Глава 28. Недобрый дедушка

Теперь мы часто гуляем вместе с Эрнаном по окрестностям. Тера недоумевает, почему я так нагло отлыниваю от своих обязанностей. И, похоже, даже считает меня дамой легкого поведения.

Обычно мы бродим вдоль моря.

Вот и сегодня мы идем по берегу, на который накатывают холодные волны. Пасмурно. Пейзаж удручает унылостью красок. Остров Ветров и в ясные дни выглядит сурово и неприветливо, а сегодня он мрачнее обычного.

— Знаешь, в детстве я любил убегать к морю. Здесь я чувствовал себя свободным. Дома была не самая лучшая обстановка. Мама пугала, что если буду бродить здесь один, то меня унесут орлы. Но сколько я ни высматривал орлов, ни один за мной так и не прилетел.

Я вежливо киваю. Даже не знаю, что можно ответить на это.

— А ты? — неожиданно задает он вопрос.

— Что я? У меня не было странных желаний насчет орлов. С детства я батрачила на теткиной ферме, отрабатывала свой кусок хлеба. Тебе не нравились твои родители, а у меня не было и таких. Тетка была скупа на ласку и похвалу, несмотря на то, что вырастила меня с младенчества. В мо…, — вовремя осекаюсь. — В приюте тоже по головке никто не гладил. И работала я там до седьмого пота. А потом я попала в роскошную клетку, которой стал дом моего мужа. Там у меня было прав не больше, чем у табуретки. Только сейчас я наконец-то могу вздохнуть спокойно.

— Ты любила мужа?

— Я уже отвечала на этот вопрос.

— Нет. Я задавал его, но ты ушла от ответа.

Я задумываюсь. Было обожание. Было предвкушение чего-то волшебного. Но любовь… Я его слишком мало знала Эрнана и делала выводы о нем на основании поступков. А поступки были не привлекательные. Если бы он все не испортил, то я могла бы его полюбить всем сердцем.

— Нет. Он просто не дал мне шанса. Тяжело любить того, кто мечтает превратить тебя в свиноматку, а сам в это время скачет по любовницам.

— Он редкостная сволочь, Диана.

— Да неужели? — от такой наглости дух захватывает.

— Сам такой же. От меня жена сбежала, если помнишь.

— Точно. Был бы хорошим мужем, не сбежала бы.

— Я не был хорошим мужем. Мне от нее был нужен только наследник.

Да, верно. Я тогда полагала, что мы будем постепенно узнавать друг друга, а с узнаванием придет уважение и любовь. Но Эрнан ничего обо мне знать не хотел. У него были совершенно другие взгляды на наше будущее.

— Почему нельзя было поговорить с ней? Объяснить все как есть. Отпустить.

— Потому что тогда я бы потерял все. Мы, драконы, амбициозны. Статус значит для нас куда больше, чем для людей. Мы приумножаем богатство и сохраняем его. Преуспевать во всем — наша сущность. Меня лишили бы всех благ и привилегий. Я бы превратился в изгоя. Для дракона это то же самое, что покончить с собой. А стоило ли так ломать свою жизнь ради постороннего человека? Да и если бы вдруг у меня помутился разум, и я надумал ее отпустить, то не смог бы. Мой внутренний зверь с ума сходил по ней. Наверное, так же как я по тебе.

— Каково это не любить ту, без кого вторая ипостась жить не может?

— Ужасно. Ночью я полностью уступал свое тело зверю. Не знаю, что он там ей рассказывал, но утром она смотрела на меня влюбленными глазами, а я не мог выносить этот взгляд. Он предназначался не мне. В ее присутствии дракон становился таким сильным, что мог влиять на меня. Я потерял всякий интерес к Лилии, я не спал с ней с того самого момента, как узнал о появлении истинной. Лилия злилась, а я ничего не мог с собой поделать. И я тоже злился, потому что привычная жизнь превратилась в кавардак. Каким-то образом мысли дракона становились моими. Бывало, я думал о Ясмине такое, что в здравом уме подумать не мог. Потом возникла эта необъяснимая ревность к Бриану. Когда Лилия сказала, что моя жена занимается непотребством с Брианом в библиотеке, я рассвирепел. Это все спровоцировал дракон. Иначе с чего бы я так взбесился из-за шашней безразличной мне женщины.

Ну уж нет. Это милейшее создание не стало бы биться со своим братом из-за наветов Лилии. Дракон не поверил бы ей. Он чувствовал ее гнилое нутро. Это были эмоции Эрнана, которые он до сих пор не хочет признать. Но я не буду ему говорить об этом, не стану выдавать дракона.

— Значит, если объявится Ясмина, ты бросишь меня в угоду дракону?

— Нет. Дракон принял тебя спокойно. Ты ему напоминаешь Ясмину. Ты пахнешь, как она. Есть в тебе что-то такое, что нравится ему. Он смирится с тобой, свыкнется. А если не смирится, то ему придется подчиниться.

Надеюсь, что дракон это не слышит. Ему бы не понравилось.

Выходило, что и дракон ради меня был готов отказаться от человеческой сущности, и человек желал подавить в себе зверя. Все запуталось. И я пока не понимаю, как это распутать.

— А как насчет Лилии? Как ей ты скажешь, что собрался променять ее на другую женщину?

— Наши отношения дали трещину, как только в моем доме появилась Ясмина. Лилия чувствовала, что прежних отношений между нами уже не будет. А когда я увидел тебя, — Эрнан останавливается и смотрит мне в глаза, — я понял, как это, когда торкает, мне есть с чем сравнивать. И это не истинная связь. Не желание дракона. Это мои собственные чувства. Я все время думал о тебе. Хотел быть рядом. С ума сходил от желания коснуться. Я чувствую это и сейчас в отсутствии дракона. Значит, это мое, не надуманное, не навязанное извне. Лилия получит хорошие отступные. А ты станешь моей женой. Твои дети станут нашими детьми. Я дам им свое имя.

— Напомнить, что ты уже женат? — вскидываю бровь.

— Когда мы летали за доктором, мы искали Ясмину в убежище, но не нашли ее. Есть вероятность, что она прячется от виренов в другом месте. Я найду ее и поговорю с ней. Она поймет, что у наших отношений не было будущего. Я не мог воспринимать ее как жену. Ее навязала Богиня. А тебя я выбрал сам. Император расторгнет брак и даст согласие на новый. Естественно, Ясмина получит все, что она захочет.

— А как же я? Ты снова ставишь меня перед фактом, не поинтересовавшись, чего хочется мне?

— Дай угадаю. Ты хочешь счастья своим детям. Хочешь, чтобы у них было безбедное будущее. Хочешь, чтобы рядом с ними был отец, который сможет их поставить на крыло и научить правильному обороту. Хочешь заботливого мужа. Хочешь крепкую, дружную семью. И скажи мне, разве я не прав?

Приходится признать:

— Прав. Но кто сказал, что я хочу это с тобой?

— Когда я думал, что умираю, то просил Бриана присмотреть за тобой и жениться на тебе. Знаешь, что Бриан мне сказал — сказал, что ты ему не нравишься. Он отказался от тебя, так что твой выбор сужается до единственного кандидата на твою руку и сердце. И даже если Бриан передумает, я теперь ему не позволю. Ты моя.

— С таким «обширным» выбором женихов, я лучше останусь одна.

— Не останешься. Я всегда буду рядом с тобой, и я не отступлюсь от тебя.

— Ты пугаешь меня.

— Чем же?

— Ты очень похож на моего бывшего мужа.

— Я буду лучше его во всем.

Какое-то время мы идем молча. Мне нужно переварить все, что наговорил Эрнан.

— Прогуляемся? — вдруг спрашивает он.

Мы поднимаемся не спеша по горной тропке, а затем ныряем в лесные заросли.

— Ты хочешь заманить меня в чащу и оставить там на съедение зверям? — неловко шучу.

— Хочу кое-что показать тебе.

— Переходишь к следующему этапу? Показывай здесь, чего уж далеко ходить? Только не уверена, что мне это понравится?

— Знаю, что не понравится, — мрачно отвечает он.

— Может, тогда не стоит и смотреть?

— Я расскажу тебе то, что обо мне никто не знает, даже мать.

— Уверен, что это нужно?

Мне и так хватило тайн семьи Морриган, которые я узнала в библиотеке.

— Уверен. Ты же хотела узнать обо мне побольше. Как насчет моей темной стороны?

Вздыхаю. А я уж считала, что темная сторона Эрнана изучена мной в деталях.

Вскоре я узнаю тропинку, и мне становится дурно. Я знаю, куда он меня ведет. К пепелищу. Что-то и раньше подсказывало, что с пожаром что-то не так. Неужели это Эрнан поджег собственный дом?

Мы выходим из леса на заросшую поляну, где возвышается обугленный остов охотничьего замка.

— Это тот дом, где прошло мое детство, — говорит Эрнан.

Чем ближе мы продвигаемся к зданию, тем мрачнее становится лицо Эрнана.

А когда мы оказываемся перед входом, он судорожно сглатывает.

— Это был не дом, это была тюрьма. Видишь решетки на первом этаже? Они для того, чтобы мать со мной не сбежала. На втором этаже решеток нет. Отец знал, что мать не станет мной рисковать, как и не станет кончать жизнь самоубийством опять же из-за меня. Я все время винил мать, что она не ушла от этого мерзавца. Будто из памяти напрочь стерлись эти решетки. Я ведь больше не был здесь ни разу с тех пор, как мы уехали отсюда на континент.

Здесь жутко. Замок — как безмолвный памятник событиям, произошедшим много лет тому назад.

Я все жду, когда Эрнан признается, что это он поджег свой родной дом, но он говорит совершенно иное.

— Мне было пять или около того. Отец в тот день был в паршивом настроении. Даже шлюх своих разогнал. Он засел в своей комнате и пил. Напился так, что у него не было сил подняться с дивана. Он валялся на нем полуголый в распахнутом халате. В одной руке у него была почти пустая бутылка, а в другой дымящая сигара. Именно таким я его увидел, когда он позвал меня, пробегающего мимо открытой двери. Он крикнул мне, чтобы я притащил ему новую бутылку из погреба, а пустой швырнул в меня. Я выполнил его поручение. Ведь я был послушным сыном. Когда я вернулся, он храпел, откинувшись головой на спинку дивана. Сигара, должно быть, выпала из его пальцев и теперь тлела на обивке. Но этого крошечного источника было достаточно, чтобы вспыхнул шелковый подол халата. Я мог бы его потушить. Я не боялся. Но тогда мне в голову пришла мысль, что если этот человек, которого я ненавидел и боялся, сейчас сгорит, то мама больше не будет мучиться. Его смерть станет нашим освобождением. Секунды мне хватило, чтобы вытащить ключ из замочной скважины. Вставить его с внешней стороны и замкнуть дверь. Я тогда наивно полагал, что выгорит только его комната, но пламя распространилось по всему замку. Мать вытолкала меня на улицу. А сама вышла позже, наверное, хотела захватить деньги и какие-то вещи. Я так боялся, что она не успеет.

Он замолкает. Смотрит требовательно, ищет ответ в моих глазах.

— Я не только отвратительный муж, но еще и убийца, и каждую ночь мне снится тот пожар.

— Эрнан… — выдыхаю я. Мне жалко того пятилетнего ребенка, пережившего чудовищную трагедию, несшего на своих хрупких плечиках такой тяжелый груз.

Что-то в этой истории не сходилось, только я не могла понять что.

— Драконы — очень сильные, — произношу задумчиво. — Что ему была та дверь? Он бы вынес ее одним махом.

— Ты пытаешься меня оправдать? — горько усмехается он. — Да ты святая женщина!

— Нет, Эрнан. У тебя сохранились воспоминания пятилетнего ребенка. Ты воспринимал все по-другому, и теперь не можешь посмотреть на те события с высоты собственного опыта. Здесь что-то не так, Эрнан.

— Все так. Я убил собственного отца. И убил бы еще раз.

— Если честно, мне его совсем не жаль. Я читала о нем в книгах в библиотеке. Он был ужасным человеком и плохо обходился с Эйвери и с тобой.

— Не боишься, что я такое же чудовище, как он?

— Мне кажется, ты себя переоцениваешь, — хмыкаю в ответ. — До чудовища тебе ой как далеко. Не сказать, что ты замечательный человек, но и чудовищем тебя даже с большой натяжкой не назовешь. И тебе не обязательно нести на плечах груз поступков своего отца. Как поступать — был его выбор. И за свои поступки ответственен только он. Его вина не перешла к тебе по наследству. Только ты сам выбираешь свой путь.

— Я его уже выбрал. Он ведет к тебе.

— Эрнан, — хочу возразить, но замираю, лицо искажается от боли, внезапно стянувшей живот. По ногам течет что-то теплое.

— Эрнан, — шепчу с ужасом и в панике хватаю его за руку, — кажется, началось.

— Ты… — в его глазах промелькнуло беспокойство.

— Именно это я и делаю, — пыхчу я.

Не успеваю опомниться, как он подхватывает меня на руки. Он такой сильный, в его руках я ощущаю себя не бегемотом, а пушинкой.

— Нам нужно как можно быстрее добраться домой и послать за лекарем.

— Он говорил, что у первородящих схватки длятся долго.

— Мы успеем, — обещает он.

Новый спазм скручивает низ живота так, что перехватывает дыхание.

Терплю изо всех сил, и лишь когда отпускает, получается выдохнуть.

Эрнан идет быстро. Тропинка узкая. Ветки хлещут меня по ногам, но я не обращаю на них внимания.

От новой вспышки боли утыкаюсь в шею Эрнана, чтобы не застонать.

— Мне кажется, схватки слишком частые, — испуганно шепчу.

— Давай полагаться на слова лекаря, — успокаивает меня Эрнан.

Мы проходим значительную часть пути, когда наступает осознание — мы не успеем.

Схватки становятся чаще и болезненнее. Терпеть их просто невыносимо, и я тихонько поскуливаю.

— Потерпи, любимая. Еще немного — и дойдем.

Врет, никуда мы не дойдем. Этот лес кажется бесконечным.

Тело корежит так, что я выгибаюсь дугой. Дыхание сбивается. Волосы на лбу намокли от пота

— Опусти меня на землю, — едва не завываю от боли.

— Еще не время, маленькая моя. Нужно добраться до дома.

— Опусти немедленно!

Мой голос звучит так страшно, что Эрнан не возражает.

Сразу же скрючиваюсь на траве, муж садится рядом.

Передышек между схватками уже нет. Боль превращается в бесконечную муку. Какое бы положение ни приняла — все одно.

— Погоди, — Эрнан снимает с себя рубаху и бросает ее на землю. — В любом случае она чище, чем трава.

Помогает мне перекатиться на нее.

— Ненавижу тебя! — рычу, кусая до крови губы. — Это все из-за тебя!

— Ты права, мне не стоило тебя сюда приводить, — соглашается он.

Знал бы он, что я имею в виду. Но он не понимает.

Я уже с трудом контролирую себя. Единственное желание — как можно скорее изгнать то, что у меня во чреве, избавиться от невыносимого напряжения там, внизу. Инстинктивно раздвигаю ноги, согнутые в коленях.

Эрнан задирает платье вверх.

— Ты уверен, что тебе стоит туда смотреть?

— Иначе я не смогу тебе помочь. Как-то в казарме мне пришлось принимать роды у кобылы. Она родила здорового жеребенка.

Бросаю на него беглый взгляд, совершенно очумевшая от боли.

— Диана, слушай внимательно. У тебя все получится. Как только почувствуешь напряжение здесь, — он прикладывает руку к животу, — напрягай мышцы еще сильнее. Тужься вниз. Будто только эта часть тела у тебя существует.

Его слова доносятся до меня словно через вату. В ушах звенит.

— Эрнан, если вдруг я не справлюсь, — вцепляюсь в его руку, вгоняя ногти в кожу, — воспользуйся ножом, зубами, чем хочешь, только достань малышей. Пусть они увидят свет. Поклянись, что позаботишься о них. Поклянись! Эрнан! — требую от него ответ. — Это твои сыновья. Ты должен спасти их, что бы сейчас ни случилось.

— Диана, что ты такое говоришь? — смотрит на меня, как на умалишенную.

— Это твои дети. Спроси у своей матери, как так вышло.

Дальше я не могу ничего сказать. Подходит следующая потуга, и я напрягаюсь так, что, мне кажется, сейчас треснут кости таза или пальцы Эрнана, которые я так и не отпустила.

— Умница. Ты справишься. Я уже вижу головку, значит, ты все делаешь как надо.

Лицо Эрнана озаряет радость, когда наш первенец оказывается у него в руках.

— Какой большой и красивый, — восхищается он. — И кричит громко, как настоящий дракон.

А мне кажется — врет: малыш покрыт кровью и слизью и совсем не похож на тех розовощеких карапузов, которых я видела в нашей деревне до того, как меня отправили в монастырь.

Второй малыш появляется практически сразу. Но при взгляде на сведенные брови Эрнана, мне становится страшно.

— Что такое? Что с нашим сыном?

— Это не сын. Это дочь. Так не бывает, — он с неверием снова вглядывается в малышку, будто под его взглядом сейчас появится то, чего недостает.

Чувство облегчения вдруг уступает место неподконтрольному страху, будто сейчас случится что-то ужасное. И это «что-то» не заставляет себя долго ждать.

Воздух вдруг сгущается. Веет холодом. Я уже испытывала похожее, тогда, в Сулейме.

Раздается неприятный мужской голос:

— Какая прекрасная семейная идиллия! Мама, папа и их новорожденные детишки.

За спиной Эрнана я вижу сгусток тьмы, из которого постепенно вырисовываются очертания человеческой фигуры. Этот вирен отличается от тех, что я видела. Он более плотный и реальный. Если бы преображение не происходило на моих глазах, я подумала бы, что это человек, только очень бледный, будто после долгой болезни.

Эрнан молниеносно поворачивается к нему, закрывая нас своей спиной.

— Отец? Ты же мертв.

— А я нашел способ воскреснуть, — хохочет Морриган-старший.

— Но как?

— Мы все — драконы, проклятые Богиней за то, что издевались над своими женушками. Мы должны были прозябать вечность в Бездне в виде бесплотных сущностей. Очень несправедливое наказание, не находишь? Но мы нашли брешь и возможность вырваться в мир живых. И теперь мы забираем жизни, чтобы жить самим. Мы поглотили их столько, что можем обретать стабильную форму надолго.

— Но как ты преодолел водную преграду?

— Ах, это? — мужчина криво усмехается. — Разве ты не помнишь, что этот остров — мое родовое гнездо. Он сам меня притянул. Так что я летал себе, развлекался, наблюдал за твоей ушлой женушкой, пока ждал тебя.

— Что ты несешь?

— Ты так и не понял, что ухлестываешь за собственной женой. Ясминой, кажется. Она тебя провела как простачка, а ты так ничего и не заподозрил. Со змеищей Эйвери сговорились. Врали тебе, пока ты убивался о потере истинной, смеялись за твоей спиной.

— Это ложь, — рычит Эрнан и оглядывается на меня.

— Все было совсем не так, Эрнан, — шепчу я, прижимая к себе плачущих малышей.

— Женщинам верить нельзя, сынок. Вспомни, чему я тебя учил. Они просто подстилки. А еще обслуга. Они созданы для того, чтобы удовлетворять все наши желания.

— Убирайся отсюда, или я убью тебя во второй раз.

Губы Морригана кривятся, и изо рта вылетает громкий, неестественный смех.

— Идиот. Ты правда думал, что мог убить дракона? Да, я был в стельку пьян, но выломал дверь одним мизинцем. Это старая потаскуха умудрилась всадить мне в грудь кочергу. Я чуть не раздавил эту тварь, возомнившую, что может поднять руку на мужа, на своего хозяина, но на меня так не вовремя упала горящая балка, а потом меня придавило перекрытиями. Паскуда Эйвери даже не подумала помочь мне, выскочила из горящего дома, еще и дверь подперла. А ты, бедолага, все это время страдал? — с фальшивым сочувствием спрашивает Леонард.

— Не твое дело.

— Мало страдал. Я хочу, чтобы ты страдал по-настоящему. Я отниму жизни тех, кто тебе дорог. А ты ведь ничем мне и помешать не сможешь. Ты просрал свою драконью сущность, теперь ты жалкий человечишка. Начнем с Дианы. Вернее, Ясмины. Ну-ка, маленькая врушка, покажи дедуле малышей.

— Не смей ее трогать, — рычит Эрнан.

Но фигура мужчины в мгновение ока развеивается черной дымкой, и вирен оказывается рядом со мной.

— У тебя ведь тоже есть свои секретики, Ясмина? Ты ведь совсем не простая девочка. Но ты их унесешь в могилу, — раздается со всех сторон.

Тьма окутывает меня, в ней вспышками молнии блестят уже знакомые лезвия сабель, но в последний миг я не чувствую боли — воздух вокруг дрожит и окрашивается синим сиянием.

Загрузка...