Грехи в наследство

1935 год. Зима

Лили торопливо одевалась, тихонько напевая под нос. Через три часа наступит новый, 1936 год, и она его встретит с Антоном. Сергей Васильевич сказал, что командование вызвало Антона в Москву. Как чудесно! Они не виделись целых два года. С тех пор, как Антон окончил Академию Генштаба и уехал по назначению. Лили вздохнула. Они тогда так и не объяснились. Антон пытался, но в Лили как бес вселился. Она смеялась, уводила разговор в сторону и ничего не хотела слушать. Так Антон и уехал ни с чем. Может, в эту новогоднюю ночь он снова заведет речь о женитьбе? Лили натянула второй чулок, щелкнула застежкой резинки и критически оглядела свои ноги. Хороши! А с Антоном она теперь будет серьезней. Эти два года для нее не прошли даром. Она вдруг поняла, что он очень много для нее значит... Интересно, изменился Антон? Он ведь теперь начальник, полком командует. Вообразить трудно. Лили улыбнулась, представив Антона распекающим нерадивого подчиненного.

В дверь постучали. Решив, что заглянула соседка, Лили крикнула:

— Заходи, не заперто!

Дверь распахнулась, и на пороге возник Антон.

— За мной приехал? — восхитилась она, готовая броситься ему на шею.

Антон не ответил, быстро шагнул в комнату и с треском захлопнул за собой дверь. Только теперь Лили заметила, какой у него осунувшийся и встревоженный вид.

— С Сергеем Васильевичем что-то случилось? — спросила она, вспомнив вдруг, что последнее время Чубаров жаловался на сердце.

— Сегодня отца ночью арестовали...

— За что?!

— Весь день бегал, пытаясь встретиться со старыми сослуживцами отца и выяснить...

— И? — выдохнула Лили, в общем зная, что он ответит.

— Никто ничего говорит. Может, не знают, может, разглашать не хотят. Только один сказал, что Сидельников написал на отца донос.

У Антона перехватило от волнения горло, и он замолчал. Лили смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Как сомнамбула, она медленно подошла к Антону и заглянула ему в лицо. Тот схватил ее за руки, сказал торопливо:

— Ты не верь, это ошибка. Страшная ошибка. Он ни в чем не виноват. Его выпустят. Разберутся и выпустят.

— Звери, — прошептала Лили белыми от ярости губами.

— Не смей так говорить! Не меряй всех по одному человеку! — закричал Антон.

Лили посмотрела на него с жалостью. Взрослый человек, а такой наивный. Между ними повисло тяжелое молчание. Каждый был уверен в своей правоте и не собирался уступать. Наконец Антон тихо сказал:

— Тебе нужно уехать. Немедленно.

— Куда? — усмехнулась Лили.

— К матери. Будешь сидеть тихо — и пронесет. Ты с нами не жила, Сидельников о тебе не знает. А отец будет молчать. Когда разберутся и его выпустят, снова вернешься в Москву.

Лили покачала головой:

— Не пронесет. Если Сидельников собирал компромат на твоего отца, то знает и обо мне.

— Не обязательно! И потом, ты никакого отношения к его делам не имела. Можно считать, случайная знакомая...

— Я прятаться не стану, — перебила она его, норовисто вздернув подбородок. — Мне надоело бегать с места на место и каждый раз все начинать сначала.

Поставив машину на стоянку, которая находилась в дальнем конце двора, я не спеша побрела по асфальтированной дорожке к своему подъезду. Деловитая бодрость, с которой я держалась весь вечер, за время дороги домой улетучилась, и вместо нее на плечи навалилась усталость. Честно признаться, встреча с Гаршиной далась мне нелегко. Слишком уж непростой характер оказался у Ирины Ильиничны, и слишком много впечатлений разом обрушилось на меня. Я перебирала в памяти наш с ней сумбурный разговор, и меня не покидало ощущение, что я что-то сделала не так.

— Ладно, не последний день живем. Пройдет время, и обязательно вспомню, — пробормотала я, отгоняя неприятные мысли.

Сделать это удалось легко, потому что куда больше смутных тревог меня занимали тревоги реальные. В самом конце нашего с Ириной Ильиничной разговора она неожиданно спросила:

— Вы говорили, этот Павел хотел разыскать родственников матери... Допустим, он их нашел, что дальше?

— Ничего... — растерянно отозвалась я, не зная, что сказать. Ну не признаваться же, в самом деле, что Ефимов вовсе не горит желанием обзавестись новой родней. Что идея поисков полностью принадлежит его чересчур активной и чрезвычайно амбициозной супруге. Только представив на секунду, какую отповедь я услышу от Ирины Ильиничны, узнай она, что ее собираются использовать в качестве рекламного трюка в предвыборной кампании, я вся с головы до пяток покрылась зябкими мурашками. Да старуха меня на порог больше не пустит, не говоря уж о том, что о Лили я уже больше никогда и ничего не узнаю. А мне нужно. До зарезу. И не ради Ефимовых, или Голубкина, или даже отнюдь не маленького гонорара. Просто я уже завелась. Мне стало интересно, самой захотелось разгадать эту загадку. Моментально прикинув в уме возможное развитие событий, я уже совершенно уверенным голосом заявила:

— Ничего ему не нужно. Он уважаемый человек, хорошо обеспеченный и никаких корыстных целей не преследует.

По лицу Ирины Ильиничны трудно было что-либо определить, но слушала меня она очень внимательно.

— Допускаете, что Павел может оказаться сыном Лили? — тихо спросила я.

— Хорошо бы... Никого из Денисовых-Долиных, кроме меня, уже не осталось. — Ирина Ильинична поколебалась, обдумывая что-то, потом вдруг решилась: — Знаете, я хотела бы с ним встретиться.

Идея мне не понравилась, но отступать было некуда, и я бодро согласилась:

— Это можно легко устроить.

— Позвоните прямо сейчас. — Ирина Ильинична величественно кивнула на телефон, и мне не оставалось ничего другого, как набрать номер Аллы Викторовны.

Стоило той понять, о чем я толкую, как она моментально растеряла всю свою сдержанность и звенящим от возбуждения голосом выпалила:

— Конечно же мы приедем! О чем речь? Пусть только скажут, когда именно, и мы обязательно будем.

Внимательно прислушивавшаяся к разговору Ирина Ильинична подсказала:

— Завтра. В шесть вечера.

— Отлично, — с готовностью согласилась Алла Викторовна и, не справившись с переполнявшим ее восторгом, воскликнула: — Анна, какая чудесная новость! Я уже надеяться перестала, и вдруг такая удача!

— Это еще не все! У меня теперь есть фото Натали. Ирина Ильинична на время дала, — не удержалась и похвасталась я.

— Великолепно! От Ирины Ильиничны приезжайте прямо к нам. Покажем фотографию Павлу. Вдруг он в Натали узнает свою мать! — с воодушевлением предложила Алла Викторовна.

— Не получится. Отсюда еду прямо домой. У меня встреча с подругой.

— Жаль, — разочарованно протянула Ефимова.

— Мне тоже, но мы уже договорились.

— Тогда до завтра. Сейчас позвоню Степану, а потом немедля пойду в кабинет, рассказать все Павлику. Интересно, как он воспримет эту новость?

«Думаю, твое сообщение для него новостью не станет», — подумала я, услышав в наступившей тишине еле слышный характерный щелчок. В доме Ефимовых осторожно положили на рычаг трубку параллельного телефона.

«Если Ефимов взбрыкнет и откажется ехать к Гаршиной, я окажусь в дурацком положении», — озабоченно подумала я, торопливо шагая по дорожке в направлении подъезда.

И это оказалось моей последней здравой мыслью на тот вечер. В окаймлявших дорожку кустах что-то зашуршало, и я, вздрогнув от неожиданности, невольно отвлеклась от своих раздумий. В следующее мгновение окружающий мир с бешеной скоростью крутанулся вокруг меня, вспыхнул ослепительно ярким светом и, рассыпавшись на миллионы крохотных искорок, погас.

Очнулась я оттого, что меня бесцеремонно и довольно больно хлопали по щекам. Потом к ощущениям прибавились звуки, и до меня донесся голос подруги Даши:

— Аня, Анечка!

Слышался голос словно издалека и был таким несчастным, что Дашу мне стало жалко до слез. Что это она так убивается? Неужели что-то случилось? Я сделала попытку открыть глаза и посмотреть, что же, в самом деле, происходит, но налитые свинцом веки меня не послушались. Зато накатила усталость. Накатила, накрыла тяжелой мягкой волной и утащила в уютную темноту. Сразу все стало безразлично и захотелось спать, но Дашин голос не унимался и продолжал настойчиво звать меня:

— Анечка, Аня. Посмотри на меня.

Понимая, что она не отстанет, я сердито нахмурилась и предприняла еще одну попытку открыть глаза. Должна же я была ей сказать, чтобы перестала плакать и дала мне спокойно уснуть. Раздражение прибавило сил, и с непослушными веками мне в конце концов удалось справиться. Из легкой туманной дымки выплыло незнакомое мужское лицо.

«Это не Даша», — вяло удивилась я.

Удивление длилось всего лишь мгновение. В следующую минуту я уже вспомнила, кому принадлежало это лицо. Максу, непутевому сыну Ефимовых.

— Вы тут как оказались? — ворочая непослушным языком, спросила я.

— Вас заглянул повидать. Думал, к вечеру вы должны обязательно вернуться домой, вот и решил подождать во дворе. Пошел к скамейке, а тут вы на дорожке валяетесь...

— Не нервируйте ее, — раздался другой голос, в котором я с облегчением узнала Дашин.

«Даша здесь. Она меня не оставит», — подумала я и снова нырнула в благодатную темноту.