Эрнан
С заставы приходят плохие вести. Все больше приграничных земель становятся похожими на пустошь, серую и безжизненную. Жители в панике покидают свои селения, устремляясь вглубь страны. Дороги загружены повозками, набитыми нехитрым скарбом и печально бредущими людьми, потерявшими кров, источник дохода, родных. Много с собой не увезешь. По опустевшим селам бродит голодный скот, брошенный хозяевами на произвол судьбы.
Скоро и в столице, живущей яркой, шумной жизнью и абсолютно глухой к чужой беде, появятся первые беженцы с окраин.
Мне нужно срочно вылетать в военный лагерь, разбитый всего лишь в нескольких километрах от опустошенных виренами селений.
Лилия выходит провожать меня на крыльцо. Она начинает что-то говорить, но совсем не то, что я хотел бы слышать.
— Эрнан, в последнее время между нами будто стена, — словно сквозь стекло, доносится до меня звук ее голоса. — Я думала, что между нами стоит Ясмина. Но ее нет, а ты все такой же холодный. Что она с тобой сделала? Что она сделала с нами?
Да, я чувствую, что между нами пролегла трещина. Но зачем она обвиняет в этом ту, что пострадала из нас троих больше всего?
— Лилия, я думал, ты хочешь проводить меня, а не заниматься выяснением отношений. Дай мне уехать спокойно.
— А когда об этом говорить? Тебя никогда нет дома. И никто не знает, где тебя носит. А если ты дома, то всячески отстраняешься от меня.
— Не говори ерунды.
Она тянется ко мне и обнимает.
— Прости. Ты прав, сейчас не время об этом говорить. Просто я тебя очень люблю, но чувствую, что теряю тебя.
Я заставляю себя положить ладони ей на спину.
— Мне кажется, что ты и сейчас обнимаешь меня, потому что, по твоему мнению, ДОЛЖЕН это сделать, — горько произносит она.
Я не могу ничего возразить, потому что не хочу обманывать ее. Она права, так и есть. Вместо слов о любви, которые могли бы развеять ее сомнения, произношу:
— Если что-то со мной случится, этот дом будет твоим.
Она снова прижимается ко мне. На этот раз гораздо сильнее, будто хочет впечатать свое тело в мое.
До отлета мне нужно попасть в еще одно место. К матери. Она, как всегда, холодна и беспристрастна. Я веду себя так, будто ничего особенного не происходит. Будто уезжаю на обычные учения. Мать практически никуда не выходит из дома, поэтому пугающие слухи до нее вряд ли успели дойти. Прощание проходит в формальной обстановке. Мне хочется увидеть какое-то незначительное проявление заботы и тепла, но, наверное, я слишком многого хочу. Пора бы уже привыкнуть, что мы словно чужие люди.
Попрощавшись с ней, спрашиваю, где Диана. Думал, что мать не ответит, но она сообщает мне, что девушка на заднем дворе.
Выхожу и вижу живописную картину.
Диана сидит под раскидистым зеленым деревом на скамейке. Рядом с ней на сидении стоит корзина, наполненная ароматными грушами. На коленях — чашка, куда Диана нарезает дольками фрукты. Видимо, собирается готовить варенье.
Увидев меня, Диана вздрагивает от неожиданности. Безмятежное выражение лица меняется на обеспокоенное.
— Не переживай, надолго не задержу, — мне неприятно, что она так реагирует на меня. Но было бы странно, если бы она радовалась моему приходу после того, как ее напугал у библиотеки.
Она кладет недорезанный плод в чашку, но нож из рук не выпускает. Будто собирается пустить его в ход, если я перейду черту. Смешная.
Наверное, мне надо было бы извиниться за свое поведение, чтобы хоть немного расположить ее к себе. Но я не привык извиняться, если чувствую себя правым. Поэтому выкладываю ей все как есть, не подбирая слов.
— Я много думал и пришел к странным выводам, — она смотрит на меня настороженно. — Признаться я не был в восторге, когда ты здесь появилась. Я не доверял тебе. Я и сейчас тебе не доверяю. Но ты единственный человек, который может находиться рядом с моей матерью. Позаботься о ней. И когда меня не станет, пусть она найдет в тебе утешение. В тебе и твоих детях.
В ее небесных глазах появляется недоумение, а потом вспыхивает недовольство.
Она отставляет чашку в сторону и решительно поднимается.
— Что это за разговоры? Ты обязательно вернешься, — негодует она, тыкая в воздух перед собой ножом.
— Если ты и дальше продолжишь им размахивать в таком же духе, то есть вариант, что я вообще отсюда не уеду, — усмехаюсь я.
— Не говори тогда ерунды, — она кладет нож в чашку с нарезанными грушами, над которым витают осы.
— То, что я сейчас скажу, спасет вам жизнь. Поэтому все хорошенько запомни: при первых же разговорах об эвакуации в городе, вам нужно уехать на остров Ветров. Там безопасно. Вирены боятся воды и не могут пересекать большие расстояния по морю. Уезжайте, не задерживаясь. Бросайте все. Возьми вот это, — достаю из-за пазухи конверт и протягиваю ей.
— Что это?
— Там карта места, где хранится все золото, которое мне удалось заработать за всю жизнь. Я хочу, чтобы вы были обеспечены.
Она изгибает бровь:
— Разве такие знатные люди, как ты, не хранят деньги в банках?
— Там малая часть. Не доверяю банкирам. Они подчиняются воле императора. А император одной рукой дарует, а другой отнимает.
— А мне доверяешь, значит? — в ее голосе сквозит скепсис.
— Нет. Просто ты сама не догадаешься, о чем там говорится. Только моя мать поймет, что я имею в виду.
— Почему бы сразу не отдать конверт леди Эйвери? Зачем ты даешь его мне?
— Потому что не хочу, чтобы леди Эйвери лишний раз волновалась.
— Грядет что-то страшное?
— Возможно, — уклончиво отвечаю я.
Она кладет руку на живот, словно пытается уже сейчас защитить неродившихся малышей.
— Если все сделаешь правильно, то все у вас будет хорошо. И еще — будь осторожна, старайся никому не доверять. Есть лишь один человек, точнее, дракон, — поправляюсь я, — которому ты можешь довериться полностью. Его зовут Бриан. Он не способен на подлость и предательство. Я попрошу его помочь вам. Запомни, при первых же слухах о виренах бегите в порт и садитесь на первый же корабль, отправляющийся до Сулейма. Запомнила? Там наймите лодку и плывите до острова Ветров.
Она кивает. А потом вдруг ее взгляд странно темнеет.
— А женщина, с которой ты живешь, она тоже отправится на этот остров?
Ясмина
Эрнан молчит с минуту, и я уже думаю, что он мне ничего не ответит, но он все же решает удовлетворить мое любопытство.
— Согласно протоколу членов семьи высшего командного состава эвакуируют в специальное защищенное убежище.
— Членов семьи? — пытаюсь сдержать горькую усмешку. Подумать только, Лилия считается членом его семьи! А как же его мать? Почему она должна скрываться на каком-то острове, пока Лилия будет с комфортом отсиживаться в убежище. — А как же леди Эйвери?
— Мать не любит знать. Среди них она чувствует себя чужой.
— Ясно, то есть все это исключительно ради ее блага, — не особо веря, говорю я.
— Именно так.
Вот только Лилию вывезут, куда нужно, а женщине в возрасте с больной ногой придется добираться самой. Не понимаю я такой заботы.
Наверное, все мои мысли явственно отобразились на лице, потому Эрнан спешить уверить меня в том, что я заблуждаюсь.
— На острове Ветров вам будет лучше. Вам не придется сидеть в замкнутом пространстве, как сардинам в банке. Да, убежище комфортное, но оно похоже на тюрьму с роскошными камерами, изысканной едой и соседями, от которых никуда не деться. А на острове вольно. Каждый день вы будете видеть над головой синее небо, а не потолок, его имитирующий. Свежий воздух, солнце, море… Да и в убежище тебя не возьмут, а мать без тебя туда отправляться откажется. Я не хочу ее потерять.
В том, что леди Эйвери меня не бросит, Эрнан прав.
— Если случится такое, что мир пойдет прахом, на острове вы сможете выжить. Земля там не очень плодородна, но урожай дает.
Меня посетила неприятная мысль.
— Будем ли мы в безопасности на острове, если туда хлынут толпы беженцев? Возможно, не только тебе известно о слабых местах виренов.
— На острове магическая защита. Это семейный остров. Найти его могут лишь те, кто связан со мною по крови. Из ныне живущих драконов — это только Бриан. А ему вы можете всецело доверять. И если вдруг что со мной случится… обращайся за любой помощью к нему. Возьми, — он лезет в карман и вытаскивает горсть сверкающих голубоватых камней. — Это портальные камни для мгновенной почты. Используй только в крайних случаях.
Опять он за свое. Конечно, он меня очень сильно обидел, но мне бы не хотелось, чтобы с ним что-то произошло.
— Все будет хорошо, ничего с тобой не случится, — не знаю, какие еще можно подобрать слова.
— Посмотрим, — с усталой улыбкой произносит он, разворачивается и идет в сторону дома.
Я смотрю, как он медленно удаляется от меня, и сердце в груди болезненно сжимается. Все-таки он не чужой человек. Он отец моих детей. Почему-то возникает острое чувство, что если он не оглянется, то я его уже никогда не увижу.
Вот он уже поднимается по ступенькам крыльца, вот тянет руку к дверной ручке.
— Постой! — кричу громко, боясь, что он не послушает — войдет в дом.
Но он поворачивается. Останавливается. В карих глазах — вопрос.
Подхватываю юбку и бегу к нему. Он не понимает, чего я от него хочу, но терпеливо ждет. Поднимаюсь по ступенькам, прижимаюсь к его груди. Это выглядит глупо и странно, и дико. Сейчас он меня оттолкнет и будет прав. Я для него никто. Была никем, когда была женой. А теперь тем более. Но он не отталкивает. Напротив — прижимает к себе.
— Возвращайся, возвращайся к нам, — произношу еле слышно и сама не верю, что эти слова вырвались из тайных уголков души. — Возвращайся, мы будем ждать тебя.