. Настоящую бегунью он из меня, естественно, не сделал, но правильно двигаться и дышать научил.

Поначалу все шло ничего. Неприятности начались, когда я вывернула на центральную аллею. Как оказалось, охрана к вторжению постороннего лица на подведомственную ей территорию отнеслась со всей серьезностью и снарядила погоню. Преследователей было двое, и они не зевали. Когда я неслась в сторону ворот, они спустились уже почти до середины лестницы. Конечно, у меня было некоторое преимущество, поскольку я их опережала, но оно могло исчезнуть в мгновение ока, если бы они вдруг спустили собак с поводков. От этой неприятной перспективы вмиг стало неуютно, и я невольно сбилась с темпа. Ругнув себя за несвоевременные и глупые мысли, я подобралась и во все лопатки припустила к выходу.

«Только бы до машины добраться, а там они меня фиг достанут», — подумала я, ужом проскальзывая в узкую щель между створками.

Кроссовки мягко отталкивались от земли, легкие исправно вдыхали и выдыхали воздух, согнутые в локтях руки мерно ходили вперед и назад. Вот уже и мосток показался. Оставалось еще совсем немного поднажать, и я бы оказалась в безопасности. Относительной, конечно, потому что топот тяжелых ботинок и лай собак за спиной не затихал. Мне даже мерещилось, что он постепенно приближается, и эта неприятная перспектива подействовала на меня благотворно. Прибавив скорости, я буквально взлетела на бревенчатый настил моста. На секунду подняла голову, прикидывая, сколько метров еще осталось бежать, и тут увидела такое, от чего дух перехватило. Вокруг моей машины стояла толпа народу, а выезд был перекрыт двумя чужими джипами. Впереди всей этой компании стоял угрюмого вида верзила и с тихой укоризной смотрел прямо на меня. Под этим взглядом захотелось съежиться и нырнуть в кусты, но этот вариант, к сожалению, был непроходной. Сзади поджимали преследователи. Выбрав из двух зол меньшее, я рванула на всей скорости вперед, почти в прыжке преодолела последний метр и с размаху уткнулась лицом в грудь верзилы. Его руки крепко, но без всякой нежности обхватили меня, а неприятный до ужаса голос ехидно осведомился:

— Чем это ты тут занимаешься, дорогая?

Отвечать на дурацкие вопросы ни сил, ни возможности не было. Я судорожно ловила ртом воздух, пытаясь отдышаться. К тому же сзади уже подоспели парни в камуфляжной форме, и их собаки бешено рвались с поводков в опасной близости от моих ног. Преследователи были весьма злы, и, если бы не внушительная группа охранников при моем Голубкине, мало бы мне точно не показалось.

— В чем проблема, служивые? — бодро поинтересовался Голубкин, еще сильнее сжимая меня в своих цепких объятиях.

Двое его охранников тут же разом выступили вперед и замерли по бокам шефа. Моим преследователям этот маневр не понравился, и они нервно переглянулись. Потом тот, что был постарше, неохотно пояснил:

— Она без разрешения залезла в парк.

— Да ну? И по этому поводу вы погнались за ней с собаками? — с ласковой нежностью поинтересовался Голубкин.

— Это частное владение, и посторонним вход запрещен. У нас приказ никого не пускать.

— Резонно, но собаками-то чего травить?

— Так достали уже! — в сердцах выкрикнул младший из преследователей. — Лезут во все щели, словно тараканы, и тянут все, что под руку попадется. Все окрестные деревни тут пасутся, а нам отвечай!

— За все украденное мы платим из своего кармана, — мрачно пояснил старший, настороженно косясь на парней Голубкина.

— Что ты украла? Показывай! — строго нахмурившись, приказал Голубкин.

— С ума сошел? — возмутилась я и забилась в его руках, как пойманная птица.

— Зачем тогда полезла?

Я одарила Голубкина яростным взглядом и неохотно процедила:

— Грот хотелось посмотреть. У них там в парке грот уникальный имеется.

— Видите? Она ничего не взяла. Она у нас по другой части, — обрадовал Голубкин моих преследователей.

Парни во все глаза смотрели на весь этот цирк, ровным счетом ничего не понимали и оттого волновались все больше.

— Что делать станем? Так ее по первому разу отпустите или отступного получить желаете? — не унимался Голубкин.

При этих словах охранники Голубкина, обменявшись короткими взглядами, разом сделали шаг вперед. Тем же, которые за мной гнались, их синхронно сунутые в карманы пиджаков руки пришлись явно не по душе — они отступили назад.

— Какой штраф? Раз просто так залезла, так и говорить не о чем, — торопливо проговорил тот, что был в их паре за старшего.

— Отлично! Значит, будем считать конфликт исчерпанным. Пока, служивые. Будьте здоровы.

С этими словами Голубкин развернулся спиной к не верящим собственному счастью парням, сгреб меня в охапку и бесцеремонно поволок прочь.

— Ты как здесь оказался? — спросила я, как только у меня появилась возможность нормально дышать и внятно говорить.

— К тебе приехал. Плюнул на Испанию и рванул сюда. Очень по тебе соскучился. — Голубкин ухмыльнулся.

— Я не о том! Я спрашиваю, как ты в Марьинке объявился?

— Ах, ты об этом?! — расцвел Голубкин. — Объясняю все по порядку! Прилетел сегодня ночью. Утром первым делом, естественно, позвонил любимой. Тебе то есть. Мол, когда увидимся, дорогая? А мобильник у ненаглядной не отвечает. Ну я парень упертый, поэтому не отступил и принялся названивать ей на городской телефон. Трубку взяла Дарья... Кстати, она что, у тебя до сих пор живет?

— Ночевала сегодня.

— Хорошо, а то иначе б я так и не узнал, куда ты делась. Так вот, Дарья сказала, что ты совсем недавно уехала в Марьинку и до вечера не вернешься. Ну, думаю, чего это мне весь день томиться в ожидании свидания? Поеду-ка я к любимой! И мне хорошо, и ей сюрприз. Короче, прикупил по дороге букет и рванул сюда.

При упоминании о букете из толпы выступил мрачный лоб и молча сунул мне в руки увитый дурацкой розовой лентой букет. Не в силах отвести завороженных глаз от Голубкина, я не удостоила подарок даже взглядом. Мимо зоркого Голубкина это не прошло, и он ревниво осведомился:

— Не нравится?

Я покосилась на чудо флористики и промямлила:

— Очень красиво.

— Я старался, — тут же успокоился он и, забыв о букете, вернулся к прерванному рассказу: — Приехал в деревню, а там никого. Между прочим, гнал как сумасшедший. Гаишники меня два раза тормозили. Пришлось отмазываться. Представляешь после всего этого мое разочарование? Торопился, предвкушал встречу, а милой нет! Хорошо, женщина на крыльце сидела. Просветила меня. Мол, была здесь такая, но только-только уехала. Теперь, наверное, через забор в парк лезет. Ну остальное, само собой, понятно.

— Удачно ты прикатил, — с неохотой признала я.

— А то! — с нескрываемой гордостью согласился Голубкин и даже подбородок повыше вздернул.

Взяв меня за плечи, он проникновенно заглянул в глаза и с тихой злостью поинтересовался:

— Послушай, ты что творишь? Забыла, что тебе уже давно не шестнадцать?

— Ты это о чем? — нахмурилась я.

— О том, что когда-нибудь тебя просто пришибут! — рявкнул Голубкин во всю свою луженую глотку и для большей доходчивости весьма ощутимо меня тряхнул.

Охранники, почувствовав приближение грозы, разом повернулись к нам спинами и отошли на безопасное расстояние.

— Сколько ты еще будешь бегать? Не пора ли перестать валять дурака? — очень серьезно спросил Голубкин.

Вот тут я по-настоящему обиделась. Многое я могла ему простить, но назвать мою работу детской блажью...

— Я не дурака валяю, я работаю, — не менее серьезно ответила я.

— Так бросай ее к едрене фене, эту работу, раз она такая беспокойная, — начал свирепеть Голубкин.

— Да? И что же прикажешь вместо этого делать?

— Замуж за меня выходить! Между прочим, обещала.

— Хорошо, выйду замуж. А потом что?

— Будешь жить спокойно. Мужа с работы ждать, детей рожать.

— Отлично придумал! Ты целыми днями будешь пропадать неизвестно где, а я дома сидеть и тебя ждать! Не выйдет! Лучше я тебя брошу, чем работу, — в сердцах выпалила я.

— Дура! — рявкнул Голубкин.

— Сам такой, — не осталась в долгу я и, оттолкнув его в сторону, бросилась к своей машине.

Я уже садилась за руль, когда Голубкин наклонился к окну, собираясь что-то сказать. Однако меня прямо-таки трясло от ярости, и слушать его я не стала. Сунув ему в руки злополучный букет, крикнула в лицо:

— Освободи дорогу. Я уезжаю. Никогда больше не путайся у меня под ногами.

Я неслась по узкой шоссейке в направлении московской трассы и клокотала от гнева.

Ну что за тип этот Голубкин? Любое дело, даже самое хорошее, умудряется испортить! Я была так тронута тем, что он соскучился и поехал разыскивать меня в Марьинку. Так была благодарна за его заступничество перед гнавшимися за мной охранниками! А он взял и все разом испортил!

Звонок мобильного, раздавшийся в тот самый момент, когда я мысленно клеймила Голубкина, был явно не ко времени. Не то у меня было настроение, чтобы разговаривать, потому и голос мой прозвучал далеко не приветливо.

— Ну, кому там еще неймется?!

Тот, кто пытался со мной связаться, похоже, не был готов к такому приему и растерялся. Послушав испуганную тишину, я в сердцах выпалила:

— Ну, долго молчать будете?

Я готова уже была выключить телефон, как до меня донесся чей-то неуверенный голос:

— Анна?

— Ну я это! Я! Кто говорит?

— Василиса... Заведующая музеем. Мы договаривались, что я позвоню...

Тут только до меня дошло, что звонит учительница из деревни Васькино. Надо же! Сама с нетерпением ждала ее звонка, а когда Василиса наконец позвонила, я устроила черт знает что! Мысленно ругнувшись, я умоляюще зачастила:

— Василиса! Извините меня, пожалуйста... Не поняла, кто звонит, а поскольку я тут немного не в настроении...

— Ничего, ничего! Бывает... Извините за неурочный звонок, но я почему звоню... Никитична наконец вернулась домой, и я подумала, что вы захотите с ней встретиться.

— Конечно! Очень хочу!

Еще бы я не хотела! Да я сейчас была готова заняться чем угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о злокозненном Голубкине! А тут встреча с хозяйкой фотографий! Пользы для дела, естественно, никакой, но ведь любопытно!

— Вы приедете? — неуверенно поинтересовалась Василиса.

Я ни минуты не раздумывала, как поступить. Ехать домой? Не имело смысла! Что мне там делать? Метаться из угла в угол и в сотый раз перебирать в памяти нашу с Голубкиным ссору? Нет уж! Увольте! Так никаких нервов не хватит!

— Уже еду! Ждите! — проорала я в трубку и нажала на педаль газа.

Когда я подрулила к школьному зданию, Василиса уже стояла у ворот.

— А я вас выглядываю, — весело объявила она, подбегая к машине. — Никитичну предупредила, она нас ждет. Тут недалеко. В конец улицы проехать нужно.

— Садитесь, — пригласила я, распахивая дверцу. — Фотографии не забыли?

— Взяла!

Никитична действительно нас ждала. На столе красовалось блюдо с пирогом, самовар, вазочка с незатейливыми конфетами.

— Ого, как нас встречают! — рассмеялась я.

— Испекла на скорую руку, — улыбнулась в ответ хозяйка. — Не пустым же столом гостей привечать?

После недолгого обсуждения погоды, урожая и цен Никитична спросила:

— Так что у вас за дело ко мне? Вася сказала, вы моими фотографиями интересуетесь.

Я тут же полезла в сумку и вытащила снимок, полученный от Аллы Викторовны. Василиса в свою очередь торопливо выложила на стол стопку принесенных с собой фотографий. Я аккуратно разложила все их в ряд. Сначала ту, что сама привезла, потом остальные три. Освежая память, быстро обежала взглядом каждую. Хотя свою могла бы и не смотреть — и без того ее хорошо помнила. Девочка и женщина, снятые на фоне дома. Я еще раз оценивающе взглянула на нее. У женщины действительно не слишком приятное лицо. Очень уж неулыбчивое, а строгое черное платье с глухим воротником только добавляло суровости ее облику.

«Алла Викторовна права. Точно гувернантка или няня. Девочка совсем на нее не похожа», — мелькнуло в голове.

Девочка же была полной противоположностью обнимавшей ее женщине. Перед объективом держалась свободно и, казалось, просто наслаждалась всеобщим вниманием.

Девочка присутствовала и на второй фотографии. Теперь она стояла рядом с Денисовым-Долиным, и сомнений в том, что это та же самая девочка, у меня не было. Все совпадало, даже платье было то же. Белое, с кружевным шитьем.

«Нет, точно, в один день снимали», — подумала я.

Следующая фотография была сделана в саду. На скамейке сидели Денисов-Долин, девочка и огромного роста мужчина, одетый в свободную белую рубаху навыпуск и широкие холщовые штаны.

На последнем, четвертом снимке все тот же неизвестный стоял рядом с Денисовым-Долиным, а перед ними на траве стояла миниатюрная пагода с сидящим на ступенях китайцем.

Пока я разглядывала фотографии, в комнате не раздалось ни звука. И Василиса, и Никитична с любопытством наблюдали за мной, но мешать не решались.

— Откуда у вас эти фотографии? — наконец спросила я Никитичну, кивнув на разложенные на столе снимки.

— От матери достались, — с легкой улыбкой ответила старуха.

— Это она? — Я прикоснулась пальцем к женщине в темном платье.

Никитична рассмеялась.

— Нет, это хозяйка! А маменька у них прислугой работала. Вон она, в окошко выглядывает. А это, — Никитична указала на великана, — хозяин. С камнем работал. Большим умельцем был, заказы так и сыпались. Маменька говорила, из самой Москвы к нему приезжали. И купцы, и знатные люди. Вот этот, — она кивнула на Денисова-Долина, — частым гостем был. Фамилию сейчас уже не вспомню, но маменька говорила, очень именитый господин был. И заказы богатые давал. Хозяин помогал ему парк украшать. Фигуры из мрамора тесал. Фотография, на которой они вдвоем стоят, у мастерской сделана. Хозяин как раз закончил вот этого каменного болвана, и барин приехал его забирать. По этому случаю и фотографировались.

— Он скульптор был? — для верности уточнила я.

— Ну да! Сам из простых, а в люди выбился благодаря таланту. Работал много, вот и разбогател. Землю купил, дом построил. Вон там на горке, за лесом. Теперь-то ничего не осталось, а перед революцией хороший дом стоял. Кирпичный, с садом и мастерской.

— А как эти фотографии оказались у вас в семье?

— Маменька на память о хозяевах взяла. Хорошие были люди. Хозяйка, правда, чересчур богомольной была, но все равно добрая. Жаль, кончили страшно... — Перехватив мой вопрошающий взгляд, пояснила: — В восемнадцатом году приехали из города имущество вывозить, а хозяин на защиту стал. Здоровенный он был, в себе уверенный, пошел на вооруженных людей с голыми руками. Его и застрелили... А хозяйку штыком закололи, когда она к мужу кинулась. Так в одночасье оба и погибли.

— Я смотрю, вы все про бывших хозяев знаете.

— А как же? Сколько раз с маменькой карточки эти разглядывала. Она мне все и рассказала.

— А эту девочку тоже знаете?

— Конечно!

Я думала о том, что теперь, похоже, расследование мое совсем уж близко к завершению. И еще о том, что здесь, в Вуславле и его окрестностях, мне, пожалуй, делать больше нечего.

И тут очень некстати раздался звонок Григория.

— Аня, это ты? — неуверенно спросил он.

— Я, Гриша, я. Чего хочешь?

— Ань, у меня для тебя новость. Ты наказывала поразнюхать тут вокруг. Ну про Зинку... Так я время не теряю, всех подряд расспрашиваю. Тут у ларька с одним потолковал, и он, оказалось, Зинку в тот вечер видел...

— В вечер убийства? — уточнила я, подозревая, что у Григория на почве выпивки дни в голове могут и спутаться.

— Нуда!

— И с кем ты разговаривал?

— Что спрашиваешь, все равно ведь не знаешь. Есть тут один... Он возле этих ларьков каждый день толкается. Ждет, пока кто нальет кружку пива.

— Гриш, ты ничего не путаешь? Зинаида в кафе сидела, а не возле пивного ларька толкалась, — теряя терпение, вскипела я.

Гришка был уверен в своей правоте и потому не на шутку обиделся:

— Ты, Анька, меня не сбивай! Я все по порядку рассказываю. Ты, может, и не знаешь, а только рядом с кафе у нас ларьки стоят. Около них те пасутся, кому кафе не по карману. Так вот этот, про кого рассказываю, деньгами в тот вечер разжился. Естественно, пошел к ларькам. Купил кружку пива, отошел за угол, чтоб не мешали, и стоит, цедит потихоньку. И тут в закуток, где он пристроился, Зинка с незнакомой бабой идут... — Григорий маетно вздохнул: — Все-таки ты, Анька, умная. Верно тогда про бабу подумала, а я не поверил.

— Не отвлекайся, — одернула я его.

Григорий еще пару раз вздохнул для порядка и не спеша принялся излагать:

— Зашли они за ларьки, стали и давай лаяться...

— О чем спорили, мужик слышал?

— Откуда? Зинка, как только подошла, сразу его шуганула. Он связываться не стал и ушел на другое место.

— Зинки испугался? — не поверила я.

— Конечно! Ты так удивляешься, потому что не знала ее. А у Зинки глотка была луженая, и на руку она была скорая. Чуть что не по ее, сразу в драку лезла.

— Ясно, — вздохнула я. — Мужик скандалить не стал, ушел и о чем шел разговор — не слышал.

— Не слышал, — согласился Гришка. — Они негромко разговаривали, вроде как не хотели, чтобы их слышали. Но что ссорились, это точно.

— Хорошо, ссорились. Потом что было? Куда они пошли, он видел? Если помнишь, Зинаиду совсем в другом месте убили.

— Ничего он больше не знает, — обиженно засопел Григорий. — Кореша к нему подвалили, и он отвлекся. Куда бабы делись, не заметил. Сама прикинь, оно ему нужно было?

— Понятно, — разочарованно протянула я, не зная, что и думать.

С одной стороны, информация могла быть интересной — пьянчужка ненароком увидел ту, кого ждала в кафе Зинаида. А с другой стороны, та женщина вполне могла оказаться и ни при чем. Мало ли с кем могла выяснять отношения Зинка, которая ангельским характером, как я уже поняла, не отличалась. Пока я размышляла, Гришка терпеливо ждал, но, когда снова заговорила, обрадовался. Чувствовалось, ему здорово хотелось, чтоб его сообщение не оказалось пустышкой.

— А что за женщина? Он ее случайно не знает?

— Говорит, не наша. Ему вообще показалось, что она не из местных. Одета больно чудно, у нас так не одеваются.

— Если я приеду, описать ее сможет?

— Зачем приезжать? — удивился Григорий. — Я сам все выспросил. Говорит, немолодая. Лет пятьдесят, а то и больше. Точно сказать трудно, морда у нее больно холеная и гладкая. Он почему решил, что она не из города... У наших баб в таком возрасте лиц без морщин не бывает. Жизнь сама знаешь какая...

— Может, еще что дельное заметил? — нетерпеливо прервала я лирические отступления Григория. — Цвет волос, прическа?

— Какая прическа, Ань? Сказал, волосы у нее были светлые. Стриженые. И вот еще что... Худая она очень. Просто палка.

Чем дольше я слушала описание незнакомки, тем больше оно подходило к одной знакомой особе. Тем более что и основания встречаться с Зинаидой у нее вполне могли быть. Мои подозрения прервал голос Гришки:

— ...он вот еще что сказал... Когда они подходили, обе такие злющие, Зинка сердито так той бабе прошипела: «Ты меня не пугай. Ты лучше за себя бойся. Тебе есть чего терять». Тут Зинка увидела моего знакомого, ну и шуганула его.

— И он больше ничего не слышал?

— Он про них сразу же и забыл. Говорю ж, кореша к нему подвалили. И не вспомнил бы, если б я разговор не начал. Ну как думаешь, дельное что узнал?

— Кажется, да.

— Ну тогда бывай. Я еще тут поспрашиваю. Если что, буду звонить.

Да, пожалуй, рановато я собралась в Москву. Уже вечер, пока я доеду, будет глубокая ночь, и что же, если Гришка что-то накопает, с утра пораньше тащиться назад? И тут меня осенило: а переночую-ка я в местной гостинице. Должна же здесь быть гостиница, верно?

Ночь я провела плохо. И вовсе не потому только, что оказалась в новом месте. Сначала долго не могла уснуть, потом все-таки задремала, но сон получился неглубокий и беспокойный. Даже в полудреме я мучилась вопросом: неужели это Алла приезжала к Зинаиде? Или мне так хочется думать, потому что она мне несимпатична? Поразмыслив, я твердо решила, что неприязнь здесь ни при чем. Мало того что внешность неизвестной подходила Алле Викторовне, но — и это главное — у моей заказчицы, похоже, и вправду был повод ссориться с Зинаидой. Я отлично помнила, как Ефимова рассердилась, когда я упомянула о замечании последней по поводу приездов Аллы в Вуславль. Но одного замечания мало... У Аллы Викторовны слишком трезвая голова, чтобы из-за пустых намеков пойти на убийство. Для этого ее нужно загнать угол. Я еще немного подумала и согласилась с собой. Верно, Алла Викторовна может и на убийство пойти, но только в том случае, если у нее другого выхода не останется... Но может, Зинка ей его и не оставила?.. Она ведь тогда здорово заинтересовалась фотографиями в журнале. Я было подумала, что ее внимание привлек Ефимов... а ведь это вполне могла быть его жена. Зинка знала о ней нечто очень любопытное. Это точно. И сама Ефимова вела себя странно... Создавалось впечатление, что у нее есть тайна и она связана с Вуславлем. Неужели Зинка ее шантажировала? Чем? С этой мыслью я и заснула. А утром проснулась с тяжелой головой и уверенностью, что мне обязательно нужно позвонить непутевому отпрыску Ефимовых. Набирая номер, я очень опасалась, что его не окажется дома или, что того хуже, дома окажется Алла Викторовна и я на нее нарвусь. На мое счастье, в тот день все складывалось удачно. Макс ночевал в родных стенах и по этой причине был абсолютно трезв.

— Вы, помнится, помощь предлагали? — сразу и без обиняков приступила я к делу.

Мое заявление Макса позабавило. В трубке послышался легкомысленный смешок.

— Решили одуматься или в ваших планах что-то изменилось?

Выкладывать любопытному отпрыску Ефимовых все как на духу я не собиралась, поэтому ответила предельно сдержанно:

— Планы все те же. Работаю.

Ефимовский сынок был, конечно, отъявленным шалопаем, но совсем не дураком, потому и мою сдержанность расценил правильно.

— Откуда тогда интерес к моему предложению?

Голос Макса так и сочился неприкрытым ехидством, я просто видела, как его лицо кривится в насмешливой ухмылке. Ну что ж, его можно было понять! Я столько раз ему в открытую хамила, что теперь парень пользовался моментом и отыгрывался за свои прошлые унижения. Обращать на это внимание было себе дороже: исправить уже ничего нельзя, а вот без информации можно точно остаться. Поэтому не стала мудрить, наплевала на Максовы комплексы и обиды и честно призналась:

— Я зашла в очередной тупик. Надеюсь у вас чем-нибудь интересным разжиться. Вдруг поможет.

— Поможет в чем? Маменькино самолюбие потешить? — моментально взорвался Макс. — Мне это зачем?

«Эк его разбирает! Заводится с пол-оборота», — подумала я, но вскользь, мимоходом, а сама продолжала гнуть свою линию:

— С самолюбием все обстоит не просто. Брожу как в тумане, так что из затеи Аллы Викторовны может ничего и не получиться. А что касается вас... можете любопытство свое удовлетворить. Вы ведь хотели знать, что на самом деле происходит.

Макс коротко хохотнул:

— Значит, согласны поделиться? Ну что ж! Выкладывайте!

— Не так скоро! — осадила я своего чересчур ретивого партнера. — Вы пока еще ничего мне не рассказали!

— Лихо! — расхохотался Макс. — Решили на кривой меня обойти?

— Макс, — терпеливо заметила я, — давайте не будем торговаться. Если согласны, ответьте на несколько вопросов, если нет... забудьте о нашем разговоре. Я хитрить не собираюсь, поэтому признаюсь честно: мне пока рассказывать нечего. Но если вас это утешит, могу сказать: выглядит все не слишком оптимистично и надежды Аллы Викторовны могут не оправдаться. Это при лучшем раскладе...

— А при худшем?

— И подумать боюсь. Результаты могут оказаться просто катастрофическими;

— Даже так? — задумчиво протянул Макс. — Вы меня утешили, ради этого можно и помочь. Авось общими силами да и насолим маменьке.

— Я такой цели перед собой не ставлю, — сухо заметила я.

— Зато я об этом мечтаю. Ладно, спрашивайте. Если что знаю, расскажу.

— Меня интересует ваша бабушка по материнской линии...

— А она тут при чем? — опешил Макс.

— Все вопросы потом! Ответьте лучше, что вы о ней знаете.

— Не много. Когда она умерла, я маленький был.

— Совсем ее не помните?

— Помню немного. Высокая была, подтянутая. Осанка у нее была просто царственная. Спина ровная, подбородок вздернут. Голоса никогда не повышала, но ее все равно все и всегда слушались. Даже дед, а уж характер у него был...

— Это ваше чисто внешнее впечатление о ней. А факты из биографии?

— Какие факты? Смеетесь? Сколько лет мне тогда было, чтобы подобными вещами интересоваться? Что видел, то и запомнил!

— Алла Викторовна ничего не рассказывала?

— Конечно, рассказывала! Она у нас это любит! Вот только верить всему нельзя! Она озвучивает только те моменты, что идут на благо имиджу семьи. Ну сами понимаете... Великий певец, интеллигентная жена, красавица дочь. Высокие отношения... В общем, всякая лабуда!

— А поподробнее можно?

— Ну, например... как бабка познакомилась с дедом!

— И как?

— На концерте. Он ее увидел и влюбился с первого взгляда. Далее все по тексту... Ах, как он красиво ухаживал! Ах, как упорно добивался ответного чувства! Ах, наконец они поженились и зажили счастливо! Сплошная трескотня! Ничего интересного из маменькиных воспоминаний вы не почерпнете. Ей ведь что нужно? Придать блеск своему семейству, а тут любая лакировка подойдет!

— А на деле что происходило? Бабушка, к примеру, чем занималась? Работала?

— Нет, конечно! Ей такого по статусу не полагалось! Она при муже была. Дом вела, на гастроли его сопровождала.

— А до замужества?

— Пела! У нее был чудесный голос! Она ведь с дедом как познакомилась? В одном праздничном концерте с ним выступала!

— Пела?

— Нуда! Бабуля окончила консерваторию и в Москонцерте работала.

— Постойте, вы ведь говорили, что она родом из глубинки?

— Так и есть. В Москву совсем молоденькой приехала. А поскольку у нее не только изумительный голос был, но и подходящая пролетарская биография, ее без проблем приняли учиться.

— Так откуда она родом?

— Из Вуславля! Как и папенька, но о том, что они с бабкой земляки, он вряд ли даже подозревает. Это великая тайна нашей семьи! — выпалил Макс и расхохотался. — На эту тему никто и никогда не распространяется! Так еще при деде заведено было. Я сам случайно узнал.

— Даже так? Тогда действительно тайна. И к чему такая секретность?

— Неужели не понимаете? — трагическим голосом воскликнул Макс. — Она была супругой самого блистательного Червинского! Что это подразумевало? Жена должна быть безупречна, вызывать восхищение... ну в крайнем случае зависть, а тут... Родом из подмосковной глухомани и непонятно из какой семьи! Как в таком признаться? Засмеют! Между прочим, моя прабабка в Москву к дочери ни разу не приезжала. Так и осталась жить в том городишке. Бабуля, правда, ее навещала, но... скрытно! А всем всегда говорилось, что мы коренные москвичи. А что? И дед, и мама и правда в Москве родились!

— Понятно... Прабабка одна в Вуславле жила?

— Ну, конечно! А с кем ей было жить, если единственная дочь в столице обосновалась, а мужа нет?

— Умер?

— Темная история... Между прочим, еще одно семейное табу. Вроде бы расстреляли его, а где и за что... Этого, похоже, и мамуля не знает.

— А вы откуда узнали?

— Слышал однажды... краем уха. Мамуля бабку пытала, — туманно пояснил Макс, но, как он ни темнил, и дураку было ясно: разговор старших он услышал не случайно. Похоже, страсть к подслушиванию была у него в крови, она, можно сказать, родилась вместе с ним. — Маменька хотела узнать, как и почему дед погиб. Только ничего у нее не вышло. Промолчала бабуля. Временами она, между прочим, что кремень была. Не захочет сказать — слова из нее не вытащишь. А тут она точно не хотела.

— В отличие от своего отца, вы много знаете о семье матери, — заметила я.

— Он не знает потому, что его ничего, кроме собственной карьеры, не интересует, — сухо отрезал Макс.

— И у вас никогда не возникало желания его просветить?

— Рассказать все папеньке? — хохотнул в трубку отпрыск Ефимовых. — А что? Это было бы забавно... — И, выдержав короткую паузу, он уже серьезно закончил: — Но весьма неблагоразумно. Мать бы мне этого никогда не простила и моментально лишила денежного пособия. Не знаю, как у вас заведено, а у нас все просто: денежки в дом приносит отец, а распоряжается ими маменька.

Может быть, Макс рассказал бы что-то еще, но тут из трубки донесся раздраженный крик Аллы Викторовны:

— Макс, ну что это такое? Я его по всему дому ищу, а он забился в угол и по телефону болтает! С кем это ты?

— Все, больше говорить не могу. Пока! — выпалил Макс и, не дожидаясь ответа, бросил трубку.

Некоторое время я сидела в раздумьях, бессильно уронив руки на колени. Разговор получился интересным, одно только плохо: я, увы, так и не удосужилась спросить имя матери Аллы Викторовны. Потомившись еще немного, я встрепенулась. Сиди не сиди, все равно ничего путного не высидишь. А тут время поджимает, нужно отправляться к Григорию.

В дверь стучать пришлось долго и настойчиво, а когда Гришка наконец открыл, на лице у него было написано горячее желание незамедлительно послать незваного гостя куда подальше. Однако, увидев на пороге своей комнаты меня, он сделал над собой героическое усилие, и уже готовые сорваться с языка крылатые фразы так и остались невысказанными. Правда, подобная сдержанность далась Григорию с большим трудом и окончательно испортила его и так не блестящее настроение. Он своего недовольства по этому поводу скрывать не стал и, лениво щуря опухшие ото сна глаза, неприветливо просипел:

— Ты чего явилась?

— Дело у меня к тебе. Одевайся! — хмуро скомандовала я, поскольку и сама пребывала в некотором раздражении.

— Я на пустой желудок делами не занимаюсь, — проворчал Гришка и сделал неловкую попытку захлопнуть дверь.

— А то я не знаю! — усмехнулась я, одной рукой хватаясь за створку, а другой протягивая ему бутылку пива. — Опохмелись, и пойдем твоего знакомого искать.

При виде выпивки лицо у него моментально разгладилось, и он суетливо заквохтал:

— Ты чего на пороге стоишь? Заходи!

Приглашение я приняла без смущения, поскольку накануне сон сморил Григория прямо в одежде и моей нравственности ничего не угрожало.

— Ты про кого речь ведешь? — невнятно пробормотал Григорий, с жадностью поглощая пиво прямо из горла.

— Мне нужен тот человек, о котором ты вчера по телефону рассказывал.

— Зачем? Ты что, мне не веришь? — опешил Гришка и от обиды даже про бутылку забыл.

— Верю, потому и приехала. Уточнить у него кое-что хочу.

Объяснение показалось Гришке вполне убедительным, и, моментально успокоившись, он миролюбиво сказал:

— Это можно! С утра этот хмырь обычно у ларьков трется.

Гришка хорошо знал привычки местных аборигенов и в своих прогнозах не ошибся. Нужного нам алкаша мы действительно обнаружили в кустах рядом с ларьками. Расположившись в тенечке, он в компании еще двух таких же колоритных личностей мирно потягивал пиво и вел неспешную беседу ни о чем. Наше с Григорием появление переполоха в мирную обстановку не внесло, хотя и особой радости не вызвало. Мужики переглянулись между собой, буркнули нечто невнятное в ответ на наше приветствие и дружно уткнулись носами в кружки. На мое счастье, подобная реакция была ушлым Гришкой спрогнозирована, и для ее нейтрализации было заранее припасено радикальное средство.

— Угощайтесь, мужики, — произнес Григорий, широким жестом протягивая им пакет со звенящей тарой внутри.

Знакомый мелодичный звук разом растопил холодок недоверия, и компания весело загалдела.

Григорий счел взаимопонимание налаженным и, не теряя времени даром, обратился к высокому тощему мужику:

— Колян, ты мне вчера про Зинку рассказывал. Можешь ей повторить?

Предложение тощему не понравилось, и он нахмурился.

— А она откуда? Из милиции?

— Какая милиция?! — возмутился Гришка. — Я когда дело с ментами имел? Журналистка, материал для статьи собирает.

Такой смышлености от своего напарника я никак не ожидала. С уважением покосившись на него, я торопливо пустилась в объяснения:

— Вам это ничем не грозит. Никаких имен называть не буду, да и вы всегда можете отказаться от своих слов. А за интервью я хорошо заплачу.

При упоминании о деньгах товарищи худого заволновались. Быстро сообразив, что к чему, они дружно загалдели:

— Чего ты, Колян! Не тушуйся! Бабки за так срубишь! А если что, так мы всегда подтвердим, что она все врет и ты ничего не говорил.

Советы друзей показались Коляну убедительными, и, немного поколебавшись, он согласился:

— Ну, если так... Спрашивай.

— Для начала опишите мне ее как можно подробнее.

— Немолодая. Пятьдесят ей точно стукнуло. Высокая, тощая. В брюки была одета, а под брюками жопы... задницы, то есть, совсем не проглядывается. И кофта вязаная... Замысловатая такая, на балахон похожая. На ней как на вешалке висит. У нас, между прочим, пятидесятилетняя баба так никогда не вырядится. Людей застыдится. А на груди у нее бляха болталась. Я это оттого заметил, что бусы были уж очень крупные, а к ним еще эта бляха приделана. Я подумал, больно чудно выглядит. Потому и запомнил.

— Лицо описать сможете?

— Откуда? Я в лицо ей и не глядел! А волосы помню. Белые, крашеные.

— Длинные?

— Стриженая. Правда, не так коротко, как ты. Так примерно будет. — Он рубанул ладонью по шее, показывая, какой длины были волосы у незнакомки.

— О чем они разговаривали, слышали?

— Они не разговаривали! Хоть и шипом, а лаялись. И обе сильно злющие были. Особенно Зинка. У нее морда вся красная была и очень сердитая. Я еще подумал, что если не договорятся, так и до рукопашной дело дойти может. Зинка — она горячая была. Чуть что не по ней, сразу руки распускала.

— Так они ж и подрались! — радостно вмешался в разговор один из корешей рассказчика. — Если б тот парень не вмешался, так вешалке здорово бы досталось!

Вмешательство в повествование постороннего лица рассказчику не понравилось, и он раздраженно нахмурился:

— Как подрались? Не видел я такого!

— Так ты к тому времени уже ушел! Вспомни, ты свой стакан допил и сразу домой побрел, а я тут еще остался. В тот момент все и случилось. Неплохая драчка получилась бы, да жаль, парнишка помешал.

— Что за парнишка? Из местных?

— Нет, тут таких не водится. Пришлый. Чистенький очень и одет хорошо.

— А он откуда появился?

— Не знаю. Я его заметил, когда он уже вон там стоял.

Мужчина махнул рукой в сторону кустов на противоположной стороне улицы. Проследив взглядом за его рукой, я подумала, что место для наблюдения было выбрано удачно. Парень стоял прямо против прохода между ларьками. Ему все было видно, а сам он среди кустов особо в глаза не бросался.

— Получается, он следил за женщинами?

Мой вопрос поставил мужчину в тупик.

— Следил? Даже не знаю...

— А как дело было? Например, он стоял, пил пиво, мимо прошли две женщины, и он, от нечего делать, проводил их взглядом.

— Нет, он не пил. Просто стоял... Все ведь как вышло... Та тощая подошла к кафе и остановилась против окон. Тут сразу же Зинка вышла. Они что-то поговорили, и Зинка потянула ту, другую, к ларькам. Пока дошли, успели уже полаяться. А пока стояли в закутке, Зинка совсем разъярилась и стала хватать ту, пришлую, за грудки. Вот в этот момент парень и кинулся к ним.

— Разнял?

— Тощую он оттолкнул, и она убежала, а он сам с Зинкой еще остался. Втолковывал ей что-то и, похоже, уговорил. Расставались они вполне мирно.

— А куда он потом пошел?

— К центру. Да я за ним и не смотрел. Неинтересно уже стало.

— Получается, в день смерти Зинаида общалась с двумя неизвестными. Женщиной и мужчиной, — подвела я итог всему сказанному.

— Почему в день смерти? Это было накануне! Убили-то ее вечером следующего дня!