Игровая комната. Книга стихов

«С любимыми не расставайтесь...»

Боги знают, в каких морях, у каких штурвалов он стоял, пока ты распускала, ткала, вышивала; получала весть — и немедленно оживала, вспоминала, как смеются и говорят. А потом — соблюдала снова манеры, меру, в общем, всё как и полагается, по Гомеру; было плохо со связью, значительно лучше — с верой, что, по правде, не разделяют людей моря.

Долетали слухи о сциллах, огромных скалах, о суровых богах, о том, как руно искал он; ты ткала и пряла, ты шила и распускала, на людей привыкала не поднимать ресниц. И узор становился сложнее и прихотливей — из-под пальцев рождался то зимний сад, то весенний ливень; зажимала нити в ладонях своих пытливых — и они становились цветами, чертами знакомых лиц.

...Сколько раз жёлтый диск в воду синюю окунулся, сколько раз горизонт зашипел, задыбился и всколыхнулся; в это трудно поверить, но он наконец вернулся — он ступил на берег, и берег его признал. Он — не он, в седине и шрамах, рубцах, морщинах, он — с глазами, полными тьмы из морской пучины, — он спросил у людей: приходили ли к ней мужчины, он спросил у людей: принимала ли их — она?

И в глазах людских он увидел — страх, и печаль, и жалость; «Вышла замуж? Позорила имя моё? Сбежала?» — «Нет, живёт где жила, чужих детей не рожала; нет, не принимала, все годы была верна. Прежде, правду сказать, женихи к ней ходили стаей, — но уж десять лет, как навещать её перестали: не ходить бы и вам — она вряд ли кого узнает, кроме ткацких станков да, быть может, веретена».

«Что вы мелете? Я иду к ней, и не держите». — «Там, где жили вы — не осталось в округе жителей; вы и сами, правитель, увидите и сбежите — что ж, идите, так и случится наверняка. Двадцать лет вас жена любимая ожидала, всё ткала и пряла, и шила, и вышивала, — и за долгие годы негаданно и нежданно превратилась в огромного паука».

«Да, теперь она — о восьми ногах, — в ритуальном танце этих ловких ножек храбрец не один скрывался; уж она своё дело знает, не сомневайся... впрочем, к ней-то — кому бы, как не тебе, сходить? Та, кого называют Арахной — и мы, и боги, — слишком многих встречала в сетях своих — слишком многих. Только ты, Одиссей, герой, только ты и мог бы этот остров от мерзкой твари освободить».