Испорченная безумием (ЛП)

ГЛАВА 34

Невио

Я никогда не думал, что покину Лас-Вегас надолго, по крайней мере, без определенной даты возвращения. И все же сегодня я купил билет в один конец до Неаполя.

Я ни с кем об этом не говорил, даже с Гретой или Авророй. В моем мозгу и так было достаточно суматохи. Никто не мог заставить меня передумать, потому что никто не знал, насколько запутанными были мои мысли прямо сейчас. Мне нужно было время, чтобы взять себя в руки — повзрослеть, как назвал бы это папа. Может быть, и это тоже. Но кто когда-либо слышал о серийном убийце, выросшем из своих кровожадных побуждений?

Проблема была даже не в последнем — быть хорошим убийцей и любить это было лучшим условием для того, чтобы стать членом мафии. Вся мужская часть моей семьи была убийцами. Кому-то это нравилось больше, чем другим, но у всех нас это хорошо получалось. Проблема заключалась в том, что это стало зависимостью. После убийства я уже жаждал следующего убийства. Я жил ради своих ночных охот, и мне нужно было взять себя в руки.

Я хотел. Я хотел управлять своей темной стороной, как это делали папа и Нино, в чем я никогда бы им не признался. Я восхищался ими за то, как они справлялись с семейной жизнью, и за ту тьму, которую они прятали в себе.

Иногда мне хотелось причинить боль всем вокруг, но были определенные люди, которых я всегда хотел спасти немного больше, чем причинить им боль. Спасти их от себя самого. Проблема была в том, что с каждым днем я все меньше понимал, кто обладает властью: я или монстр.

Когда утром я покидал особняк Фальконе, я не был уверен, когда вернусь и вернусь ли вообще. Я мог умереть, помогая Каморре в Италии. Я мог решить, что моя тьма просто не поддается контролю.

Труднее всего было не попрощаться, особенно с Авророй. Она бы мне этого не простила, и у нее были все права ненавидеть меня. Но она смогла бы передать Баттисту моим родителям, и они позаботились бы о моем сыне лучше, чем я когда-либо мог.

* * *

Моей первой остановкой после приземления в Неаполе была не местная штаб-квартира Каморры и не вилла моего двоюродного дедушки за городом.

Я пошел в лучшую тату-студию Неаполя. Когда в моей голове сформировался план отъезда, я знал, что хочу забрать Баттисту и Аврору с собой любым возможным способом, поэтому решил нанести их чернилами на свою кожу. Аврора — из-за чувств, которые я испытывал к ней, а Баттиста — из-за чувств, которые я должен был испытывать к нему.

У меня не было назначено, но мне все равно удалось попасть. Я показал татуировщику изображение северного сияния. Имя Авроры как нельзя лучше соответствовало тому, какой я ее видел. Яркий свет на фоне темного неба. Ее свет даже сумел рассеять тьму внутри меня. Может быть, однажды я достигну своего личного равноденствия, и, может быть, однажды мои тьма и свет сравняются. Северное сияние всегда ярче всего сияет в ночь равноденствия. Пока моя тьма перевешивала добро внутри меня, свет Авроры всегда горел немного меньше в моем присутствии. Я не хотел этого.

Татуировщик быстро нарисовал несколько татуировок северного сияния. Я не хотел, чтобы на заднем плане были лес или горы. Я хотел, чтобы все внимание было сосредоточено исключительно на северном сиянии и ночном небе за ним. Я выбрал черное ночное небо в качестве фона и яркие зеленые и бирюзовые огни. У меня было не так много татуировок, не так много, как у Алессио и Массимо, пока только две: татуировка Каморры в виде глаза и ножа, затем татуировка Джокера на спине с его улыбкой и Почему такой серьезный? кроваво-красными буквами под ним, за которыми следует длинная зачеркнутая строка ХАХАХАХАХАХАХА. Буквы «А» не закрывались полностью вверху, потому что каждый вертикальный штрих означал одну отнятую жизнь, как в итоговом списке. К этому времени уже было много «ха-ха», которые становились все меньше и меньше по мере того, как они спускались по моей спине. У меня было чувство, что в конце концов мне придется отказаться от списка жертв. Обе татуировки были выполнены черным и красным. Оба цвета я оценил за их более глубокое значение для меня. Теперь в список будет добавлен первый цветной штрих.

— Где ты хочешь сделать татуировку? — спросил татуировщик после того, как я выбрал дизайн. Я указал на центр своей груди, затем немного влево.

— Я хочу, чтобы огни горели над моим сердцем, — сказал я.

Татуировщик кивнул, но ничего не прокомментировал. Молодец. Я стянул футболку через голову.

— Отличное произведение искусства, — сказал он, когда я повернулся к нему спиной. Нино проделал потрясающую работу с татуировкой Джокера и кровавым списком жертв. Я показал парню, что татуировка Каморры у меня на запястье была не менее хороша.

— Это сделал мой дядя.

— Впечатляет. Почему ты не выбрал его для этих татуировок?

— Я не хотел. Ты беспокоишься, что твои работы будут не так хороши, как его? — я поднял на него брови. — Потому что я доверяю тебе, и эти татуировки очень важны для меня.

Он сглотнул.

— Это будет моя лучшая работа.

Я вытянулся на стуле и протянул ему руку.

— Давай начнем с буквы. — Татуировка для Баттисты была простой. Красная буква «Б» на моем запястье, потому что он был моей крови. Я хотел выбрать татуировку с более глубоким смыслом, как я сделал для Авроры, но я просто недостаточно хорошо его знал. Я надеялся, что если у меня когда-нибудь появится такая возможность, я смогу добавить больше деталей к татуировке. Сейчас я буду носить с собой его инициал как постоянное напоминание о том, что Аврора была не единственной, кому я был нужен, чтобы встретиться лицом к лицу со своими демонами и обуздать их.

Меньше чем через час красная буква «Б» украсила мою кожу. В тот момент, когда татуировщик прикоснулся иглой к моей груди, я закрыл глаза, позволив ожогу проникнуть в мое тело. Мне показалось, что это почти коснулось моего сердца, как будто чернила проникли достаточно глубоко, чтобы добраться до этой части меня, точно так же, как это сделала Аврора.

Через три часа жужжание иглы стихло. Я открыл глаза и уставился на татуировщика.

Его лоб был мокрым от пота, вероятно, не только потому, что он работал три часа подряд.

Он схватил зеркало со своего рабочего места и протянул его мне, чтобы я мог увидеть его работу. Чернота ночного неба над моим сердцем создавала впечатление, что в моей грудной клетке была всего лишь черная дыра, что было вполне уместно, но она была освещена извилистыми световыми штрихами зеленого и бирюзового цветов.

Я коротко кивнул. Именно так я себе это и представлял. Я спустил ноги со стула и встал.

— Ты молодец, — сказал я. Я хотел уйти, чувствовал потребность побыть наедине со странными ощущениями, которые вызывало это проявление северного сияния на моем теле.

Я схватил свою рубашку и надел ее, затем, выходя, бросил пачку наличных на стойку администратора — слишком много для его работы. Я не стал ждать, пока он пересчитает деньги.

Мое сердце бешено колотилось в груди, и я чувствовал себя беспокойным, загнанным. Я ожидал такой реакции на татуировку, и это было одной из причин, по которой я не выбрал Нино для этого. Он бы увидел что-то в моих глазах или лице, что-то такое, чем я не хотел делиться с людьми, которые меня знали. Я мог только представить, что сказали бы Алессио и Массимо, если бы увидели татуировку. Всезнайка Массимо сложил бы два и два. Он определенно знал, что показывает татуировка. Северное сияние.

Аврора.

Гребаный свет в моей жизни.