СИН
Чуть больше девяти утра я подъезжаю к дому. Достаю из кармана мобильный и набираю номер отца. Он отвечает на втором звонке.
— Сынок.
— Звони, — говорю я, оглядывая стоящий передо мной дом.
Он вздыхает.
— Это к лучшему, Ист…
— Я не спрашивал твоего мнения, — перебиваю его я.
Отец делает глубокий вдох, раздраженный моим отношением, но мне все равно. После того, что рассказал мне Раят, мне нужно что-то менять. И сделать это нужно как можно скорее.
— Я позвоню. Но, сынок…
Щелчок.
Я кладу трубку, выхожу из машины и захожу в дом. Нахожу Элли на кухне, стоящей у острова. Первое, на что я обращаю внимание, — это собранная у ее ног сумка. В ней не может быть больше нескольких предметов одежды и зубной щетки. Это все, что мы привезли с собой на данный момент. Я засовываю руки в карманы джинсов и смотрю на нее.
— Я ухожу, — объявляет Элли, вздернув подбородок.
Я отхожу в сторону, чтобы не загораживать выход.
Ее плечи опускаются, но она быстро приходит в себя. Мой маленький демон хочет, чтобы ее преследовали. Держали в плену. Раньше Элли просто думала, что принадлежит мне, но теперь все должно измениться. И не в ее пользу.
Вздохнув, она наклоняется и хватает свою сумку, и я жду, пока Элли пройдет мимо меня, затем поворачиваюсь и говорю:
— Далеко ты не уйдешь.
Она останавливается, медленно поворачивается ко мне лицом и сужает свои льдисто-голубые глаза.
— Что?
Я подхожу к ней и заправляю несколько выбившихся прядей обесцвеченных волос ей за ухо.
— Давай, убегай, если тебе так легче. Но далеко ты не уйдешь.
— Син, — вздыхает Элли, начиная раздражаться. — То, что ты сделал прошлой ночью, было неприемлемо. Ты чуть не убил…
Я смеюсь, прерывая ее. Чуть? Она толкает меня в грудь.
— Тебе было все равно в прошлый раз, когда я убил человека ради тебя. Да и перед этим.
Я уже прикончил троих. И убью еще, если понадобится.
Она опускает глаза к полу, а я обхватываю ладонями ее лицо и провожу большим пальцем по ее нижней губе.
— Пусть это послужит тебе уроком, Элли. Если к тебе прикоснется какой-то мужчина, это будет последнее, что он сделает.
Я просовываю большой палец между ее губ. Это действие заставляет ее запрокинуть голову и встретиться со мной взглядом.
Элли обхватывает мой палец своими пухлыми губами и начинает посасывать, а я медленно его вытаскиваю.
— Это было мое наказание? — шепчет она, вспоминая, что я сделал с ней прошлой ночью.
— Что? — я хмурюсь.
— Порез языка, — объясняет она.
Я улыбаюсь ей.
— Нет, маленький демон. Это было для развлечения.
Она стонет, и мне нравится, как учащается ее дыхание при мысли о том, что я заставил ее истекать кровью ради развлечения. Она может попытаться сказать мне, что ей это не понравилось, но мы оба знаем, что это будет ложью.
— Для твоего наказания у меня есть кое-что гораздо более приятное.
Закусив нижнюю губу, она спрашивает:
— Приятное для тебя или для меня?
— Это тебе предстоит выяснить.
ЭЛЛИНГТОН
Сердце бешено колотится в груди. Дрожь пробегает по спине. У меня было твердое намерение выйти за дверь. Сказать ему, чтобы он отвалил.
Но так ли это? Если да, то почему я ждала, пока Син вернется домой, чтобы пригрозить ему уходом? Я хотела, чтобы он меня остановил. Схватил меня за волосы, затащил обратно в постель и заставил остаться. Я знаю, что поступила неправильно. Меня следует наказать. Он должен напомнить мне, что все еще хочет меня. Я нужна ему. Это та поганая часть меня, которая хочет, чтобы ею владели. Я не знаю, кто я без него.
— Дай мне свою сумку, — приказывает Син.
Потянувшись вниз, я поднимаю ее и передаю ему. Он ставит ее на остров и расстегивает молнию. Заглянув внутрь, он, видимо, остается доволен, потому что застегивает молнию и берет меня за руку. Син вытаскивает меня из кухни, ведет по коридору в комнату, которую я собираюсь сделать библиотекой. Мне не терпится заполнить ее книгами. Одна стена — сплошные панорамные окна, из которых открывается вид на лес за домом.
Син толкает дальнюю стену, и открывается дверь, о которой я даже не подозревала. Включив свет, мы спускаемся по лестнице и попадаем в открытую комнату.
От увиденного по спине пробегает холод, и я вздрагиваю. Это подвал. Я уже бывала в таком. У Дэвида дома был такой. Он связал меня и оставил там. Но это была первая ночь, когда Син трахнул меня. Сделал меня своей.
Отпустив мою руку, он командует:
— Раздевайся.
Затем Син бросает сумку на столешницу в углу.
Медленно стягиваю через голову надетую на мне футболку (его футболку). Затем снимаю с ног шорты и трусики. Я вдруг начинаю стесняться. Смущаясь, я широко раскрытыми глазами смотрю на висящие на дальней стене веревки, цепи и ремни. Все они отличаются друг от друга. У них разные цвета и размеры.
Син оборачивается, и я вижу в его руке свои белые туфли на каблуках от «Диор», которые лежали в моей сумке. Подойдя ко мне, он опускается на колени.
— Положи руки мне на спину, чтобы не упасть.
Я делаю, как он говорит, и отрываю правую ногу от холодного бетонного пола. Он надевает туфлю, затем другую. Син встает во весь рост, и я нервно улыбаюсь ему.
— Мой прекрасный принц.
Его лицо бесстрастно, в глазах нет никаких эмоций. От этого у меня учащается пульс. Он снова хватает меня за руку и тянет в центр комнаты.
В центре стоит столб, обтянутый черной кожей. Один вертикальный столб и один горизонтальный, который при моих шестидюймовых каблуках упирается мне в бедра.
Я провожу пальцами по мягкой коже, краем глаза наблюдая, как Син подходит к дальней стене. Он хватает несколько цепочек, пару ремней, а затем поворачивается и открывает ящик стола. Я не вижу, что он оттуда достает.
Когда он поворачивается и идет ко мне, я смотрю на серебряное кольцо, которое висит на вертикальном столбе прямо передо мной. Мое дыхание учащается.
Син снова приседает, на этот раз позади меня. Цепь обхватывает мою правую лодыжку, и от ее холода я вздрагиваю. Он берет в руки короткий двусторонний металлический крюк. Один из них прикреплен к полу, а свободный конец защелкивается на двух звеньях цепи вокруг моей лодыжки, фиксируя ее на месте.
Встав, Син переходит к другой моей лодыжке. Хватает ее и разводит мои ноги еще шире, практически лишив меня равновесия. Я цепляюсь за столб, чтобы не упасть, пока он проделывает с левой лодыжкой тоже, что и с правой.
Встав позади меня, Син наклоняется ко мне, и я чувствую, как его джинсы трутся о мою задницу и бедра.
— Посмотри наверх, — приказывает он.
Сглотнув, я поднимаю взгляд на выкрашенный в черный цвет потолок. Син надевает что-то мне на горло. Я чувствую кожаный ремень, и слышу, как Син застегивает его у меня на шее.
Я пытаюсь опустить голову, но не могу. Тянусь руками к тому, что он надел мне на шею, сердце бешено колотится в груди.
— Син…
— Это осаночный ошейник12, — прерывает он меня, прежде чем я успеваю спросить, что это такое.
У меня начинают потеть руки, и я пытаюсь переминаться с ноги на ногу, но они связаны слишком далеко друг от друга, закреплены слишком туго. Мое дыхание учащается, а киска сжимается. Он заставит меня заплатить. Я ненавижу то, что я возбуждена. Что хочу, чтобы он меня пометил. Как будто клеймо на моей внутренней стороне бедра исчезнет.
Син расхаживает передо мной, и я смотрю на него поверх вертикального столба. Из-за каблуков мой подбородок на одном уровне с верхушкой. Син все еще на четыре, может быть, пять дюймов выше меня. Он вытаскивает из кармана еще один двусторонний металлический крюк, я опускаю глаза и вижу, как он подсоединяет его к кольцу, свисающему с верхней части столба. Затем Син хватает меня за шею, больно запрокидывая мою голову назад, и я снова слышу щелчок.
Он отпускает меня, я пытаюсь отстраниться, но Син закрепил ошейник на столбе.
— Истон? — у меня дрожит голос.
Я поднимаю руки и хватаюсь за металлический крюк. Я пытаюсь отцепить его, но он отталкивает мои руки.
Син берет более длинную цепь и держит мои руки в одной ладони, а другой накладывает цепь на мои запястья. Затем возвращает оба конца через центр и тянет за них, скрепляя запястья одной цепью. Он дергает за нее, пристегивая к горизонтальной перекладине, которая проходит по моим бедрам, но с внутренней стороны. Я обездвижена. Полностью в его власти. Моя киска мокрая, а тело дрожит, и мне хочется плакать от счастья, что Син не дал мне уйти. Что он будет бороться за меня. Заставит меня остаться.
Он отступает назад, его глаза бегают по мне, и он улыбается.
— Пожалуйста, — хнычу я, пытаясь высвободиться, зная, что никуда не денусь.
Син снова делает шаг ко мне и наклоняет голову в сторону. Он протягивает руку и проводит костяшками пальцев по моему лицу.
— Ты хоть представляешь, каково это — смотреть, как он прикасается к тебе? Знать, что он целовал тебя… собирался трахнуть.
— Син, — я облизываю губы, нуждаясь в объяснении. — Я была в бешенстве…
— В бешенстве? — повторяет он, медленно кивая головой. Буравя меня глазами. — Значит, каждый раз, когда ты злишься, я должен ожидать, что ты бросишься на любого случайного парня.
Я стискиваю зубы и сжимаю связанные руки в кулаки.
— Ты мне изменяешь. Я просто делала то, что и ты.
— Я никогда не изменял тебе, — возражает Син.
Я издаю грубый смешок.
— Прекрати, блядь, врать мне. Я видела тебя.
Син улыбается и наклоняется ко мне, прижимаясь губами к моему лбу. Я пытаюсь отстраниться от его прикосновения, но мне некуда деться.
— Ненавижу тебя, — рычу я, дергаясь на своих путах, зная, что это ложь.
Я не ненавижу его. Я люблю его. Даже зная, что он трахнул Амелию, я все равно хочу быть с ним.
— Я, блядь, ненавижу тебя, — сквозь слезы говорю я, горькие слова трудно проглотить.
— Нет, не ненавидишь. Во всяком случае, пока, — спокойно говорит он.
— Син, — рычу я. Злясь, что он так хорошо меня знает.
Он протягивает руку, обхватывает мое лицо, крепко сжимая щеки.
— Просто помни, маленький демон, что я люблю тебя. Потому что то, что я собираюсь с тобой сделать, не имеет ничего общего с любовью.
Син убирает руку с моего лица, и я плюю на него. Это единственное, что я могу сделать в этот момент. Слюна попадает ему на щеку и подбородок. Я жду, что он даст мне пощечину или снова схватит меня за лицо, но он этого не делает. Вместо этого Син поворачивается ко мне спиной.