У моей подруги
(нет, вы её не знаете, не у той)
красота редким образом сочетается с добротой
и с мечтой о таком же ласковом, верном муже —
чтоб его окружать заботой, готовить ужин,
чтобы детки, дом,
чтобы радость, мир и покой.
Только каждый её мужчина
оказывается монстром,
даже если выглядит папой римским;
то злым духом, распределённым на этот остров,
то головорезом, пиратом морей карибских.
Вот он вроде бы добр, надёжен,
и принц — не кто-то там,
даже рыбу не станет резать простым ножом;
через пару недель обнаруживается комната
в тёмной части замка —
с останками бывших жён.
Или — простой, крепко сбитый, статный,
кулак из жести,
не чурается крепких словец, не слабак,
но и не невежа.
Только вот по утрам откуда-то — клочья шерсти,
в коридоре и на пороге — следы медвежьи.
Или, скажем, красиво ухаживает,
дарит розы, танцует вальс,
кормит ужином при свечах, заводит под балдахин,
шепчет нежно и вкрадчиво «я без ума от Вас» —
и улыбка красивого рта обнажает его клыки.
...А с одним оказалась совсем беда;
в кои-то веки всё было «так»,
только он исчез, растворился в воздухе без следа,
навсегда —
очевидно, серьёзный маг.
Нужно ли говорить, — я теряла покой и сон,
билась о стену лбом и сходила с ума от зависти.
— Как ты не понимаешь, в этом-то вся и соль,
в этом, видишь ли, весь и замысел.
Оборотень, и что? Ночью воду не пить с лица.
С некромантом зато не страшно
бродить над бездной.
Сердцеед тебе показал бы,
как разделывают сердца, —
господи, неужели не интересно?!
Я бы тоже вот так жила,
ежедневно меняя лица,
или шлялась по морю, бросив родне «привет!»
Только мои чудовища
все оказываются принцами —
милыми, добрыми,
без особых примет.