ЭЛЛИНГТОН
Они снова одевают меня в мой костюм на Хэллоуин и освобождают от цепей. Капюшон снят.
У меня дрожат ноги, и один из парней — тот, что в зеркальной маске, — наклоняется, кладет одну руку мне на спину, а другую под колени. Он поднимает меня, и я безвольно лежу в его объятиях, наблюдая за происходящим из-под прикрытых век. Двое других запихивают все в рюкзак.
Мы тихо выходим из комнаты и из зеркального зала на свежий ночной воздух. Я дрожу от дуновения ветерка, хотя он приятно ощущается на моей пылающей коже. Ночью в Пенсильвании может быть довольно прохладно.
Закрыв глаза, я даже не обращаю внимания на то, что дрожу в его объятиях. Мое тело жаждет разрядки, и сейчас я готова на все, чтобы ее получить. Я слышу голоса то тут, то там, но, опять же, мне все равно, видит ли меня кто-то в таком состоянии. Я не смогла бы идти, даже если бы он меня заставил. И я бы предпочла, чтобы меня несли, а не ползти.
Я чувствую, как он поднимается по очередной лестнице, и открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть широко раскрытую пасть дьявола с красными рогами и оранжевыми зубами. Сверху большими буквами написано «Путь дьявола». Вдалеке я слышу слабый гул криков и скрежет металла.
«Это американские горки».
Снова открыв глаза, я оказываюсь на холодной и жесткой поверхности. Оглядевшись, я вижу, что это тележка с тремя сиденьями. Я сижу между человеком с зеркальным лицом и парнем с маской без кожи.
Тот, что с зеркальной маской, тянет рюкзак вперед и расстегивает молнию. Чья-то рука обхватывает мою и без того больную шею, и меня толкают вперед, я упираюсь щекой в холодный металлический прут, проходящий по передней части нашей тележки.
Меня хватают за руки и заводят их за спину. На них надевают наручники, из-за чего у меня перехватывает дыхание. Меня возвращают в сидячее положение. Оба парня широко раздвигают мне ноги. Они прижимают их своими ботинками, чтобы я не свела ноги вместе. Мне надевают повязку на глаза, и кровь начинает шуметь в ушах.
Пуговицы моего купальника снова расстегнуты, и кто-то проводит пальцем вверх-вниз по моей мокрой киске. Я издаю стон, пытаясь податься бедрами ему навстречу.
— Такая, блядь, жадная, — говорит парень слева от меня, а мой разум все еще слишком туманен, чтобы понять, кто есть кто.
Губы моей киски широко раздвигаются, и тут что-то холодное проникает внутрь меня. Неизвестный предмет не большой, но ощущается немного неудобно из-за того, как я сижу. Я начинаю задыхаться и облизываю губы в предвкушении.
— Не волнуйся, маленький демон. Твое желание вот-вот исполнится, — говорит мне один из них.
Это должно быть Син. Только он называет меня так.
Они отпускают мои ноги, и я смыкаю их, пытаясь потереть их друг о друга, чтобы получить необходимое трение. Мне на грудь ложится чья-то рука, удерживая меня на месте и прижимая спиной к неудобному сиденью, затем мне заламывают скованные наручниками руки. Я чувствую что-то на своей груди и животе, за этим следует щелчок. Они только что зафиксировали меня на моем сиденье с помощью подвесных ремней безопасности.
Я дергаюсь, не в силах пошевелиться, и слышу громкий звон перед тем, как мы толкнемся вперед. Сердце застревает у меня в горле. Я не вижу и не могу держаться.
Я чувствую, как мы поднимаемся. Слышу щелчок, когда мы поднимаемся все выше и выше, прежде чем броситься вниз. Я жду неизбежного падения. Мое тело напрягается, бедра пытаются сжаться, но защелкнутые между ногами ремни безопасности не дают этого сделать.
Машина останавливается, и я задерживаю дыхание. Моя киска вибрирует в тот момент, когда мы летим с вершины. Я кричу, падаю, машина вибрирует, а с ней и моя киска. Но этот крик не слышен из-за рева ветра. Когда мы падаем вниз, у меня перехватывает дыхание, и я могу только догадываться, что это наша смерть, поскольку ничего не вижу и не могу держаться.
Нас резко бросает вправо, и я сжимаю в кулаки закованные в наручники руки, втягиваю воздух, от чего мой живот сжимается и разжимается. Ветер треплет мои волосы, и я чувствую, как он хлещет меня по лицу. Кровь пульсирует в моих венах, делая несколько рывков вверх-вниз, вверх-вниз. Я не вижу, поэтому мне остается только чувствовать и слышать. Мои внутренности пульсируют, киска сжимается, заставляя вибратор прижиматься к моей точке G. Вместе с приливом адреналина я чувствую приближение оргазма. Это опасность, неизвестность. Отсутствие контроля. Я никогда не испытывала ничего подобного.
Ограничители настолько тугие, что я не могу пошевелиться. От каждого резкого поворота у меня сбивается дыхание. От каждого подъема учащается пульс. И от каждого падения сжимается моя киска.
И вот так, звезды танцуют перед моими закрытыми глазами, тело отрывается от сиденья, вдавливая мои и без того чувствительные соски в накладные ремни безопасности, и, когда мы совершаем падение, которое, кажется, длится целую вечность, я кончаю с криком на губах. Я чувствую себя так, словно парю, достигая облаков высоко в небе.
У меня перехватывает дыхание, как будто кто-то душит меня. Я чувствую легкое головокружение. Каждый сантиметр моей кожи покалывает. Я не могу понять, падаем ли мы еще или уже поднимаемся. Я знаю только одно: я не хочу спускаться.
СИН
Мы с парнями входим в ее спальню у нее дома, и я держу ее бесчувственное тело в своих объятиях. Элли потеряла сознание еще до того, как я успел снять ее с американских горок. Забавно, как мало надо карнавальщику для отвода глаз, если у тебя есть деньги. Почти уверен, что сегодня ночью мы могли бы спокойно совершить убийство, и за сто долларов он бы промолчал.
— Снимите одеяло и простыню, — приказываю я Джейсу и Корбину.
Каждый из них берет по углу и срывает белый пододеяльник и шелковую простыню.
— Подушки тоже, — добавляю я.
Они снимают все десять подушек, которые, по заверениям Элли, ей нужны, и отбрасывают их в сторону. Я кладу ее на кровать, а Корбин бросает ее маску с заячьими ушками на стол в углу. Я дергаю за черный купальник, стягивая его вниз по ее телу и с ног. Хватаю верх колготок в сеточку и тоже стягиваю их. Она даже не шевелится. Джейс опускает туфли на край кровати, и я переворачиваю ее на живот. Корбин бросает мне свой рюкзак. Я расстегиваю молнию и достаю рулон клейкой ленты.
Он заводит ее руки за спину, а я обматываю скотч вокруг ее запястий, немного проводя им по предплечьям, чтобы убедиться, что она никак не сможет вывернуться. Клейкая лента эффективна, но только при правильном использовании. Всегда используйте больше, чем считаете нужным.
Я переворачиваю Элли на спину так, чтобы она лежала на своих руках. Я сажусь рядом с ней и провожу большими пальцами по ее недавно проколотым соскам. Я подумал, ей это понравится. Я хотел посмотреть, как они будут выглядеть. Они чертовски великолепны, как я и предполагал. Не могу дождаться, когда они заживут, чтобы я мог заменить пирсинг цепочками. Элли будет выглядеть такой чертовски красивой с бегущими по ее лицу слезами, когда я буду тянуть за них и слушать ее крики.
Я отрываю еще два куска клейкой ленты и перекрещиваю их над ее ртом в виде буквы Х, а затем добавляю более длинный кусок посередине. Следя за тем, чтобы он проходил от уха к уху. Опять же, всегда используйте больше, чем, по вашему мнению, вам нужно. Встав, я подхожу к ее ногам, и Корбин удерживает их на месте, пока я скрепляю их скотчем на лодыжках, чтобы она не могла освободиться.
Я встаю и бросаю Джейсу скотч, как раз, когда он бросает мне что-то.
— Что это? — спрашиваю я, поймав брошенный предмет.
— То, что ты захочешь увидеть, — бормочет он. — Это лежало на ее столе.
Я сажусь спиной к ней и открываю блокнот. Вижу, что он датирован началом этого месяца.
Дорогой дневник,
15 августа
Я снова виделась с Дэвидом. Он снял для нас гостиницу. Я приехала первой и подготовилась. Я встретила его у двери, абсолютно голая. Как он и просил меня сделать.
Я чувствовала себя глупо. Не знаю почему, но я не чувствую того, что чувствует он. Он думает, что это реально. Но для меня это не так. Он — это что-то, чтобы скоротать время.
Я пыталась встречаться с парнями, но они просто не могут дать мне то, что я хочу. Они либо думают, что у меня не все в порядке с головой, либо проверяют себя лояльность.
Что плохого в том, что женщина хочет, чтобы мужчина ее использовал? Может быть, они правы. Я воспринимаю секс как удовольствие. И это должно быть больше похоже на обязательство. Во всяком случае, так он говорит.
Неважно, как сильно он меня трахает, после этого у меня остается ощущение пустоты. Неудовлетворенности.
Может, дело в нем, но я думаю, что дело во мне. Дэвид говорит мне, что я шлюха, раз хочу большего. Что когда я с ним — только с ним — я честная женщина. Он трахает мою голову лучше, чем мое тело. Это должно сказать вам все, что нужно знать, но что еще мне остается?
Это не самый лучший секс, но это лучше, чем трахаться со случайными мужчинами, которые могут содрать с меня кожу заживо и бросить в озеро, где меня никогда не найдут.
На него можно положиться, а я — его маленький грязный секрет. Поэтому я буду продолжать делать то, что он хочет, даже если это означает, что я не получу того, чего хочу. Я привыкла быть тайной.
Я листаю назад к началу дневника и вижу еще одну запись, сделанную прошлым летом.
Дорогой дневник,
10 мая
Син ненавидит меня. С самого детства. Жаль, что он видится мне в самых неподходящих ситуациях. Когда я начинала возбуждаться, я закрывала глаза и думала о нем. Я представляла, что это он делает со мной все мерзкие и развратные вещи. Но я должна была прекратить это. Это только портило мои ожидания того, на что, по моему мнению, мог быть способен Син, если бы ему дали шанс. Если быть честной с самой собой, я бы предпочла никогда не знать такого разочарования.
Это все, что у меня есть — я сама. Нет никого, с кем я могла бы поговорить о том, что я сделала, или о том, кого хочу. Кира была бы так зла на меня, если бы узнала, что я представляю, как ее брат обращается со мной как с куском мяса, которым можно пользоваться как угодно. Син посчитал бы меня сумасшедшей, а возможно, и жалкой.
Поэтому я буду продолжать записывать свои мысли и фантазии, как если бы они были чьими-то историями. Мои вымышленные персонажи могли бы с таким же успехом развлекаться сами.
Я закрываю блокнот и смотрю на нее. Элли все еще крепко спит, связанная скотчем на своей кровати.
— Вот еще один. Похоже, более поздний, — говорит Джейс, закрывая ящик стола.
Я протягиваю руку, и он бросает его мне. Я открываю первую страницу. С замиранием сердца я вижу, что она датирована двумя годами ранее. В ту ночь, когда мне поручили убить для Лордов.
Дорогой дневник,
12 августа
Вчера вечером один человек убил папу. Вероятно, он думал, что я его сдам. Но этого не случилось. Я рада, что папа мертв. Он был жалким сукиным сыном, который заслуживал ужасной смерти. Пуля в голову — это хорошо.
Я позволила тому мужчине трахнуть меня своим пистолетом. Это было грязно, грубо и в каком-то смысле терапевтично. Даже несмотря на то, что это звучит хреново, я получила от этого удовольствие. Я никогда так сильно не кончала. Надеюсь, он знает, что я ничего не скажу, и что он вернется навестить меня снова. Даже если это будет для того, чтобы похитить и увезти меня отсюда. Эта жизнь скучна. Я всегда фантазировала о том, что хочу большего. И я думаю, что человек в маске может мне это дать.
— Уже час тридцать, — объявляет на всю комнату Джейс, привлекая мое внимание.
Закрыв дневник, я встаю и подхожу к двери, выключая у нее свет. Затем сажусь в кресло в дальнем углу и жду.