Испорченная безумием (ЛП)

ГЛАВА 32

Невио

Какая-то безумная первобытная часть хотела выплеснуть мою сперму в киску Авроры и оплодотворить ее. То, что Рори носит моего ребенка, заставило мой член затвердеть еще больше, а яйца набухнуть. К черту это. У меня уже был Баттиста, и я почти не знал, что с ним делать. Я не мог так поступить с Рори, даже если бы захотел предъявить на нее права всеми возможными способами, прежде чем мне придется принимать трудное решение. Я врезался в нее еще сильнее, отчаянно. Горячее дыхание Авроры коснулось моего плеча, прежде чем ее зубы снова погрузились в мою плоть, усиливая мое удовольствие.

Она обхватила меня с резким криком, ее киска так сильно сжала мой член, что у меня перед глазами полыхнули звезды, и мне потребовалась каждая унция моего самоконтроля, чтобы не выстрелить в нее своим зарядом. Я приподнял ее, мой член выскользнул, и опустил ее обратно на землю. Рори потеряла всякое представление о том, что нас окружает. Она растворилась в удовольствии, как и я растворился в ней. Я прижался губами к ее губам, целуя ее, полный желания.

— Рори, — простонал я. Мне нужно было кончить. Черт, я сгорал от желания с тех пор, как трахнул ее своим ножом. Большего я вынести не мог. Она обхватила пальцами мой член и начала тереть меня. Я обхватил ее рукой, чтобы усилить давление. Я прижался губами к ее уху. — Я хочу кончить в тебя.

Ее губы прижались к моей груди, затем к грудным мышцам. Черт. Я не мог этого вынести. Мне нужно было еще больше. Наконец она опустилась на колени. Я схватил ее за шею и прижал ближе к своему члену. Возможно, хороший парень дал бы ей время разобраться, но мне нужно было трахнуть ее в рот сейчас, иначе я потеряю последние остатки здравомыслия. Ее губы приоткрылись вокруг моего члена, и я со стоном откинул голову назад, когда ее горячий рот и язык поглотили меня. Я сильно кончил.

Моя грудь вздымалась, мой член все еще пульсировал внутри Авроры. Затем она посмотрела на меня.

Черт. Что-то происходило, и это было нехорошо.

Аврора хотела поговорить об эмоциях — выражение ее лица не оставляло в этом сомнений, — но после кошмара прошлой ночи и безумия сегодняшней я не мог быть тем, кто ей нужен. Я поднял ее на ноги, обхватил за шею и крепко поцеловал.

— Не надо.

Я не был уверен, поняла ли она, что я имел в виду, но упрямство отразилось на ее лице, смешиваясь с первыми признаками сожаления.

Люди часто жалели, что познакомились со мной. Естественно, Аврора ничем не отличалась.

— Я — бомба замедленного действия, Аврора, — прорычал я. Моя хватка на ее шее усилилась еще сильнее, и она поморщилась, но упрямство осталось в ее глазах. Черт, ей нужно перестать надеяться. Я хотел бы, чтобы она смогла заглянуть в мои мысли хотя бы на один день, чтобы понять, что я не шучу.

— Борись с этим, борись, что бы это ни было. Борись за меня, за свою семью, за Грету, за своего сына, — прошептала она. Я пожалел, что она произнесла эти слова, потому что они заставили меня захотеть попробовать, но попытка причинила бы боль людям, которые мне небезразличны. Я чувствовал это глубоко в своих костях.

Я поцеловал ее, горько улыбнувшись ей в губы.

— Если бы ты знала, какой хаос у меня в голове, ты бы бросила меня.

— То, что ты так легко поступаешь со мной, говорит о том, что я для тебя ничего не значу. — Ее голос был резким, и она пыталась придать своему лицу такое же выражение. Рори обладала многими качествами, но суровость не входило в их число. Она также не была хорошей лгуньей, и это делало еще хуже то, что я заставлял ее постоянно лгать.

— Ты не безразлична для меня, Рори, — резко сказал я. Если бы это было так, я бы до смерти не боялся того, что могу натворить.

— Твои поступки говорят громче твоих слов.

Она отстранилась, но я не позволил ей. Я крепче обнял ее.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Я хочу, чтобы ты попытался. Ты даже не пытаешься. Ты просто следуешь своим импульсам. Ты не пытаешься быть отцом Баттисте и не пытаешься дать нам шанс. — Губы Авроры сжались, как будто она пожалела о собственных словах.

Я прижался своим лбом к ее лбу.

— Ты не должна просить меня об этом.

— Почему нет? — сердито спросила она.

— Потому что ради тебя я действительно могу это сделать. Ради тебя я попытаюсь.

* * *

Не прошло и двадцати четырех часов после того, как я дал Авроре обещание стараться ради нее, позволить чему-то между нами расцвести, взять на себя ответственность не только за Баттисту, но и за свои эмоции и за нее, как я устроил одно из самых больших убийств в своей жизни. Возможно, это было неизбежно.

Это было так, как будто моя чудовищная сторона боялась оказаться запертой в клетке и вышла из-под контроля, чтобы доказать, кто все еще заправляет в шоу, и это определенно была моя сторона, которая не подходила для отношений ни в какой форме.

Баттиста и Аврора заслуживали лучшего. Моя семья заслуживала лучшего. Черт возьми, даже Каморра заслуживала лучшего.

Я был весь в крови с головы до ног, чувствовал, как она прилипает к моему лицу, векам, ресницам. Мир вокруг меня был окутан розовым туманом, потому что кровь покрывала даже мои чертовы глазные яблоки.

Я смотрел, как капли крови стекают с моих промокших штанов и падают на пол.

К камере подошел полицейский. Молодой. Чрезмерно мотивирован. Высокомерный. Может быть, немного садист. Я наблюдал за ним краем глаза. Полиция подобрала меня на месте кровавой бойни. Я сидел среди мертвых тел и позволил полиции забрать меня с собой. Я был под кайфом от адреналина. Если от жажды крови можно получить передозировку, то это определенно был тот самый момент, но в отличие от действия реальной наркоты, я не умер. По крайней мере, не мое тело. Хотя, может быть, какая-то часть меня и умерла. Кто может точно сказать? В моем мозгу все еще был слишком большой беспорядок, чтобы что-либо анализировать.

— Мы должны обмыть его из шланга, — сказал молодой офицер. — Снимите с него эту одежду и поместите под долгий холодный душ. — Волнение в его голосе было безошибочным.

— Я туда не пойду, — сказал офицер постарше. Он избегал меня, как будто я был дьяволом. Они, наверное, подумали, что я одержим. — И тебе тоже лучше этого не делать.

— Пошли. Мы вооружены, а он нет. Он избалованный ребенок, но что он может сделать без своего отца? Он в нашей власти.

Я наблюдал за их взаимодействием сквозь полуприкрытые глаза.

— Берни, тебе нужно кое-чему научиться. Ты новенький.

Берни усмехнулся.

— Ты имеешь в виду склониться перед мафией?

Старший офицер вздохнул.

— Просто не ходи туда. — Он повернулся и вышел из тюремного блока, оставив юного, наивного Берни наедине со мной и парой пьяниц в соседних камерах.

Берни с мерзкой ухмылкой подошел ближе к решетке. Я не двигался и уставился на свои окровавленные руки.

— Теперь ты не такой крикливый? — насмешливо спросил он. Я не помню, чтобы я кричал. Обычно я был молчалив и смертоносен.

— Тебе следует прислушаться к своему коллеге, — пробормотал я.

Он схватил ключи и вытащил электрошокер. Отперев дверь, он направил на меня электрошокер и вошел в камеру. Без предупреждения он выстрелил в меня из него. Проволока вылетела, и два дротика попали мне в плечо. Мои мышцы бесконтрольно напряглись, когда электричество пробежало по моему телу. Мои зубы лязгнули друг о друга, и металлический привкус крови наполнил мой рот, пока я пытался восстановить контроль над своим телом. Мое дыхание сбилось, когда я изо всех сил старался удержаться на скамейке и не упасть.

С ворчанием я поднял одну руку и вырвал дротики из своего тела. Один из них не полностью проник под мою кожу, вероятно, поэтому я мог двигаться и мне не нужно было ждать перерыва в электрических импульсах.

Я вскочил на ноги и потянул за проволоку. Берни отшатнулся вперед, прежде чем проволока разорвалась. В два шага я оказался рядом с ним, схватил его за руку и голову и отшвырнул к стене. Его лопатка и подбородочная кость с приятным хрустом ударились о бетон. Его ответный рев боли заставил меня улыбнуться. Я откинул его голову назад, так что его полные боли глаза встретились с моими.

— Пора поиграть, ублюдок.

Раздались шаги, и в коридор вбежал первый офицер.

Я захлопнул дверь в свою камеру сильным ударом ноги, и замок со щелчком встал на место. Ворвались еще двое полицейских. Первый возился с ключами, когда я снова схватил Берни и обернул провод электрошокера вокруг его горла. Я туго натянул его, но после нескольких секунд судорожного вздоха Берни проволока снова порвалась.

— Позор, — протянул я. Он захлебывался и царапал мои руки.

Я улыбнулся ему и ударил лбом по его носу, отчего у него из ноздрей хлынула кровь. Он хрипло закричал.

Оружие было направлено в мою сторону, и один нервный палец нажал на спусковой крючок. Я использовал Берни как щит, и пуля попала ему в бедро. Он снова закричал.

— Это было близко к артерии, — я цокнул языком. — Если ты хочешь убить Берни, тебе придется попробовать еще раз.

Наконец дверь в мою камеру открылась, и, пошатываясь, вошел еще один офицер. Я подтолкнул беднягу Берни к нему. Они столкнулись, и я набросился на них с еще одним ударом ноги, отправив их обоих на пол. Я приземлился рядом с ними и в мгновение ока схватил их пистолеты и направил им в головы. Тюрьма заполнялась все большим и большим количеством офицеров, и все они беспокоились, что я справлюсь с пистолетом лучше, чем любой из них — и не без причины. Я оскалил зубы на офицеров, стоявших у моих ног.

— В следующий раз тебе лучше прислушаться к своим коллегам, Берни.

— Хватит! — взревел кто-то.

Я замер, когда вошли папа, Нино и Савио. Полицейские расступились.

— Сложите все оружие, — приказал папа.

Полицейские не колебались, и я последовал их примеру.

Я медленно выпрямился и отбросил пистолеты в сторону.

— Он поедет со мной. Не связывайтесь с моей семьей.

* * *

Ни папа, ни мои дяди не сказали ни слова, когда вели меня к своей машине. Я внезапно почувствовал себя измученным. Я прислонился головой к окну и, должно быть, задремал, потому что, когда снова огляделся, оказался в комнате с голыми стенами и без окон. Нино прислонился к стене напротив меня, прямо в поле моего зрения. Он молча оглядел меня с головы до ног. Выражение его лица было пустым, и иногда даже у меня мурашки бежали по коже из-за моего дяди.

— Тебе не хватает контроля, — протянул он.

— Ему не хватает большего, — пробормотал Савио, появившийся рядом с Нино. — Сочувствия, сдержанности, разума. Единственное, чего у него в избытке, — это сумасшествия.

Я одарил его улыбкой. Он покачал головой, на этот раз не в настроении шутить.

— Я поговорю с ним наедине, — тихо сказал папа. Я поискал его глазами. Он прислонился к стене справа от меня.

Нино тронул папу за плечо, и они обменялись взглядом, который напомнил мне Массимо и Алессио. Между ними произошло что-то такое, во что я не должен был быть посвящен.

— Возьми себя в руки, чувак, — пробормотал Савио, подходя ко мне, его пальцы впились в мое плечо, глаза умоляли.

Я оскалил зубы.

— Ты никогда не видел, чтобы я терял контроль.

— Это то, чего мы боимся, — сказал Нино. Он посмотрел мне в глаза, затем только кивнул и вышел вместе с Савио.

Я огляделся, понимая, где мы находимся. Сюда приводили врагов и предателей, чтобы подвергнуть их пыткам и убить.

Я поднял бровь, глядя на папу.

— Ты действительно думаешь, что сможешь? — Это было задумано как провокация и шутка.

Папа посмотрел мне в глаза, и моя улыбка погасла. Я усмехнулся, затем кивнул. Он подошел ко мне и обхватил мое лицо руками, прижимая наши лбы друг к другу, его глаза горели в моих. Иногда я видел в них то же безумие и жажду разрушения, которые всегда горели внутри меня.

— Я люблю тебя больше своей жизни. Но иногда я думаю, что ты — наказание за мои грехи, способ свалить на меня мои собственные ошибки. Я никогда не знал, с чем приходилось мириться Нино, пока ты не появился в моей жизни.

Меня не задели его слова. Очень немногие вещи в моей жизни причиняли мне боль, физическую или эмоциональную. Они были правдой.

— Грета получила все хорошее, что могли дать мама и ты, а я унаследовал все плохое. Так оно и есть. Для тебя это инь и янь.

— Это не смешно, — взревел он.

— Нет, это моя жизнь, — прорычал я. — Это то, кто я есть, папа. Ты, в отличие от других, никогда не просил меня измениться или контролировать себя. Ты только попросил меня направить это в нужное русло.

— Потому что я знаю, что ты не можешь это контролировать.

Я горько улыбнулся.

Папа протащил стул через комнату и сел напротив меня, глядя на меня как на бешеную собаку, которую его хозяин не мог усмирить, хотя и знал, что монстр убьет снова.

— Лас-Вегас под моим контролем. Западное побережье под моим контролем. Но в какой-то момент даже моего контроля будет недостаточно. Даже самая сильная империя может пасть, если король не позаботится о том, чтобы его подданные чувствовали себя в безопасности, — его голос дрожал от сдержанности. Он хотел убить меня, и он знал, что должен это сделать.

— В безопасности ли они, Невио? Есть ли предел тому, на что ты способен, потому что в последнее время я боюсь, что его нет.

Мне следовало солгать, но я не хотел.

— Я не знаю. Я бы хотел, но не верю, не на сто процентов, — я пожал плечами. — Ты абсолютно уверен, что никогда не причинил бы вреда людям, которых любил?

— Да, — твердо сказал он. Я задавался вопросом, действительно ли его уверенность исходила из убежденности или потому, что он думал, что, произнеся это вслух, это станет правдой.

— Если бы я думал, что когда-нибудь смогу причинить вред нашей семье, я бы ушел и никогда не возвращался, папа, — сказал я наконец, потому что это была правда.

— Тебе лучше сделать это, — пробормотал он. В его глазах отразилась боль. — Не заставляй меня, блять, действовать силой. Это убьет твою маму. Это убьет Грету, — он сглотнул, его хватка на моем горле усилилась. — Это убьет меня.

— Ты же знаешь, папа, как хорошо я умею убивать, — сказал я.