Хлеб печали

Глава седьмая. Руди. Исчезновение

Руди стоило немалых трудов удержать барона, который рвался немедленно вернуться домой в одиночку. Солдаты, злые, сонные и растерянные, собрались быстро, и их сержант злобно поглядывал на нанявшего их господина. Он явно желал накинуть больше уговоренной суммы и ждал лишь удобного момента, чтобы потребовать ее. Барон фон Ринген потребовал себе еще один пистолет, вдобавок к сабле, и стал похож на мальчишку, который решил продемонстрировать взрослым всю свою амуницию. Ведьма не отходила на него ни на шаг и время от времени наставительно что-то ему говорила, после чего он ненадолго успокаивался и переставал кричать, чтобы они выходили немедленно.

Молча, сумрачно они пустились в путь. Край неба уже посветлел, но волнение и быстрый шаг так разгорячили их, что они не замечали рассветного холода. Лес примолк, и только черный дым, закрывавший небо, напоминал, что они идут сражаться с неизвестным.

- Кто мог поджечь дом барона? – тихо спросил Руди, поравнявшись с Магдой, которая не пожелала оставаться в деревне со своей семьей, дрожавшей от ужаса от грядущих перемен, и теперь бодро, совсем как молодая девушка, шагала позади солдат, придерживая юбки.

- Я думала, вы знакомы, - вопросом на вопрос ответила она. – Откуда мне знать? Я могу только догадаться, что если человек покупает землю в глуши и приезжает сюда только с проверенными слугами, то он почему-либо скрывается от внешнего мира. Ну а тогда – почему бы этому миру не прийти за ним?

- Как ты умно говоришь, - Руди был озадачен: крестьянке не пристало строить слова, как делала Магда. – Словно училась риторике.

- А если и так? – она наконец-то посмотрела на него. – Поживи с мое, испытай с мое, узнаешь сам, сколько знаний может найти простая женщина.

- Например?

- Что, если я скажу тебе, что лет тридцать назад я ела с серебра, и у меня была собственная камеристка, как у испанской королевы? – усмехнулась старуха. – Пока у моего мужа были деньги, я и мои дети купались как сыр в масле. Но стоило знатному человеку захотеть забрать эти деньги и нашу землю, мы оказались в нищете, и прежние друзья отвернулись от нас, а обращаться к новым мы были слишком горды. Мой младший сын, который сейчас доволен тем, что он деревенский кузнец, совсем забыл о том, как капризничал, когда ему приносили не ту игрушку, что он хотел, и о том, что у него была собственная лошадка в пять лет. Зато старшие не забыли, - мрачно добавила она. – И не смирились. Как не хотел мириться сам Ганс. Это мой муж, - пояснила Магда, и ее лицо неожиданно посветлело. – Его забрали, после того, как я уговорила его не собирать людей и не идти мстить… Перед этим он написал письмо императору, но наш добрый император, славный своей трусостью, оставил его без внимания…

- И что дальше? – спросил Руди, когда Магда замолкла.

- Да ничего, - равнодушно ответила она. – Мне с детьми пришлось продать все наши вещи за ту щедрую цену, которую предложил наш враг. Ее не хватило бы даже на клочок земли. Все, что осталось, - это кираса Ганса и его старый мушкет. Вот так мы и бежали через Европу, пока не нашли самый темный, самый суеверный уголок, где господа понимают, что им нечего взять с крестьян, кроме глины, дерева и их собственных шкур. Кто бы мог подумать, что владельцем этого медвежьего угла станет барон фон Ринген.

Она замолчала, потому что барон обернулся к ним и пристально взглянул на Руди. Магда поплотней запахнулась в свою накидку и отвела седые волосы, выбившиеся из-под платка.

- Может быть, я могу тебе чем-то помочь… - начал было Руди, но Магда насмешливо взглянула на него.

- Разве ты взялся бы помогать простой крестьянке? Ты не поморщился и велел меня связать, когда думал, что у меня нет голоса и смелости возражать. Нет, мне не нужна твоя помощь. Все, что мне нужно, - забрать мою внучку, Магдалену.

Она отошла от него, показывая, что их разговор окончен, и Руди понял, что больше старуха не скажет ничего. Он недоумевал, отчего она пошла с ними, а не осталась в деревне – пока солдаты собирались, Магда рвалась вернуться в лес, но он велел на всякий случай приглядывать за ней, и каждый раз ее хватали за руки и тащили назад к людям, пока она не смирилась под угрозой оказаться на костре, ибо «добрые люди в миг опасности держатся вместе», и добрые люди начали поговаривать, что старуха в сговоре с теми, кто жег баронский дом, посматривая на нее с подозрением. Ее сын пообещал ей поискать Лене, чтобы успокоить ее, но она презрительно посоветовала ему позаботиться о деревне в первую очередь, пока солдаты не вернутся. «В этом лесу много троп, - так она говорила ему, прежде чем подойти к барону и следовать за ним по пятам - и они хорошо служат и зверям, и людям недобрым».

- Много ли троп в этом лесу? – спросил Руди у барона, когда молчание совсем начало его тяготить.

- Предостаточно, - ответил тот сквозь зубы. – Я сам не знаю их всех… но однажды зимой я перешел через горы в соседнюю долину…

Он замолчал и сделал знак солдатам остановиться. Отсюда они слышали гудение пламени, и треск горящего дерева, и чьи-то хриплые команды, и длинные языки огня поднимались над баронской усадьбой. Рассвет стал куда как темнее, чем даже несколько минут назад, и волна жара мягко дотронулась до кожи.

- Не дьяволы ли там часом? – пробормотал один из солдат, и все они, включая сержанта, перекрестились и преклонили колени, бормоча молитву. Барон перекрестился, то же сделал и Руди, и только Магда совсем небрежно провела рукой от лба к плечам.

- Там не дьяволы, - глухо сказал барон. – Слушайте меня! Любому, кто поможет мне найти мою внучку, я дам мешок серебра!

«Откуда у вас мешок серебра?» - хотел было спросить Руди, но слова о богатстве заставили солдат приободриться, и сержант сделал еле заметный шаг к барону. Признавал его хозяином, как верный пес? Барон встряхнулся и вынул саблю.

- Ты, - сказал он Магде, - отойди. Сейчас не время махать сковородой. Возьми какую-нибудь ветвь, и, когда мы подойдем, ближе, поймай на нее огонь. Когда увидишь врага, жги его беспощадно.

- Будто вас, закопченных, можно будет различить, - проворчала она, но барон фон Ринген сделал вид, что ничего не услышал.

- Двое останутся здесь, сторожить дорогу, - приказал он. – Все остальные, и вы, мой друг, идите за мной! Тряхнем стариной!

- Только не теряйте самообладания, - посоветовал ему Руди, и барон фон Ринген обнажил верхние зубы то ли в оскале, то ли в усмешке.

- Не дождешься, - непонятно ответил он и зыркнул на Магду, которая сделала шаг в его сторону.

Руди не любил стычки, хотя ему пришлось какое-то время сопровождать на войне посланника Его Императорского Величества. Настоящий бой ему довелось видеть только издалека, но пару раз они попадали в засаду – одна подстроили турки, другую саксонцы – и всякий раз, когда жестокая схватка заканчивалась (в первый раз несколько солдат потеряли голову и побежали от страха, после чего потеряли головы буквально, во втором – всадники, ехавшие впереди, попали в волчью яму с кольями, и саксонские крестьяне успели заколоть их пиками, прежде чем сами были вздернуты на ближайшем дереве), Руди не мог избавиться от чувства нереальности и бессмысленности происходящего. Он отдавал приказы в этом полусне, но про себя произносил: «Спасибо тебе, Господи, что сохранил мою ничтожную жизнь», произносил тем же тоном, каким и заканчивал когда-то зачитывать приговоры и увещевания святого суда.

Дом напоминал огромный погребальный костер; внутри что-то лопалось, гудело и охало, но почерневшая крыша еще держалась на своем месте. Руди прикрыл лицо ладонью в перчатке и не сразу заметил, что барон решительно направляется в лес, под свод еловых ветвей.

- Вы с ума сошли? – прошипел он, догнав его в два шага и схватив за отворот перчатке. – Как вы думаете там сражаться?

Барон фон Ринген стряхнул его руку.

- У них может быть моя внучка.

Тихо щелкнул арбалетный крючок, тренькнула тетива, и Руди почувствовал резкую боль чуть ниже левого плеча. Он попытался скосить глаза, куда попал арбалетный болт, но в груди неожиданно поселилась тяжесть, ноги подогнулись, и он медленно упал ничком, прямо на вытоптанную траву. Где-то вдалеке страшно закричал барон, и по земле перед Руди прополз рыжий муравей, тащивший на спине сухую еловую иголку.

«Как все глупо и бестолково», - успел подумать Руди, прежде чем боль, похожая на пожар, охватила все его нутро, подступила к горлу и вылилась наружу темной кровью.