Я уже подходила к подъезду, когда меня окликнул знакомый голос:
— Анна!
Оглянувшись, увидела сидящую на скамейке среди кустов Дашу.
— Отлично смотришься на фоне зелени, — улыбнулась я ей. — Тебе б еще букет полевых цветов в руки, и можно писать портрет.
Дарья на шутку не отозвалась. Темная, как туча, она грузно поднялась с лавки и заспешила в мою сторону. Не успев подойти, с ходу принялась излагать свои претензии:
— Я битый час во дворе околачиваюсь. Со всеми местными собаками успела перезнакомиться, не говоря уж об их хозяевах. Ты где болталась?
— В Подмосковье ездила. По делам. А ты чего тут сидишь? У тебя же ключи есть. Специально для тебя комплект заказывала.
— Дома оставила, — нахмурилась Даша, недовольная, что приходится от нападения уходить в защиту.
Однако не такова была моя закадычная подруга, чтоб вот так сразу выпустить инициативу из рук.
— Я бы сюда не тащилась, если бы твой телефон работал, — назидательно сказала она. — А он, между прочим, не отвечает? Почему?
— Разрядился.
— Я всегда говорила, что ты безалаберная, — тут же воодушевилась Дарья. — Тебе лишний раз лень проверить мобильник, а я из-за этого должна с ума сходить!
Задумчиво поглядев на нее, я поинтересовалась:
— Ты зачем приехала? Ругаться?
— Еще чего! — обиделась Даша.
— Значит, на работе неприятности, — уверенно заключила я, зная о ее непрекращающейся войне с одним из заместителей директора.
Дарья забавно наморщила нос:
— Не без того. Ну и кушать очень хочется. Дома шаром покати, последнюю десятку разменяла еще вчера, и новых поступлений в ближайшие дни не предвидится.
— Тогда все понятно, — хмыкнула я, дергая ручку парадного.
— У тебя с едой как? — обеспокоенно поинтересовалась Даша, двигаясь за мной по пятам.
— Приготовленного ничего нет.
— Кто б сомневался? С запасами как? — проворчала подруга, топая к лифту.
— Полуфабрикатов полно, от Глафиры остались. Хозяйственная была дама.
— Класс! — довольно ухмыльнулась Даша. — Значит, без ужина спать не лягу.
Пока поднимались наверх, она с томлением косилась на меня, а стоило выйти на площадку перед квартирой, не выдержала:
— Может, зря ты Глафиру прогнала? С ней мы забот не знали. Всегда был полный холодильник. Не знаю, как тебе, а мне нравилось.
— Нравилось — нужно было забирать ее себе, — сердито отозвалась я, гремя ключами.
— Придумала! Голубкин ее не мне, а тебе одолжил. Кстати, как он прореагировал на изгнание своей любимицы?
— Понятия не имею.
— Неужели с тех пор ни разу не звонил? — ахнула Дарья.
— Именно.
— Обиделся, — с пониманием заключила Даша.
— Его дело, — буркнула я и, стараясь уйти от неприятной темы, поспешно перевела разговор на другое: — Тебе что приготовить?
Дарья не на шутку испугалась:
— Ничего не нужно. Сама все сделаю, ты только не лезь.
Неверие подруги в мои кулинарные способности меня нисколько не обидело. Сама отлично знала, что готовка не мой конек. Довольная, что удалось увильнуть от неприятной работы, я весело объявила:
— Тогда так! Ты к плите, я в ванную. Встретимся через полчаса.
Когда через тридцать минут я вошла в кухню, там кипела работа.
— Чем помочь? — с деланным энтузиазмом воскликнула я, точно зная, что делать ничего не придется.
— Ничем! — отмахнулась Дарья, увлеченно колдуя над сковородой. — Сама все сделаю. Ты только мешать будешь.
— Могу хлеб нарезать.
— Нарезано уже, — раздраженно буркнула Дарья. — Слушай, сядь в уголке и жди. Скоро все будет готово.
— Ты работаешь, а я бездельничать буду? — лицемерно обиделась я, в душе очень довольная, что помощи от меня никто не требует.
— Не хочешь просто так сидеть, почитай что-нибудь. Только не лезь ты под руку, — рассеянно пробормотала Дарья.
При слове «читать» внутри меня щелкнуло. Папка! Папка с документами! Дарья так заморочила мне голову этим дурацким ужином, что я напрочь о ней забыла! Сорвавшись с места, я сломя голову рванула в прихожую.
— Что это? — глянув через плечо, спросила Даша, когда я снова возникла в кухне с пакетом в руках.
— Очень интересная вещь, — отозвалась я, вытряхивая содержимое пакета на подоконник. — Дело Сидельникова. Заведено на него полицией в 1913 году.
— И чем же оно интересно? — не поворачивая головы, проворчала Даша.
— Тем, что фамилия этого человека уже упоминалась совсем недавно в связи с Денисовыми-Долиными. Гаршина, родственница Лили, утверждала, что некий Сидельников люто ненавидел семью ее дяди. И вот что еще... Ирина Ильинична считала, что этот Сидельников служил в ЧК.
— Тогда ничего странного, что на него было заведено дело в полиции. Их работа в том и заключалась, чтобы заниматься инакомыслящими. Возможно, он был членом враждебной режиму партии, занимался антигосударственной деятельностью. Агитацией, например.
— Все верно говоришь, только здесь, похоже, другой случай. Суди сама. Вот первая страница. Две фотографии в профиль и анфас плюс биографические данные. Происхождение — из мещан. Род деятельности — сапожник. Семейное положение — холост. Убеждения — анархист. Идем дальше. Личностная характеристика, данная ему неким полицейским чиновником. Читаем: «У Сидельникова полностью отсутствует мотивация к труду. Работать не любит. Профессию сапожника давно оставил, ввиду этого профессиональные навыки утеряны. В настоящее время реально способен лишь на неквалифицированный труд. Работает нерегулярно, только ради минимального заработка. Возможность трудиться и получать вознаграждение, соответствующее затраченным усилиям, категорически для себя отрицает. Циничен. Хочет получать много, взамен ничего не отдавая. По своей сути — вор или грабитель. Остро ненавидит тех, кто трудится и имеет нормальное благосостояние. В его глазах любое богатство может быть только объектом дележа. Именно так Сидельников понимает социальную справедливость. Объясняется это тем, что он не в состоянии обеспечить себя и потому стремится жить за счет других. Ввиду полного отсутствия нравственных основ пути достижения цели для него значения не имеют. Особенно ненавидит любые проявления образованности и культуры». Слушаешь?
— Да!
— Теперь самое интересное. «Согласие к сотрудничеству дал охотно, поскольку это избавляет его от наказания за содеянные преступления, а также из ранее упомянутой ненависти ко всем более благополучным, чем он сам, согражданам. Как агент может быть перспективен, так как не лишен артистичности и способности вживаться в роль, а также по причине полной своей беспринципности».
— Интересный тип, — пробормотала Даша, энергично помешивая на сковороде нечто очень вкусно пахнущее.
— Это еще что! Ты вот что послушай, — с воодушевлением воскликнула я. — Тут излагается суть того, за что его взяли и на чем потом вербанули. Сидельников был арестован по делу группы Сергея Родионова, недоучившегося студента и последователя Бакунина. Он организовал в Москве тайное общество «Народное возмездие», целью коего было создание беспорядков и борьба против законной власти. Небольшая по своей численности группа была быстро обнаружена полицией, и члены ее арестованы. В процессе расследования стало известно, что в общество вовлекали обманом, шантажом и угрозами, а сама организация строилась по принципу слепого подчинения. Уже находясь под следствием, Сидельников заявлял, что ради освобождения народа «надлежит до основания разрушить это поганое общество. Для этого годятся любые средства, от обмана до насилия. Революционер не должен признавать законы этого мира, потому что их придумали те, против кого он борется. Принципы тоже не нужны, чистоплюйство только мешает борьбе. Настоящий борец свободен от всех буржуазных предрассудков и должен освоить только одну-единственную науку — истребления и разрушения». Сидельников, заметь, был правой рукой Родионова. Именно он убил одного из членов общества, студента Квашинова, за несогласие того с проповедуемыми Родионовым взглядами.
— Ты упомянула о согласии на сотрудничество... Выходит, этот твой Сидельников стал полицейским осведомителем?
— Именно. И тут имеется целый ворох документов, служащих тому доказательством. Согласие на сотрудничество, написанное им собственноручно, доносы на тех, в доверие к кому он потом втирался.
— Да? И кого же он заложил?
— В основном это были члены подпольных рабочих кружков. Ничего особо интересного, рутина. Но вот тут есть одно сообщение Сидельникова с пометкой «Срочно». В нем он доносит, что в ближайшее время ожидается прибытие в город очень авторитетной среди революционеров личности по фамилии Чубаров. Цель приезда — активизация деятельности рабочего движения и организация более широкой пропагандистской работы среди фабричных. В ответ на донесение Сидельников немедленно получает от своего начальства указание разузнать все как можно подробнее, поскольку Чубаров является опасным государственным преступником, несколько месяцев назад бежавшим из ссылки. Эти две бумаги относятся к апрелю, а в первых числах июня Сидельников сообщает, что ему поручено подготовить для Чубарова надежную квартиру, где бы тот мог на некоторое время укрыться. Судя по бумагам, необходимые приготовления охранкой были проведены, квартира была предоставлена, но ловушка не захлопнулась. Чубаров хотьад раненый, но ушел.
— Его так и не поймали?
— Про это тут ничего не сказано.
Я листала одну страницу за другой, быстро пробегая глазами написанное, и вдруг замерла.
— Ты чего? — спросила Дарья, с беспокойством взирая на мою вытянувшуюся физиономию.
— Тут упоминается имя Денисова-Долина. Сидельникову дается поручение познакомиться с ним и попытаться сойтись как можно ближе, — растерянно пролепетала я.
— Да ты что! И с чем это связано?
— Денисов-Долин подозревался полицией в принадлежности к масонам... и даже хуже... его считали не рядовым членом ордена, а основателем ложи. Тут говорится, что в его доме в Марьинке могли проходить тайные собрания братьев.
— С чего это полицию заинтересовали масоны?.
— Она всегда ими интересовалась. Масонский орден в России был законом запрещен. Первой деятельность масонских лож пресекла Екатерина II. Ее насторожил тот факт, что с масонами активно контактировал наследник престола Павел. Среди придворных ходили слухи, что якобы не только окружение цесаревича, но и сам он был посвящен в масоны. Императрица усмотрела в этом угрозу государственности и моментально предприняла решительные меры. Орден был запрещен, придворные, даже самые знатные, подверглись опале и были безжалостно высланы в свои имения, идеолога российского масонства Новикова с ближайшими учениками заточили в Шлиссельбургскую крепость. Обо всем этом очень подробно пишет в своей книге Рязанцев.
— Вот что значит женщина! — одобрительно хмыкнула Дарья. — Несколько точных ударов — и в империи наступила тишь и благодать.
— На некоторое время. На самом деле масонство не исчезло, хотя многие его члены, испугавшись преследований, действительно вышли из ордена. Ложи просто ушли в подполье. Однако, несмотря на конспирацию, слухи о существовании тайных кружков непрестанно циркулировали в обществе и в конце концов дошли до Александра I. Они настолько его обеспокоили, что в 1822 году он даже издал новый жесткий указ о запрещении масонских лож.
Постановление действовало вплоть до свержения царизма. Послабление наметилось только во время войны с Японией. Неспокойная политическая ситуация в стране и первая революция 1905 года привели к либерализации самодержавного строя. Масоны посчитали момент благоприятным для возрождения своих братств, и в разных городах' России одна за другой стали появляться масонские ложи.
— Выходит, до семнадцатого года масонство в России существовало. А потом?
— Советская власть официально масонство не запрещала. Нет ни одного высшего партийного решения, в котором бы оно осуждалось, но в то же время деятельность лож и не разрешалась. Их адепты преследовались как контрреволюционеры.
С этим все ясно. В Советской России любое тайное общество и должно было рассматриваться как враждебное. Непонятно другое... Зачем полиции было прибегать к услугам Сидельникова и поручать ему втираться в доверие к Денисову-Долину? Не проще ль было установить наблюдение за усадьбой и в момент сбора членов ложи всех арестовать?
— Совсем не просто! Не забывай, Денисов-Долин, человек богатый и знатный, наверняка был связан родственными узами со многими известными фамилиями. А значит, имел влияние. Да и членами масонских лож становились только вполне приличные люди, абы кто туда не принимался. Ворвись представители власти в имение Денисовых-Долиных и устрой там обыск, дело кончилось бы грандиозным скандалом и жалобой государю. Они бы ничего не нашли, а объяснение было бы простое: к хозяину дома приехали в гости друзья и знакомые. Нет, тут нужны были неопровержимые доказательства.
— Ты так заинтересовалась этой папкой потому, что она касается Денисовых-Долиных?
— В данном случае меня интересует личность самого Сидельникова. Понимаешь, какое странное дело... Сидельников по неизвестной нам причине люто ненавидел Андрея Константиновича, отца Лили. Ненавидел настолько, что собственноручно расстрелял его. Однако расправа с врагом не положила конец вражде. И после гибели своего врага Сидельников не оставил его семью в покое. И даже в Москве, Лили говорила об этом Гаршиной, их пути с Сидельниковым снова пересеклись. Лили боялась его и считала страшным человеком. Но это все происходило в начале двадцатого века... А тут вдруг убивают человека, косвенно связанного со всей этой историей, уже в наше время. Вот я и думаю: а не из-за папки ли с делом Сидельникова?
— Давно убили?
— Несколько дней назад.
— И что за человек?
— По всем меркам совершенно безобидный. Стареющая, никому не интересная алкоголичка. Зинаидой звали.
— И тем не менее ее убили? Думаешь из-за этой папки?
— В том-то и дело, что полной уверенности у меня нет. Причин могло быть несколько... По сути, кого эта папка могла заинтересовать через столько-то лет?
— Хороший вопрос. Но сначала нужно ответить на другой: как она попала к твоей Зинаиде?
— Понятия не имею.
— А что думаешь?
— Считаю, тут может быть много вариантов. Самый простой — Зинаида приходилась Сидельникову родственницей. Например, была его внучкой и папка досталась ей по наследству.
— Это легко! Чего только у людей не хранится! Ты мне другое скажи. К Сидельникову как она попала?
— Да просто! Сама знаешь, в семнадцатом году разгрому и разграблению подверглись многие полицейские архивы. По всей России, пользуясь возникшей неразберихой, уголовники всех мастей, стукачи, провокаторы, пытаясь замести следы, крушили полицейские картотеки и изымали заведенные на них дела.
— Допустим, все так и было. Забрал он свое дело и припрятал, а родственники те бумаги сохранили. Какая ни есть, а память о предке! Верно?
— Ну... Верно! Хотя такую память, на мой взгляд, лучше и не хранить!
— Дело вкуса, — нетерпеливо отмахнулась Дарья. — Может, они те листки и не читали ни разу! Тут другое интересно!
Подруга вперила в меня требовательный взгляд, ожидая нужной ей реплики, и я тут же покорно ее подала:
— Что именно?
Дарья хитро прищурилась и со значением спросила:
— Почему в наши дни из-за каких-то старых бумаг произошло убийство? Причастных к этому делу лиц уже наверняка не осталось в живых. Ни самого Сидельникова, ни тех, кого он предавал. А кому еще могло понадобиться это старье?
Я пожала плечами, размышляя над тем, по какой из нескольких причин, вертящихся у меня в голове, могла погибнуть Зинаида. Из-за моих расспросов о матери Ефимова? Сболтнула лишнее? Или из-за того, что, как это ни дико звучит, являлась дочерью Лили и своим существованием мешала неким амбициозным планам? А что, если причина все-таки заключалась в папке?
Дарье мое тоскливое молчание в конце концов надоело, и она торжествующе выпалила:
— Папка нужна тому, кто занимает достаточно видное положение, чтобы бояться таких родственников, как Сидельников! Тот, кто в сегодняшней России боится скандала. Публичный человек!
— Ты на что намекаешь? — откачнулась я назад.
— Послушай меня внимательно. То, что папка хранилась у этой Зинаиды, вовсе не означает, что она ей и принадлежала. Тут могло быть всякое...
— Могло! — не стала спорить я. — Зинаида заняла комнату матери Ефимова после ее смерти. Тот ничего из нее не забрал, просто бросил все, как было, и уехал.
— Ну что? Согласна? — обрадовалась моей сообразительности Даша. — Она эту папку случайно нашла среди чужих вещей.
— Думаешь, нашла, значения не придала, но сохранила? А потом вдруг явилась я с журналом... Увидев фотографии бывшего дружка Пашки и услышав от меня, что он далеко не бедствует, женщина затосковала?
— Конечно! — уверенно кивнула Дарья. — И ей пришла в голову мысль разжиться шальной денежкой!
— Шантажировать депутата?!
— А что? Ей терять было нечего, а вот Ефимову скандал точно не нужен!
— Что ж, по-твоему, выходит, это Ефимов убил Зинаиду?
— Выходит. И еще другое выходит: дедом его был не аристократ Денисов-Долин, как мечталось жене депутата, а убийца и провокатор Сидельников! Потому-то Ефимов так и противится расследованию!
Давно уже мы с Дашей разошлись по комнатам и улеглись спать. У Даши тихо, она, похоже, сразу заснула, а вот у меня сна до сих пор ни в одном глазу. Лежа на спине, я пялилась в темноту, а в голове то всплывали обрывки вечернего разговора, то мелькали перед глазами страницы из дела Сидельникова. Перевернувшись в очередной раз на другой бок, вдруг услышала Дарьин голос:
— Аня, ты ведь не спишь?
— Нет, — вздохнула я.
Раздалось шлепанье голых пяток о паркет, и на кровать ко мне уселась Дарья.
— Мне тоже не спится. Давай поговорим.
— О чем?
— Мы отвлеклись, а ты так и не рассказала, что же там еще говорилось о Денисове-Долине. Вывел его Сидельников на чистую воду?
— Из-за этого и заснуть не можешь? — хмыкнула я.
— Конечно!
Честно говоря, я и сама не прочь была поболтать. Чем мучиться без сна, лучше уж разговаривать. Поэтому ломаться я не стала, подоткнула подушку под спину и задумчиво сказала:
— В деле много бумаг, касающихся этого эпизода. Там и инструкции Сидельникову от его жандармских кураторов, и донесения самого Сидельникова, и его предложения по разработке объекта. Ничего не скажу, ребята трудились на совесть, и их усердие дало результат. Сидельникову удалось познакомиться с Денисовым-Долиным и заинтересовать его собственной персоной.
— Да ты что? Чем такой человек, как Сидельников, мог привлечь Денисова-Долина? Обыкновенный сапожник! — недоверчиво хмыкнула Даша.
— Ты его недооцениваешь. Хитрости и изворотливости Сидельникову было не занимать. Понимая, что выше головы не прыгнешь, он решил не мудрить и подавать себя тем, кем и являлся на самом деле.
— Это кем же?
— Выходцем из народа. В данном случае — рабочим. В деле имеется бумага, в которой он обосновывает свое решение, и она, должна тебе заметить, выглядит очень убедительно. Между прочим, его перед этим инструктировали, знакомили с личностью Денисова-Долина, излагали основные идеи масонства. И в результате изворотливый ум Сидельникова нащупал единственно верную точку, на которой их интересы с Денисовым-Долиным могли сойтись. Стремление к самообразованию — вот что должно было заинтересовать разрабатываемый объект в Сидельникове. Не могло не заинтересовать, поскольку самосовершенствование является краеугольным камнем в учении масонов. Отсюда и весь образ! Сидельников решил изображать этакого неудовлетворенного жизнью трудягу с мятущейся душой и неодолимой тягой к знаниям.
Знакомство произошло в парке Марьинки. Он был открыт для посещения, и Сидельников стал туда наведываться регулярно. Кружа по аллеям, он упорно поджидал появления хозяина усадьбы, и в один из дней ему повезло. Встреча состоялась у памятной плиты, посвященной Пифагору, и это не было случайностью. Сидельников специально подгадал так, чтобы встреча случилась именно у памятника одному из предтеч масонства. Заметив простолюдина, в глубокой задумчивости склонившегося над плитой, граф был удивлен. Не удержавшись, подошел и спросил, кто таков. В ответ услышал, что посетитель является простым рабочим, а здесь стоит потому, что о Пифагоре слышал и очень его уважает. Заинтересованный барин начал задавать вопросы. Простые, без подвоха. О семье, о работе, о взглядах на жизнь. Сидельников отвечал степенно и рассудительно. Особенно не умничал, но между делом высказал несколько идей, близких по своей сути к идеям масонства, выдавая их, естественно, за плод собственных размышлений. Денисов-Долин был покорен.
— Неужели он поверил в этот балаган?
— А почему нет? Не забывай, Сидельников не был лишен актерского таланта. Придумав себе роль, он вжился в нее и наверняка выглядел убедительно. На руку ему сыграло и то, что прогрессивные дворяне того времени идеализировали русский народ, а уж масоны со своим принципом «Свобода, Равенство, Братство» и подавно.
— Ясно! Купился граф.
— Точно. Первые доносы Сидельникова похожи на победные реляции. Он просто пыжится от гордости и не сомневается в будущем успехе. Действительно, по прошествии некоторого времени, после частых встреч и бесед по душам, Денисов-Долин сообщает Сидельникову, что существует кружок, члены которого исповедуют те самые идеи, что столь близки его неискушенной рабочей душе.
— Масоны!
— Конечно, хотя это слово в разговоре и не прозвучало.
— Значит, он все-таки вступил в орден! Неужели все было так просто?
— Если ты имеешь в виду процедуру принятия, так она действительно была проста. Вот послушай! — Я схватила с ночного столика книгу Рязанцева и, найдя нужное место, процитировала: — «Вступление в масонство проистекает обычно из желания самого кандидата. Случаи, когда руководители ложи занимаются подыскиванием новых членов, также бывают, но подобное происходит значительно реже, и действуют тут исключительно через знакомых и родственников… С соискателем проводятся собеседования. Это поручается наиболее авторитетным членам ложи, которые впоследствии подают свои заключения в письменном виде. При благоприятном мнении все данные о будущем члене ложи вывешиваются в Храме для всеобщего ознакомления. По прошествии достаточного времени члены братства проводят голосование. Если претендент получает в три раза больше белых шаров, нежели черных, назначается дата обряда посвящения. Одновременно с этим кандидат подает заявление с обоснованием мотивов вступления в Орден, копии документов о гражданском состоянии и обязательно справку о том, что он не находился под следствием и не был осужден. Последний факт начисто исключает возможность вступления в Орден. Точно так же, как его исключает и членство в экстремистских организациях».
— Документы для него не были проблемой. Небось, сделали такие, что комар носа не подточит, — пробормотала Даша.
— Конечно, сделали, — согласилась я. — И тем не менее все сорвалось. В тот момент, когда, казалось, все шло как по маслу, Денисов-Долин вдруг объявил Сидельникову, что никакого посвящения не будет. Мол, это была всего лишь шутка и никакого тайного общества в природе не существует.
— Да ты что?! Граф дал задний ход? Почему?
— Понятия не имею. Может быть, что-то в поведении Сидельникова его насторожило, а может быть, и правду сказал — не было никакого тайного общества, и граф с Сидельниковым просто играл. Разгадал в нем авантюриста и решил проучить...
— Выходит, устроил он Сидельникову подлянку, — довольно усмехнулась Дарья. — За такой провал начальство его точно по головке не погладило. Может, потому он так и ненавидел Денисова-Долина?
— Может быть. Судя по тому, что написано в его деле, Сидельников был тем еще типом. Может, и не простил графу своего унижения.
— Точно! — подхватила Дарья. — А потом, когда время пришло, рассчитался.
Неожиданно она выпучила глаза и уставилась на меня в немом изумлении.
— Что с тобой? — осторожно спросила я.
— Я те вещицы вспомнила. Часы, кольцо, запонки... Они же Денисову-Долину принадлежали?
Я молча кивнула.
— Если Ольга Петровна действительно была дочерью Сидельникова и через столько лет эти вещи оказались у нее...
— Значит, после расстрела Денисова-Долина ее папаша взял их себе на память, — сухо закончила я.
— С трупа снял?! — ужаснулась Дарья.
Я раздраженно дернула плечами:
— Подумаешь! Да этот тип и не на такое был способен!
— Слушай, меня вот что смущает... Бог с ним, с Сидельниковым, но ведь она эти побрякушки подарила сыну! А ведь знала же, откуда они взялись! Выходит, сознательно врала?
— Не обязательно. Такой папаша, как у нее был, и родной дочери мог правды не сказать. Сочинил убедительную легенду, она и поверила, — раздраженно отозвалась я.
Пока Дарья размышляла над справедливостью моего утверждения, я тоже немного подумала и уже не так уверенно добавила:
— А может быть, и знала Ольга Петровна истину, а сыну просто соврала. Хотелось ей его одарить, ведь она им так гордилась, а ничего ценного, кроме этих вещиц, у нее не было. А чтобы сынок не начал задавать ненужных вопросов, придумала состоятельных предков.
— Слушай, ты чего меня путаешь? — моментально рассердилась Дарья. — Сначала одно говоришь, потом диаметрально противоположное! Я уже не знаю, что и думать!
— Не одна ты такая! Я тоже не знаю, что думать. Но в любом случае все складывается неладно. Что я теперь жене Ефимова скажу? Алла Викторовна грезит о предках с голубой аристократической кровью, а я ей в качестве родственника предложу Сидельникова?