Грешник

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

СИН

Элли прижимается ко мне, я смотрю поверх ее головы и вижу Линка, стоящего в коридоре у входа в столовую. Он ухмыляется, и я скрежещу зубами. Автоматически прижимаю ее крепче к себе.

— Линк?

— Я иду, — обращается он к ее матери, но его взгляд останавливается на Элли.

От меня не ускользает двойной смысл.

— Эй?

Я отстраняю Элли от себя, и по ее лицу текут слезы. Я стираю их большими пальцами, обхватывая ладонями ее щеки.

— Что случилось? — требую я.

Ее большие глаза встречаются с моими, и я вижу, как на ресницы проливаются новые слезы. По ее щекам тянется черная дорожка, размывая макияж.

— Я не могу здесь оставаться. Не сейчас, — всхлипывает Элли.

Я киваю, беру ее за руку и веду вниз по ступенькам к своей машине. Открываю пассажирскую дверь, и Элли забирается внутрь, поправляя задравшееся платье.

Сев за руль, я завожу машину и выезжаю с подъездной дорожки через открытые ворота. Я чувствую что-то у себя на спине. Влажность? Потянувшись, я провожу рукой по рубашке. Посмотрев на руку, я вижу, что она в крови.

— Что за хрень?

Я смотрю на нее и вижу, что она сидит прямо, ее руки на коленях, и они в крови.

— Элли? Что за херня? — рявкаю я. — Почему у тебя кровь?

Он ее ранил?

Элли опускает голову к коленям, и разжимает дрожащий кулак.

— Господи, — шиплю я, когда вижу впившийся в ее ладонь маленький кусочек черного стекла.

Свободной рукой Элли выдергивает его, и кровь начинает стекать по ее голым ногам. Впитывается в подол ее белого платья.

Я жму на тормоза, останавливая машину на обочине, и тянусь к заднему сиденью. Хватаю свою спортивную сумку и расстегиваю ее, чтобы найти свою футболку. Я отрываю кусок от рукава и беру скотч. Хватаю руку Элли, сворачиваю разорванный рукав и прижимаю его к ране на ладони, затем зубами отрываю конец ленты и обматываю ее четыре раза, заклеивая с нажимом, чтобы остановить кровотечение. Затем я снова бросаю все на заднее сиденье.

Осторожно взяв ее за лицо, я притягиваю его к себе. Ее глаза никогда не выглядели такими пустыми. Они самого красивого голубого цвета, который я когда-либо видел, но сейчас они выглядят тускло-безжизненными.

— Что случилось? — спрашиваю я, беспокоясь за ее рассудок. Я и раньше видел, как она срывается, но сейчас она выглядит так, будто вот-вот слетит с катушек.

Сглотнув, Элли шепчет:

— Она вышла за него замуж.

Это был не вопрос.

— Элли.

— Она делает это… снова, — выдыхает она. — Почему за него?

От ее слов у меня сжимается грудь. Я знал, что угрозу Линкольна следует воспринимать всерьез. Но до сих пор я не понимал, что он уже причинял ей боль.

— Что он сделал с тобой, Элли?

Элли нервно сглатывает, но не отвечает.

— Он изнасиловал тебя, — предполагаю я.

Они с Джеймсом были близки. Я могу только предположить, что если Джеймс использовал ее, то он позволял это и другим.

Ее нижняя губа дрожит, и Элли шепчет:

— Я не сказала «нет».

Я стискиваю зубы и жалею, что не убил его, когда избавился от Джеймса.

— Сколько тебе было лет?

Я не могу исправить ситуацию, пока не узнаю, что произошло. И я обещаю, что решу все проблемы, которые у нее когда-либо были.

ЭЛЛИНГТОН

ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ

Я облизываю губы, когда Кира встает рядом со мной. Она смотрит на себя в зеркало в моей ванной, проводя руками по своим завитым волосам.

— Ты когда-нибудь отвечала Майклу тем же?

— Нет, — отвечаю я, открывая помаду и начиная наносить ее.

— Девочка, он горячий. Действуй.

— Не интересно.

Есть только один парень, которого я хочу, и это не Майкл.

— Кстати, о парнях, которые тебя не интересуют… Вчера я была на кухне с мамой, и тут вошел Син. Мама сказала ему, что он должен пригласить тебя на свидание.

Я роняю помаду в раковину, и красные разводы покрывают мрамор.

— Что? Почему она так сказала?

— Она тебя любит. Тоже мне новость. К тому же, я думаю, мама устала от того, что Син трахает ее подруг. Мерзость, — Кира вздрагивает от этой мысли, затем издает рвотный звук. — Ну, трахал. Сейчас он на посвящении.

Смеясь, она добавляет:

— Сейчас он не может ни с кем трахаться, и от этого он стал еще большим козлом.

— Что он сказал? — я пожимаю плечами, как будто мне все равно. Но мне не все равно. Он тот, кого я хочу.

— Он рассмеялся, как будто это была шутка, взял свою воду и ушел.

Мое сердце замирает. Эти слова ранят сильнее, чем должны. Я знаю, что у нас нет будущего. Я ему не нужна. Не после того, через что я прошла. К тому же, он будет Лордом. У него наверняка уже заготовлен брак с хорошенькой девственницей, которая бережет себя только для него. Вот что их волнует. Невинность. Ни одному мужчине не нужна шлюха.

— А ведь она действительно тебя любит, — одаривает меня яркой улыбкой Кира.

— Я тоже ее люблю, — говорю я, открывая верхний ящик рядом с раковиной. Просунув руку под него, я нащупываю маленький пакетик, который приклеила скотчем. Я отдираю его и покачиваю перед ней. — Хочешь?

— Да, — Кира хлопает в ладоши, прежде чем принять экстази, который я ей предлагаю.

Мы обе проглатываем по одной, затем берем бутылку водки, и каждая делает по глотку.

— Пойдем, начнем веселье.

Выключив свет, мы выходим из моей ванной и спальни. Мы спускаемся по лестнице и направляемся к входным дверям, когда проходим мимо его кабинета.

— Элли, — слышу я его оклик и вздыхаю.

Я думала, что он ушел на ночь. Моя мама уехала сегодня утром в путешествие с мамой Киры. Мы планировали провести вечер уже три недели. На следующей неделе начинается наша первая неделя в качестве первокурсников в университете Баррингтон. Мы хотели выбраться куда-нибудь, чтобы отпраздновать последнюю неделю свободы.

Мы входим в его кабинет и видим Джеймса за рабочим столом. На черном кожаном диване сидит другой мужчина. Я его раньше не видела. Напротив него в кресле сидит парень помоложе, примерно нашего возраста. Все взгляды устремлены на нас. Мой — на отчима. Он смотрит на Киру с отвращением, его отцовские инстинкты порицают ее за то, что она надела обтягивающую мини-юбку, туфли на каблуках и черный бюстгальтер.

Потом его взгляд переходит на меня, и глаза Джеймса темнеют еще больше. Я еще в юном возрасте поняла, что похоть делает мужчин первобытными. Они гребаные животные, когда видят то, что им нужно.

— Куда вы двое идете? — спрашивает он.

— В «Блэкаут», — отвечает Кира, и я сжимаю руки в кулаки.

Я собиралась соврать. Ему не нравится, что я туда хожу. В «Блэкауте» всегда происходят плохие вещи. Но чего можно ожидать, когда Лорд владеет ночным клубом? Тайсона Кроуфорда в их обществе считают изгоем. Ему плевать на все и на всех. Мне это в нем нравится. А еще он чертовски горяч. Я бы ему дала. Жаль, что мне не разрешают трахаться с кем-то еще, кроме мужчины, который сейчас на меня смотрит.

— Что ж, — он встает и застегивает пиджак. — Иди, Кира. Она встретит тебя там.

Ее голубые глаза встречаются с моими, и я вижу, что Кира хочет возразить, но я мягко улыбаюсь ей.

— Я приеду сразу за тобой.

Ложь. Я уже знаю, что сегодня вечером не выйду из этого дома. Ни разу с тех пор, как уехала моя мать. У него будет вся ночь, чтобы делать со мной все, что ему заблагорассудится.

— Ладно. Увидимся позже, мистер Роланд.

Кира отворачивается от меня, и он выходит из-за стола. Единственная причина, по которой я ее отпустила, это то, что я знаю, что Син будет сегодня в «Блэкауте». Иначе я бы не отпустила ее туда одну. Но она в большей безопасности в любой другой точке мира, кроме этой комнаты. Это я точно знаю.

— Иди сюда, — приказывает он. Больше никакого шоу для моей подруги, которая уже ушла.

Как собака, обученная подчиняться команде хозяина, я иду к нему. Ноги тяжелеют. Я останавливаюсь, и он больно сжимает мои щеки, от чего я всхлипываю. Он буравит меня глазами, а затем опускает их к моим губам.

— Ты что-то приняла?

Я закрываю глаза, сердце бешено колотится.

— Да, — честно шепчу я, не в силах солгать о наркотиках. Я усвоила урок, что он всегда узнает, когда я это делаю.

— Таблетки или порошок? — спрашивает он.

— Таблетки.

Он отталкивает меня, и я потираю лицо.

— Это была только о…

Джеймс ударяет меня по лицу, прежде чем я успеваю закончить. Затем я чувствую его пальцы у себя во рту. Он засовывает их мне в горло, и я начинаю задыхаться. Инстинкт заставляет меня бороться, и я бью его по груди, отталкивая его и отступая назад.

Джеймс тащит меня за стол и стягивает с моих ног юбку вместе с нижним бельем. Затем толкает меня лицом на столешницу, отчего она дребезжит. Через несколько секунд я слышу, как он снимает ремень.

— Руки за спину.

Мое тяжелое дыхание заполняет комнату, и я избегаю смотреть на двух других присутствующих мужчин. У нас еще никогда не было зрителей. Но он знает, что я фантазирую о нескольких мужчинах. Джеймс заставляет меня рассказывать ему обо всем. Я завожу их за спину и скрещиваю запястья, прежде чем чувствую, как их обхватывает кожа.

— Ты хорошо ее выдрессировал, — наконец-то заговаривает тот, что сидит на кожаном диване.

Я бросаю на него взгляд и вижу, что он сложил руки домиком перед собой и закинул одну ногу на другую. Его голова склонена набок, а темные глаза смотрят на меня.

— Записывай, парень, — обращается он к парню помоложе, сидящему напротив него.

— Мы занимаемся этим уже довольно давно, — хмыкает Джеймс. — Правда, малышка?

Он пробегает рукой по моей киске. Его пальцы медленно входят в меня, настолько, что я сопротивляюсь.

— Все дело в долгой игре, — продолжает Джеймс, проталкивая их немного глубже, заставляя меня хныкать.

Мои веки тяжелеют. Таблетка начинает действовать. Я упираюсь лицом в холодную поверхность его стола, покачивая задницей.

— Это не всегда было легко, но я обнаружил, что она лучше всего реагирует на побои, чем на что-либо другое. Ей нравится грубость.

Его пальцы широко раздвигают меня, и я издаю стон, закрыв глаза.

— Прежде чем прикасаться к телу, нужно тренировать их разум.

— Похоже, ты сделал всю тяжелую работу за меня, — говорит парень, и вслед за этим раздается смех.

Я не обращаю на них внимания и сосредотачиваюсь на пальцах, дразнящих мою киску. Они слишком хороши. Я раздвигаю ноги для него шире, и он убирает пальцы, заставляя меня застонать от разочарования.

— Что ты приняла, Элли? — слышу я его вопрос. Его голос звучит где-то далеко.

— Хмм? — бормочу я, тяжело ворочая языком. Я нахожусь в туннеле, вдали от всех остальных.

Чья-то рука опускается на мою задницу, и я покачиваю ею, желая большего. Мою кожу начинает покалывать, в комнате становится жарко. Почему он не снял с меня рубашку?

— Я спрашиваю, что ты приняла? — рявкает он, жжение на моей заднице повторяется, но я уже не чувствую его так сильно, как в прошлый раз.

— Чувак, она обдолбалась, — снова смеется парень.

Я не знаю, о чем они говорят. Все, что я знаю, это то, что мне что-то нужно. Секунды спустя головка его члена оказывается у моего входа, и мои губы приоткрываются на прерывистом вдохе, когда он входит в меня.

Джеймс ненавидит, когда я принимаю наркотики, потому что не может добраться до меня, когда я нахожусь в блаженстве. Мой разум свободен от всего и от всех. Но под наркотиками я чувствую себя в десять раз лучше.

— Трахай ее в рот, Линкольн. Пока ее не стошнит от того, что она проглотила, — командует Джеймс и стонет от того, как моя киска обхватывает его член.

— С удовольствием.

Мои затуманенные глаза смотрят, как парень встает с дивана. Его руки тянутся к ремню.

— После того, как ее стошнит, трахай ее еще, пока не останется ничего, кроме спермы, которую ты заставишь ее проглотить, — Джеймс вытаскивает свой член и ударяет им. Я чувствую, как по моим бедрам стекает влага.

— А если она попытается откусить мне член? — со смехом спрашивает он, стоя теперь прямо перед столом. Его молния расстегнута, а член в руке.

Я облизываю онемевшие губы.

Джеймс вынимает член из моей киски и еще раз шлепает меня по заднице.

— Она не будет. Шлюха любит задыхаться от члена.

— Ты ведь знаешь, что если она приняла «Молли», то рвота только заставит ее кончить сильнее, верно? — говорит парень.

Джеймс замирает, глубоко вогнав в меня свой член. Он наклоняется ко мне и, схватив за волосы, отрывает мое лицо от стола. Рыча мне в ухо, он требует:

— Ты это приняла?

Я не могу даже открыть глаза, не говоря уже об ответе. У меня болит лицо, и я открываю глаза только для того, чтобы увидеть, как стоящий передо мной мужчина снова дает мне пощечину. Зрение затуманивается, и я не могу понять, что это — наркотики или непролитые слезы. В любом случае, мне все равно.

— Он задал тебе вопрос, сука.

— Все равно, к черту это, — огрызается Джеймс, его бедра снова начинают двигаться, вдавливая мои в край стола. — Я хочу, чтобы это было грубо и грязно.

Я отстегиваю ремень безопасности, открываю пассажирскую дверь и падаю на колени. Спасибо, что машина уже стоит на обочине.

— Элли?

Я слышу, как меня зовет Син, но уже стою на коленях и блюю на гравий при этом воспоминании. Как меня и заставляли делать той ночью. Может быть, наркотики и повлияли на мою способность функционировать, но воспоминания впечатались в мой мозг, как клеймо, которое Син поставил мне на бедро.

Мой желудок сжимается, а плечи начинают трястись. Меня снова тошнит, а потом я начинаю судорожно отхаркиваться, так как сегодня я почти ничего не ела.

— Элли…

Краем глаза я вижу, как он подходит. Я протягиваю руку, чтобы он отошел, и снова начинаю судорожно отхаркиваться.

Когда мне больше нечем блевать, я склоняю голову, подтягиваю колени под себя и упираюсь руками в бедра. Я начинаю кашлять и сжимать руки в кулаки. Я чертовски плохо себя чувствую. Почему? Я жила с этим годами. Почему я не могу контролировать это сейчас?

— Давай, я помогу тебе подняться.

Син хватает меня за руки, поднимая на дрожащие ноги, и я отпихиваю его, затем опускаю задравшийся подол платья.

— Остановись, Истон.

При этом имени он стискивает челюсти.

— Почему? — спрашиваю я, проводя тыльной стороной ладони по своему рту.

— Почему что?

— Почему сейчас? После стольких лет? Почему ты все время везде? — спрашиваю я, не в силах оторваться от него. Как он узнал, что будет сегодня у меня дома? Может, это просто совпадение? Нет, я в это не верю. Особенно когда речь идет о Сине.

Он делает шаг ко мне, и я отступаю на шаг назад. Он останавливается, засовывая руки в передние карманы джинсов.

— Ты пробирался в мою комнату два года, но у нас никогда не было секса. Потом я начала спать с Дэвидом, и ты решил меня трахнуть?

— Элли…

— Ты обманул меня, — перебиваю его я, не особо заботясь о том, что он ответит на это. Сину не нужна причина. Он просто делает дерьмо, когда решает, что ему этого хочется. К тому же, я знаю об их обете безбрачия. Мне потребовалось несколько дней, чтобы понять, почему он так долго ждал. — Заставил меня думать, что ты кто-то другой.

Он молчит.

— Как долго бы ты позволил этому продолжаться? — Это я действительно хочу знать.

— А как долго ты бы продолжала трахаться со мной, со мной в маске и с Дэвидом? — огрызается Син, уходя от ответа на мой вопрос и задавая свой. — Ради всего святого, Элли. Можно подумать, одного члена было бы достаточно.

Я влепляю ему пощечину здоровой рукой. Я делаю это снова, но Син хватает меня за запястья прежде, чем я успеваю его коснуться. Я вырываю руку, но из-за инерции и высоких каблуков на неровной дороге падаю и скольжу боком по гравию. Син надо мной не смеется. Вместо этого он смотрит на меня с жалостью. Грудь сдавливает, становится трудно дышать.

— Пойдем, — он делает шаг вперед, чтобы снова помочь мне подняться, и я поворачиваюсь и вскакиваю на ноги, отряхивая руки и снова поправляя платье. Черт, надо было надеть сегодня джинсы и теннисные туфли.

— Я пойду пешком.

— Нет, — рычит Син. — Тащи свою задницу в машину.

Я делаю еще один шаг назад.

— Элли! — рявкает он. — Тащи свою задницу в мою гребаную машину. Сейчас же. Я не оставлю тебя здесь, на обочине. Это небезопасно.

Я прыскаю от смеха. Та часть меня, которая хочет драки, поднимает свою гребаную голову, и я говорю:

— Уверена, что смогу отсосать чей-нибудь член, чтобы прокатиться.

Син протягивает руку, хватает меня за локоть и тащит обратно к машине. Затолкнув меня внутрь, он захлопывает дверь, и я хватаю бутылку шампанского, которую захватила с собой, когда выбегала из дома моей мамы. Пытаясь избавиться от привкуса рвоты, я делаю большой глоток. Я жду, пока Син сядет на водительское сиденье и закроет дверь, а потом открываю свою и убегаю. Мне нужна была фора.

— Блять, — шипит он, за чем следует звук захлопывающейся двери.

Я убегаю в лес и слышу, как его шаги стучат по гравию позади меня. Я пригибаюсь под ветками и перепрыгиваю через большие сучья.

Я задыхаюсь, сердце колотится, но я не оглядываюсь. Мне просто нужно идти дальше. Я лучше буду одна, чем с ним. Он безжалостно трахал меня в ту ночь после «Фрик-шоу» и потом, когда был в маске. Почему он сейчас проявляет слабость? Потому что узнал, что я шлюха? Син всегда это знал. Я слышала, как обо мне шептались в школе, а потом в Баррингтоне. Но я никогда не придавала этому значения. Никто по-настоящему не знал меня и того, через что я прошла, а те, кто думает, что знал, могут отправляться в ад.

Я чувствую резкий толчок в спину и падаю на землю. Я знала, что на каблуках далеко не уйду. Боль пронзает мое плечо и бедро, и с губ срывается крик.

Меня хватают за руки и переворачивают на спину. Я поднимаю голову и вижу, что надо мной нависает разъяренный Син. Он сидит на моем животе, а я влепляю ему пощечину.

— Отвали от меня на хер.

Но он хватает меня за руки, задирает их над головой и прижимает к неровной земле.

Палки и камни впиваются мне в спину, и я кричу как можно громче в лес, пытаясь отпихнуть его, но это бесполезно.

— Мне нравится, когда ты кричишь для меня, — улыбается мне Син.

Слезы застилают мне глаза, и я плотно закрываю их, не желая смотреть на него и показывать свою уязвимость. Он уже видел мою слабость. Я больше не могу этого выносить.