Глава 4. Инициация

Ясмина

Неделя перед свадьбой проходит в волнительном ожидании. Мне страшно. Я боюсь не понравиться моему будущему мужу. Мне кажется, я уже успела это сделать. Иначе почему он не счел нужным хотя бы познакомиться со мной? Я многократно прокручивала в голове момент нашей встречи и пришла к выводу, что он остался мной недоволен. На мне огромная ответственность, и я боюсь не справиться. Боюсь не оправдать возложенных на меня ожиданий.

Я не знаю, как быть женой. Тем более хорошей. Меня готовили к другому.

Вдруг я не смогу его полюбить?

Мать-настоятельница говорила, что я уже люблю его, просто пока не понимаю этого. Прислушиваюсь к сердцу — и не нахожу того сильного чувства, что должна испытывать. Может, я бракованная? Неправильная истинная? Если я поделюсь своими сомнениями с мудрейшей Айседорой, поймет ли она меня? Или снова скажет, что я все выдумываю?

Единственное, что я могу сказать об Эрнане Морригане, он мне не противен. Он красивый… намного красивее тех мужчин, что я видела до того, как стала послушницей. Но он совершенно чужой. Я не чувствую связи с ним.

Настоятельница говорит, что так бывает. После того как богиня засвидетельствует наш союз, все изменится. Хотелось бы в это верить.

Была бы Тала, я бы ей рассказала о своих страхах, не переживая, что она осудит меня. А теперь я совсем одна.

Тетка прибыла прямо в день совершения обряда. Мудрейшая Айседора по пути в беседку, где ожидала меня тетушка, рассказала, что Эрнан оплатил дорогостоящий портал, чтобы моя единственная родственница присутствовала во время церемонии. Я настолько отвыкла от тетушки, что не знаю, как себя вести. Настоятельница оставляет нас наедине, а я переминаюсь с ноги на ногу, не решаясь заговорить. За восемь лет Амалия изменилась, она раздобрела, округлилась, в волосах появились белые пряди. Но платье на ней было тем же самым, что она надевала по торжественным поводам с тех пор, как себя помню. Когда платье становилось тесным, тетушка увеличивала его размер, вшивая по бокам полоски ткани. Теперь этих разноцветных вставок значительно прибавилось.

Ситуацию спасает сама тетушка. Она бросается ко мне и сгребает в объятья.

— Выросла-то как! Такая красавица стала, — приговаривает она, прижимая к своей пышной груди. — Я так рада, так рада за тебя! Всегда знала, что ты особенная!

— Ты всегда говорила, что я бестолковая, — сдавленно бормочу в ответ.

— Не помню такого. Ну а вообще одно другому не мешает.

Наконец отпустив меня, она спрашивает:

— Жених-то хорош? Понравился тебе.

Пожимаю плечами.

— Я его и не рассмотрела толком. Мы виделись мельком.

— Это что ж такое? — возмущенно ахает она. — Вы должны были познакомиться, поговорить, узнать друг друга.

— Наверное, в этом нет смысла. Если все и так предрешено.

— Все равно не по-людски это. Мог бы и проявить уважение, поухаживать за тобой. Все-таки не каждый день замуж выходишь. Что за мужик? Сухарь какой-то.

— Тетушка, не надо, — мне неприятно, что она осуждает моего будущего мужа.

— Ладно, у богачей свои причуды, — машет она рукой. — А этот еще и дракон. Смесь бульдога с носорогом.

— Драконы нас защищают от виренов. Если бы не они, от привычного мира ничего бы не осталось. Только серый пепел.

— Все равно это не дает им права брезгливо пинать нас носком сапога, — Амалия складывает руки на груди и демонстративно отворачивается.

— Тем не менее, сегодня я выхожу замуж за одного из них, — напоминаю ей.

Она прикрывает рот рукой.

— И правда! А я тебе наговорила всякого. Не слушай дуру старую. Тебе непременно повезет. Твой дракон будет самым лучшим. Ну и вообще, может, драконы не так и плохи! Что я в жизни понимаю?

Ее причитания прерывает старшая сестра: пришло время готовиться к обряду. Она объясняет тетушке, как добраться до храма, и мы вместе провожаем Амалию до ворот.

Дальше старшая сестра передает меня двум жрицам. Мне боязно оказаться снова у них в руках. Вчера они при помощи воска удалили лишние волосы с моего тела. Какую экзекуцию они придумают сегодня одной Богине известно. Но мои страхи напрасны. Они купают меня в ванне с добавлением ароматных масел. А потом бережно промакивают кожу нежной тканью и втирают в нее масла. Это расслабляет и успокаивает.

Затем они облачают меня в прозрачное струящееся платье. Ткань настолько тонкая, что я с таким же успехом могла идти совершенно нагой.

— Неужели я должна в этом идти? — изумленно восклицаю я.

Мой вопрос остается без ответа. Как и все предыдущие. Жрицы молчат, будто языки проглотили. Ни вчера, ни сегодня, я от них не услышала ни слова.

Немного успокаиваюсь, когда вижу в руках у одной из жриц верхнее белоснежное платье с искусной вышивкой серебряными нитями. Платье не имеет ни одной пуговицы. Оно с запахом, полы удерживаются вместе лишь поясом. Страшно подумать, что произойдет, если он вдруг развяжется.

Волосы собирают в низкий хвост и перетягивают их шелковой лентой, на ноги надевают легкие атласные туфельки.

Однако весь этот богатый наряд прячут под черной плотной накидкой с глубоким капюшоном, скрывающим лицо.

До храма добираемся в экипаже с наглухо зашторенными окнами.

Со мной едут те же жрицы и сама настоятельница.

До того как настоятельница шикнула на меня, я успела отодвинуть край занавеси и выглянуть на улицу. На обочине вдоль дороги стоят люди. Они размахивают руками и осыпают карету цветами. Некоторые выпрыгивают на дорогу, рискуя попасть под экипаж, и пытаются заглянуть внутрь кареты. Кого-то особо наглого кучер огрел пару раз кнутом.

— Видишь, как люди радуются, — погладив меня по руке, говорит мудрейшая. — Это праздник для всех. А когда ты родишь ребенка, они будут славить твое имя. Каждый новый дракон чрезвычайно важен для сохранения мира.

Когда карета останавливается, на меня снова накатывает паника. Вдруг я что-то сделаю не так. Не туда повернусь, не туда встану, не то скажу.

Жрицы помогают мне выйти из кареты. Если бы не они, я бы точно запуталась в накидке, растянулась на брусчатке и опозорилась на глазах у зевак. Людей на площади перед храмом так много, что городским стражникам приходится сдерживать их, чтобы образовался коридор к входу в храм.

Едва я подхожу к дверям, как жрицы легким движением отстегивают фибулу накидки, и черная ткань падает к моим ногам. Какого-то мгновения до момента, когда я скрываюсь внутри храма, хватает, чтобы зрители восторженно загудели. Так неловко я себя еще никогда не чувствовала.

Благо в роскошном церемониальном зале людей не так много, как снаружи. Все богато одетые, статусные. Тетушка, усиленно прижимающая к глазам платок, в своем старом платье смотрится нелепо и неуместно. Взгляд выхватывает еще одно знакомое лицо. Лилия. Как она узнала, что сегодня моя свадьба? Неужели настоятельница сообщила ей? Обязательно поблагодарю мудрейшую Айседору за такой щедрый жест.

Жрицы отходят в сторону, оставляя меня в центре зала под прицелом глаз незнакомых мне людей. От волнения перехватывает дыхание. Голова начинает кружиться. Но как только вижу моего будущего мужа, облаченного в черный парадный мундир, понимаю, что теперь я под его защитой и все страхи отступают.

Эрнан

Хлопают двери. Оборачиваюсь на звук и вижу ее, растерянную, испуганную. На миг мне даже становится ее жалко. Видно, что маленькая послушница не привыкла к такому вниманию. Глаза гостей сейчас прикованы к ней. Ее оценивают, жадно ловят каждое движение, чтобы потом обсудить в уютных гостиных.

К слову, она быстро берет себя в руки. Плечи ее расправляются, и вот она уже грациозно ступает по усыпанной лепестками ковровой дорожке. Маленькая беспомощная девочка исчезла, теперь она похожа на уверенную в себе принцессу, не меньше.

Подойдя ко мне, она смущенно улыбается. Там, в монастыре, она мне показалась невзрачной. Теперь я вижу, что был неправ. Черты ее лица аристократичны и благородны. И не скажешь, что она родом из глубинки, где у крестьян простоватые, будто высеченные из полена лица, погрубевшие от ветра и солнца. От нее веет свежестью, невинностью и жасмином. Кажется, если я вдохну ее запах чуть глубже, то сойду с ума. Ненавижу за это свою звериную сущность. Зависимость от истинной — это наркотик, лишающий воли, превращающий в верного пса. Я не хочу терять способность трезво мыслить. Хочу остаться собой. Говорят, что с появлением истинной пробуждаются скрытые силы дракона. Можно развить свои способности до предела возможностей. Если смириться со связью. Однако я видел подтверждение обратному, когда связь становилась причиной трагедии. Так что лучше держать ее в узде.

Судя по выражению лица, Ясмина верит в то, что истинная связь — это дар и счастье. Ей хорошо промыли мозги в этом монастыре. Даже если я попытаюсь ей объяснить, что связь — это проклятье, она ничего не поймет и воспримет в штыки. Достаточно посмотреть, с каким благоговением она берет свечу, чтобы зажечь ритуальный огонь у подножия статуи Богини.

— Я вверяю тебе свою жизнь, — Ясмина произносит ритуальную фразу так, будто понимает ее буквально.

— Я вверяю тебе свою жизнь, — эхом повторяю я. Для меня это просто слова. Пустая формула, утратившая актуальность лет двести тому назад.

Если верить легендам, именно в момент произнесения клятвы Богиня заглядывает в души тем, кто собирается связать себя узами брака. И если узрит, что кто-то недостоин, то тут же поразит его священным огнем. Ухмыляясь, подношу свечу к чаше с маслом. Огонь весело вспыхивает и вскоре сливается в единое целое с тем, что был зажжен моей невестой.

Я не превратился в кучку пепла. А за мои мысли меня однозначно следовало покарать. Значит, все эти истории про могущество Богини — выдумка.

Бронзовая статуя Богини безразлично взирает слепыми глазницами, как к нам тянутся гости, чтобы произнести поздравления. Первыми подходят представители древних родов. Чувствую, что Ясмина внутренне напрягается, замирает. Убеленные сединами драконы в роскошных одеждах пафосно желают нам наследников.

— Да дарует тебе истинная множество сыновей!

— Пусть у сынов рода Морриган будет крепкое крыло!

— Да станут отрадой отцу и сильными воинами твои сыны, Эрнан!

— Да родится наследник Морриганов до следующего дня Богини!

На последней фразе очередной старейшина запинается, потому что в спину ему пушечным ядром влетает маленькая женщина в шутовском наряде.

— Счастья! Здоровья! Удачи! — выкрикивает она, кидаясь мне на шею. Естественно, до шеи она не достает и повисает на моем парадном камзоле как клещ. — Самое главное — любви! Любите друг друга! Заботьтесь друг о друге! Ночей вам бессонных! Ну же, целуйтесь! Что ж вы как неродные?

По ставшими вдруг пунцовыми щекам Ясмины, понимаю, что эта жуткая женщина и есть та самая родственница из деревни, на портал для которой я раскошелился. Лучше бы тот портал схлопнулся! Позорище!

Жрицы еле оторвали эту базарную тетку от меня и проводили ее к дальней колонне.

Старейшины не сказали ничего, но одного того, как скривились их губы, было достаточно, чтобы оценить степень их недовольства.

После того как драконы медленно отправились к своим почетным местам, к нам стали подходить остальные гости.

Мать, одетая в черное траурное платье, не нашла в себе ни сил, ни желания на то, чтобы выдавить из себя несколько фальшивых слов. Она смерила Ясмину тяжелым взглядом и сжала набалдашник трости так, что побелели костяшки пальцев.

Ясмина инстинктивно спряталась за меня, будто искала защиты. Из-за спины она вышла только тогда, когда услышала искренние поздравления Бриана. Он сиял как начищенный медяк, будто сегодня действительно радостное событие. Боковым зрением я увидел, как на лице Ясмины вспыхивает лучезарная улыбка. Какого хрена? Во мне поднимается волна негодования, и лишь потом я запоздало понимаю, что смотрит она не на Бриана, а на Лилию, маячащую за его спиной. Что она здесь делает? И почему Ясмина так на нее реагирует? Глаза Лилии покраснели от слез, она выходит вперед и собирается что-то сказать.

Мгновение — и Ясмина оказывается рядом с Лилией, обнимает ее.

— Ты совсем не изменилась! Я так рада, так рада, что ты пришла! Но… как ты узнала? Неужели мудрейшая Айседора сообщила тебе?

Лилия беспомощно смотрит на меня, но Ясмина ничего не замечает и продолжает щебетать.

— Ты плачешь? — встревоженно спрашивает она.

— Это… это… от счастья, — выдавливает из себя моя женщина.

— Я тоже очень счастлива тебя видеть. Не поверила даже собственным глазам.

Вот это поворот. Моя любимая и моя жена, оказывается, знакомы. Только чем это обернется в будущем, неизвестно.

— Мы теперь сможем часто видеться, — Ясмина оглядывается на меня. — Правда же? Ко мне могут приходить подруги? Мы с Лилией дружим с детства. Она замечательная!

Я это знаю, как никто, девочка.

Она понижает голос до едва различимого человеческим ухом шепота:

— Может, ты тоже скоро выйдешь замуж за своего возлюбленного, и мы будем дружить семьями.

— Обязательно, — одними губами произносит Лилия и смотрит на меня. И столько боли в ее взгляде, столько невысказанного отчаяния. Зачем, зачем она пришла? Зачем рвет себе сердце?

Рядом с нами возникают две жрицы.

— Время пришло, — возвещает одна из них. — Теперь вам надлежит скрепить свой брак перед ликом Вселюбящей Богини.

От этих слов Лилия вздрагивает как от удара хлыста. Она знает, что подразумевается под ними. Ее челюсти стискиваются, и она отворачивается, чтобы Ясмина не заметила перемены в ее лице.

Моя новоиспеченная жена хлопает глазами. Видимо, монахини не просвятили ее, чем завершается обряд.

Жрицы сопровождают нас к внутренним дверям храма, богато украшенным позолотой. Сзади слышится ликование гостей. Говорят, что еще тысячелетие назад весь обряд происходил прилюдно, включая его финальную часть. Я рад, что эта традиция осталась в далеком прошлом.

Как только за нами закрывается дверь, жрицы развязывают пояс на платье Ясмины, и оно белым облаком падает на пол. Оставшись в прозрачном нижнем платье, совершенно не скрывающем ее тела, Ясмина смущается. Ее щеки вспыхивают алым, а глаза наполняются ужасом. Тем временем жрицы снимают ее атласные туфельки, а затем собираются снять последний покров с ее тела.

Жестом останавливаю их.

— Дальше я сам.

Не хватало еще, чтобы они довели бедную девушку до обморока.

Жрицы кивнув, покидают зал.

— Не бойся, — шепчу ей хрипло.

Она коротко кивает и закусывает губу.

— Тебе говорили, что происходит между мужем и женой?

Покосившись на кровать, украшенную нежными цветами, она нервно сглатывает.

— Говорили, что муж и жена возлежат на кровати, а потом у них появляются дети.

Возлежат на кровати? Хотя чего можно ожидать от монахинь.

— Все верно. Только возлежать на кровати нужно без одежды.

Медленно снимаю камзол и кладу его на банкетку. Поможешь с рубашкой?

Она осторожно прикасается к пуговице. Ее тоненькие пальчики подрагивают от волнения, у нее не сразу получается справиться с застежкой. Одного робкого прикосновения мне хватило, чтобы сердце гулко забилось в груди. Что же это творится со мной? Постепенно она расстегивает всю дорожку пуговиц и медленно проводит по плечам, избавляя меня от тонкого батиста. Все это время она внимательно рассматривает меня. Неожиданно ее рука касается черной поросли на груди. Кто бы мог подумать, что ее заинтересует именно это. Затем ее пальцы пробегают по узкой дорожке от пупка вниз и замирают у опасной границы.

Через мгновение она одергивает руку, распахивает и без того огромные глаза и вопросительно смотрит на меня. Заметила, как сильно проявляется мое желание.

— Что это? — изумленно спрашивает она.

— Обычная реакция. Можешь потрогать.

Прежде чем она успевает что-либо ответить, перехватываю ее ладошку и кладу на пах. Даже через ткань, от ощущения ее пальцев сносит крышу. Едва сдерживаю судорожный стон.

— Твердое, — выдыхает она.

— Если ты аккуратно проведешь по нему, мне будет очень приятно.

— Я хочу, чтобы тебе было приятно.

Ее решимость забавляет меня. Никогда не имел дела с девственницами. Не говоря уже о тех, что росли за высокими монастырскими стенами.

— Позволь? — я дотрагиваюсь до тончайшей ткани ее платья. Я бы сорвал его, отбросил эту ненужную тряпку к ногам, но не хочу пугать Ясмину. Поэтому бережно, попутно оглаживая ее нежное молочное тело, снимаю с нее платье. Следом к ее ногам падает шелковая лента, и Ясмину окутывает водопад золотых волос. Она тут же пытается перекинуть их вперед, прикрыть наготу, но я не даю ей этого сделать, подхватываю на руки и иду с драгоценной ношей к кровати. Дракону не терпится насладиться ее совершенным телом. Он бушует и неистовствует внутри. Но я не могу ослабить контроль. Я не знаю, на что способен зверь.

Опускаю Ясмину на пышную перину и нависаю над ней, и тут же она огорошивает меня вопросом.

— Ты знаешь, что делать? Хотя бы теоретически?

На мгновение замираю от неожиданности. Так по моей самооценке еще никто не топтался. Но нет, по глазам вижу, что она не шутит, не издевается. Неужели она и правда думает, что я дожил до двадцати восьми лет храня целибат?

— Разберемся, — выдыхаю ей в ухо и зарываюсь носом в ее волосы. Меня тут же окутывает аромат жасмина, будто я гуляю по саду после летнего дождя.

С ее губ слетает приглушенный стон, и дракон срывается с цепи. Я неистово впиваюсь в ее губы, чтобы как можно скорее выпить ее всю, без остатка, как пьянящий нектар. Сердце так гулко стучит в груди, что я слышу его удары. Руки скользят по ее округлостям, оглаживают и сминают их. Даже если Ясмина, напугана моим напором, я уже не смогу остановиться. Дракон полностью завладел моим сознанием. Моя! Моя! Только моя! Мой цветок, моя жизнь, моя Ясмина!

Загрузка...