Хлеб печали

Глава восьмая. Магдалена. Матиас, таинственный незнакомец

Лене проснулась от холода и оттого, что сильно хотелось есть. Она села, потянув одеяло на себя, потерла глаза кулаками и замерла: было уже совсем светло, и гомонили птицы, перебивая друг друга. Из-под одеяла донеслось недовольное ворчание, и рука ночного незнакомца ловко отобрала у Лене остатки лоскутного покрывала. Лене вздохнула, поправила платок, которым бабка Магда вчера повязала ей голову, и от нечего делать попрыгала на одной ноге, поглядывая наверх. Бабки нигде не было видно, и Лене уговаривала себя, что та просто задержалась в деревне… Или ее позвали лечить кого-нибудь. Или еще что-нибудь. Мало ли что та могла делать? Думать о вчерашних словах ей не хотелось, но они все время шли ей на ум: «она тебя бросила», и Лене всякий раз ежилась.

Вдобавок ко всем неприятностям ей захотелось писать, но она постеснялась садиться при спящем мальчишке и только потеребила одеяло, чтобы он поскорей проснулся.

- Что тебе надо? – недовольно и невнятно спросил ночной гость, перевернувшись на другой бок, но затем вдруг замер, сел и резко скинул с головы одеяло.

- Уже день? – спросил он изумленно. – Мне же надо домой!..

Лене горько расстроилась, увидев его при свете солнца. В темноте она навоображала себе черти что, но это был самый обыкновенный мальчишка, не старше ее брата, в господской одежде, расшитой какими-то блестящими шнурами и с настоящими оловянными пуговицами. Волосы у него были не темные и не светлые, а так; глаза какого-то зелено-коричневого цвета, каким бывает болотный мох; и весь он был каким-то костлявым.

Без лишних слов он встал на ноги и принялся карабкаться по корням, чтобы выбраться из ямы.

- Обломится, - тихонько произнесла Лене, увидев вторым зрением, как корень выскальзывает из рук мальчишки, и точно – через мгновение мальчишка уже лежал на земле, непонимающе мотая головой.

- А ну-ка, повтори, – приказал он с угрозой. Говорил он тоже не так, как деревенские, раскатывая гласные и букву «р», так что последняя прямо походила на рычание.

- Моя бабка за мной не пришла, - доверчиво сообщила ему Лене. Мальчишка смутился.

- А… - протянул он, явно вспомнив вчерашний разговор.

- Она обещала принести еды и воды.

Мальчишка перевернулся на живот и встал, покачиваясь на носках своих сапог.

- Она не придет, - отрезал он. – Обещаниям крестьян нельзя верить. Попробуй покричать, как только я уйду. Вчера здесь было хорошо слышно все, что творится в деревне – кто-нибудь да найдет.

- Мне нельзя кричать, - возразила Лене. – Бабка Магда мне запретила. И возвращаться в деревню без нее я не могу.

Мальчишка пожал плечами и быстро, как ящерица, выбрался наверх по корням. Он помедлил, стоя на краю, и Лене просительно взглянула на него: ей не хотелось оставаться одной.

- Я хочу есть, - сказала она ему снизу.

- Я тоже, - буркнул мальчишка в ответ. Он похлопал по карманам своего кафтана и выудил платок. В нем оказалась плоская лепешечка и что-то круглое, похожее на камешек, и Лене с любопытством уставилась на его руки.

- Закрой рот и лезь сюда, - велел ей мальчишка.

Она подняла одеяло, повязала его через плечо, как делала бабка, когда оно не служило ей плащом, и послушно подошла к бугрившимся корням. Лене попробовала повторить движения мальчишки, но подняться ей удалось лишь на поллоктя, после чего она упала вниз. Она упрямо кидалась на корни еще два раза, но каждая попытка заканчивалась тем же самым. Мальчишка сердито вздохнул сверху, и она сжала губы.

- Ты лазаешь, как мешок с зерном, - укоризненно сказал он. – Постой-ка.

Он ловко спустился вниз и подставил спину.

- Садись, - велел мальчишка и выпустил воздух сквозь сжатые зубы, когда Лене всем своим весом забралась к нему на закорки. – И держись крепче. От тебя пахнет, как будто ты ночевала в загоне с козами.

- От тебя тоже, - сердито сказала Лене. От мальчишки пахло чем-то совсем незнакомым, похожим на то, как пах священник в церкви.

Он не ответил и полез наверх. Лене крепче уцепилась за него, и мальчишка недовольно брыкнулся, когда она слишком сильно надавила ему на шею. Он полз гораздо медленней, но все-таки они добрались до края ямы, и Лене тут же с удовольствием повалилась на мох. Мальчишка сел рядом, потирая шею.

- Меня дома убьют, - сказал он, разламывая пополам лепешечку. – Дед, наверное, приготовит самую большую палку.

- Я бы позвала тебя к себе, - ответила Лене, стараясь не особенно жадно глядеть на еду, - но я не могу без бабки…

- Тебе уже было сказано, что она не придет, - рассердился мальчишка и всунул ей в руки лепешку. Она оказалась неожиданно сухой, как сухарь, но гораздо более плотной. – Послушай! А что если ты пойдешь со мной, и я скажу, что тебя пришлось доставать из ямы?

- Разве это не будет ложью? И бабка Магда…

- Да забудь ты о своей бабке! По моему разумению, совершенной ложью это не будет, - сказал он совсем непонятно, - а значит, божье наказание нам не грозит. И всегда можно исповедоваться. Итак, решено, ты идешь со мной!

- А потом ты меня проводишь назад?

- Да, да, да, - нетерпеливо сказал он, поднялся и всунул ей в руки камушек. – На вот. Ты такого и не пробовала.

- Я камни не ем… Их только цверги едят.

- Дурочка! Просто положи его в рот и все поймешь.

Она хотела было спросить, не шутка ли это, но передумала. Коричневый угловатый камешек сладко пах, в отличие от того, что ей дала Мари, и Лене послушалась своего нового знакомца и осторожно лизнула его. На языке тоже стало сладко, и она немедленно засунула весь камешек в рот и захрустела им.

- Это бонбон, - пояснил мальчишка. – Дедушка дает мне по две штуки в неделю, если я хорошо себя веду.

Таинственный бонбон звучал как звук церковного колокола, и Лене подумала, что неизвестный дедушка ее нового друга может дать ей еще один такой камешек, который она отнесет потом домой, на зависть всем ребятам, и они пожалеют, что кидали в нее камнями. Может быть, она даже угостит кого-нибудь из них этой сластью. Мысли были такими приятными, что Лене тут же отбросила все сомнения, оставаться здесь или идти вместе со своим с новым знакомым.

- Меня зовут Лене… То есть, Магдаленой, - застенчиво сказала она. – Можно я… Ну… отбегу.

- Пф, и с каких это пор крестьяне так деликатны? – нахально заявил мальчишка. – Я… Зови меня пока Матиас, хорошо?

Она кивнула и, пока он нарочито отвернулся, скрестив руки на груди, быстро сделала все, что хотела. Язык щипало после этого бонбона, откуда-то появилась жажда, но она не стала говорить об этом и молча последовала за Матиасом.

Мальчишка держался леса, чутко принюхиваясь и прислушиваясь к звукам. Иной раз его повадки вызывали в Лене оторопь, и она на всякий случай крестила нового знакомого сзади. К счастью, у него не вырастали рога, не появлялись копыта, и он вовсе не собирался превратиться в дым, хотя на лице его все явственней отражалось недоумение и подозрение. Когда они добрались до кладбища, Матиас вообще остановился.

- Странно, - сказал он задумчиво. – Мы уходим от деревни дальше, но запах дыма и гари становится все сильней.

Лене ничего такого не чувствовала и осмелилась только хмыкнуть. Матиас свысока взглянул на нее, обернувшись, но ничего не сказал.

- Разве можно сюда ходить? – спросила Лене, когда они прошли мимо склепов и свернули на дорогу, где даже следы от колес были еле видны. – У нас говорят, что здесь живет чудовище… Старый барон.

- Глупости. Здесь живу я! А старый барон – и есть мой дед. Он самый смелый рыцарь во всей императорской армии, и никакое не чудовище, – несмотря на бодрый тон, Матиас явно волновался и прибавил шагу. Лене засеменила за ним, стараясь не потерять бабкино одеяло, и споткнулась о кочку. Она подняла голову, чтобы окликнуть мальчишку, но потеряла голос: точно в сказке, меж деревьев стоял серый дым, и теперь Лене явственно чувствовала запах пожарища.

Матиас неожиданно метнулся вперед, и Лене поднялась и беспомощно поковыляла за ним; дорога вильнула влево, и ее глазам предстали ворота, за которыми еще дымились остатки дома. Середина его провалилась внутрь, окна зияли пустыми глазницами среди толстых обугленных стен, и лишь каменный очаг торчал посредине, похожий на великаний стул, весь в дыму. До ближайших деревьев было неблизко, но еловые ветви, что тянулись к пожарищу, растеряли свои иглы.

От дыма слезились глаза, и она наощупь, хватаясь за стволы деревьев, обошла пожарище, еще пышущее жаром, издававшее волны тепла, и села на кочку, над которой качался самодельный деревянный домик. Матиас появился рядом, с белым, непроницаемым лицом.

- Обычно я к-кормлю здесь белок, - сказал он и неожиданно скрипнул зубами, словно хотел раскрошить себе челюсти, а затем опустился рядом с ней. Мальчишка закрыл лицо ладонями, и Лене неловко дотронулась до его рукава.

- Я не плачу, - сказал он глухо и вытер нос ладонью. – Мне нужно найти дедушку.