Открываю глаза, разбуженная щебетом птиц, доносящимся из распахнутого окна. Ветерок колышет белые прозрачные занавеси и полог балдахина. Комната, в которой я нахожусь, будто пропитана солнечным светом. Тело совершенно не болит. Будто бы не было тех мучительных схваток, выворачивающих нутро. Неужели я умерла и попала в рай?
А дети? Что с моими детьми? А Эрнан?
Порываюсь вскочить, чтобы скорее выяснить, что происходит. Но тут дверь медленно открывается, и в комнату входит женщина в белых одеждах с длинными волосами, похожими на расплавленное серебро. Я ее уже видела раньше. Это Богиня. Та, которая спасла меня, стерев метку и изменив мою внешность.
Кланяюсь и складываю руки в почтительном жесте.
— Не нужно, дитя мое.
Она подходит к кровати, сдвигает мешающую легкую ткань полога и присаживается на краешек постели.
— Наконец, ты пришла в себя, милая.
Она смотрит на меня с такой нежностью и любовью, что мое израненное сердце исцеляется.
— Что с моими детьми?
Спрашиваю с затаенной надеждой на то, что с ними все хорошо. Если иначе, то я просто не смогу жить.
— Они накормлены и спят. Целительница позаботилась о них, и теперь за ними присматривают няни.
— Я… я могу увидеть их?
Я готова прямо сейчас откинуть шелковое покрывало и бежать к ним, но Богиня останавливает меня.
— Чуть позже.
— Всезнающая, Эрнан тоже здесь?
— Нет, дитя мое. Эрнан сейчас борется со своими демонами.
Мое сердце холодеет, как только понимаю, что он остался в том лесу, один на один с виреном, не имея от него никакой защиты.
— Ему нужно помочь! Он не сможет справиться с виреном.
Знаю, о многом богов просить нельзя, но лучше вынести гнев Богини, чем позволить Эрнану погибнуть.
— Он сильный. Он справится, — без тени недовольства отвечает Всеблагая. Ее голос звучит успокаивающе и умиротворяюще. — Верь в своего мужчину.
— Он не мой… — произношу и осекаюсь. С богами лучше не спорить. Только им ведома сама суть вещей. — Как мы сюда попали?
— Я перенесла вас с помощью портала. Иногда приходится вмешиваться в естественный ход событий.
— Но чем я заслужила подобную честь? — искренне удивляюсь. Боги редко вмешиваются в судьбы смертных. Обычно они помогают тем, кто потом становится пророками и передает людям божественные послания. Вряд ли я подхожу на эту роль.
— Я не могла позволить порождению бездны погубить мою дочь.
— Все мы дети твои, Богиня, — шепчу благодарно слова молитвы.
— Да, детей у меня много, но дочь, рожденная мной из чрева моего, одна.
Я замираю и открываю рот от удивления.
— Можешь называть меня Алайна. Я твоя мать.
Не могу поверить в это. Моя мать не просто таинственная чужестранка, как считали в моей деревне. Моя мать — Богиня. Всемогущая. Всезнающая. Вселюбящая. Но почему она бросила меня, как ненужную вещь. И появилась только теперь? Неужели все эти долгие годы она и не вспоминала обо мне?
— Почему ты оставила меня? Почему не давала о себе знать? — детские обиды снова застят глаза слезами.
— Я не могла, — на ее ресницах тоже блестит влага, но она ее смахивает кончиками изящных пальцев. — Мы бы встретились в тот день, когда ты перешла бы по мосту через озеро Забвения. Но судьба распорядилась иначе. У тебя был другой путь.
— Как так… вышло? Как я появилась на свет?
— Помнишь легенду? Много тысячелетий назад Богиня-Мать, осерчав на мужчин, лишила мир дракониц. Но чтобы драконий род продолжался, она даровала мужчинам возможность иметь потомство от человеческих девушек. Но не любая девушка могла подарить дракону сына, а только истинная. Некоторые драконы могли прожить всю жизнь, но так и не встретить свою истинную. Такая жестокая кара должна была умерить драконью гордыню — ведь теперь им приходилось иметь потомство от жалкого человеческого народца, который они презирали. Богиня ждала, когда драконы одумаются и пересмотрят отношение к своей паре. Вместе с ней ждали возвращения все драконицы, которых она поселила на скрытом от чужих глаз острове, омываемом озером Забвения.
Время шло. Богиня-Мать растворилась в сущем, избрав преемницу. И много сменилось преемниц. Но все оставалось по-прежнему. Раз в двадцать лет действующая Богиня отправляла драконицу во внешний мир, чтобы та посмотрела изменилось ли что-то с тех давних пор.
В тот раз жребий пал на меня. Вот только Богиня что-то не так рассчитала, и портал перенес меня в легком летнем платье с вечнозеленого острова в зимний лес. Даже горячая драконья кровь не может греть вечно. Постепенно жизнь оставляла меня. Блуждая по лесу, я без сил упала на снег. Больше я не могла сделать ни шага. Я бы околела в том лесу, если бы меня не нашел молодой охоник Кертис Одэйр. Он отнес меня в охотничий домик и долго выхаживал. Мы много времени проводили вместе, разговаривали, а когда мне стало лучше, то гуляли по лесу. Мы полюбили друг друга.
Кертис строил планы на наше совместное будущее, а я знала, что им не суждено сбыться. Мы не могли быть вместе. Я не могла оставить свой народ и уйти в мир людей. Но я решила, что позволю себе любить его, полностью отдавая себя, до тех пор пока не выйдет срок моего пребывания во внешнем мире. Когда Богиня узнала об этом, она была в ярости. Рожала я тебя в том же лесу, сама, потому что Богиня запретила целительницам помогать мне, пригрозив жестокой расправой.
Мне пришлось оставить тебя на пороге дома любимого, потому что я не была уверена в том, что Богиня не причинит тебе зла. Я запечатала в тебе драконью кровь. Никто не почувствовал бы в тебе драконицу.
— Прости, я все время обвиняла тебя, — всхлипываю, и Богиня, нет, мама, прижимает меня к себе и гладит по волосам.
— Теперь все будет иначе. Если захочешь, сможешь остаться с нами, на острове. Ты одна из нас.
Это все настолько невероятно, что мне сложно в это поверить.
— Алайна, если все это длится тысячи лет, как могут драконицы оставаться живыми?
— Часть дракониц погружена в магический сон, и в это время движение жизни для них замирает. Часть дракониц бодрствует. Для поддержания их молодости и здоровья первая Богиня даровала нам источник Жизни. А потом они меняются местами. Те, что бодрствовали, погружаются в сон, те, что спали, наслаждаются жизнью на острове. Это связано с тем, что остров не такой уж большой, а драконицы тесниться не любят. Ресурсы тоже ограничены. Мы питаемся тем, что поставляет нам монастырь в качестве жертвы Богине. Ты ведь помнишь, как много продуктов монастырь заготавливал?
Наконец я стала понимать эту систему. Мы пряли, истирая пальцы в кровь, чтобы обеспечить дракониц одеждой. Мы работали на скотном дворе до устали, чтобы обеспечить дракониц пищей. Да чего мы только не делали! И стригли шерсть, и ткали, и выращивали фрукты-овощи. И все для того, чтобы отдать все, что мы произвели драконицам! А жрицы? Монастырь ежегодно отправлял девушек на тот берег, рассказывая, что это великая честь. Что же с ними происходило здесь на самом деле?
— А всех монастырских девушек, якобы жриц, вы используете как служанок? — меня поражает неприятная догадка.
— Драконицы слишком гордые для того, чтобы работать, — Алайна опускает глаза. — Некоторые жрицы служат в храмах и не знают ничего о том, как здесь все устроено. Некоторые остаются у нас и помогают нам по хозяйству.
— Батрачат, — подбираю я иное слово. — Скажи мне, когда я верну свой облик? Эрнан уже все знает. Мне пришлось признаться ему, теперь нет никакого смысла быть тем, кем я не являюсь.
Богиня грустно качает головой.
— Боюсь тебя расстроить, но именно так, ты и выглядишь на самом деле. Там, в водах озера Забвения, я пробудила в тебе драконью кровь. Все, что было в тебе от Кертиса, ушло. Но внутри, в твоем сердечке осталось много человеческого. К счастью.