Измена. Дар богини драконов

Глава 25. Раскол

Ясмина

Я покинула пещеру в глубоких раздумьях. Поверила ли я дракону? Даже не знаю. Меня не покидало ощущение, что это не Эрнан. Взгляды дракона на жизнь, его язвительность и своеобразный юмор совершенно не вписывались в характер Эрнана. Как могут такие разные личности уживаться в одном существе? Сама отвечаю на свой вопрос: они и не ужились. Сначала человек подавлял дракона, теперь дракон неизвестно что сделал с человеком.

Все так запутано.

По словам дракона выходило, что ему совершенно не нравилась Лилия, но он был вынужден терпеть близость с ней. Ему претило отношение Эрнана ко мне и к матери, но он ничего не мог поделать. Дракон негативно относился и к самому Эрнану и к образу его жизни.

Эрнан всегда боялся, что его звериная сущность возьмет над ним верх. И в итоге так и произошло.

Но это неправильно.

Если бы только знать, как восстановить целостность личности.

Я хотела сохранить появление Эрнана на острове втайне. Но теперь я не вправе так поступать. Возможно, Эйвери знает выход из положения.

Домой я возвращаюсь уже затемно.

Эйвери ожидаемо напускается на меня.

У меня нет сил перечить ей и придумывать что-то.

Поэтому я просто вываливаю ей все как на духу.

— Эрнан жив. Я нашла его.

На миг она замирает. Открывает рот как рыба на берегу и качает головой. Не верит.

— Это правда. Я обработала его раны и дала целебный отвар. Сейчас он спит.

Эйвери ведет в сторону, и она хватается за стену, чтобы не упасть.

Подскакиваю к ней, поддерживаю ее. Чувствую вину за то, что могла сообщить ей все в мягкой форме, убедившись, что она сидит и не упадет в обморок.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Тогда… Тогда надо сейчас же бежать к нему. Тера, — кричит она, — неси фонари. Надо найти кого-нибудь, чтобы помогли перенести моего сына в замок.

— Боюсь, что это невозможно, — вздыхаю я.

Эйвери с недоумением смотрит на меня.

— Эрнан в форме дракона. И перевоплотиться не может.

— Он без сознания?

— В сознании. Но дракон сказал мне, что теперь его сущность доминирует над человеческой, и он не горит желанием становиться человеком.

— Сказал? — в ее голосе сквозит недоверие. — Драконы не умеют разговаривать.

— Мыслеречь.

— Ты не можешь ее слышать.

— Я ведь его истинная пара, наверное, поэтому слышу его, — привожу разумный довод.

— Я тоже была истинной, не забывай. И я никогда не слышала мыслеречь. Такое общение доступно только драконам. А сейчас нужно скорее идти к сыну. Он замерзнет там. Сейчас уже прохладно.

— Вы не верите в то, что я слышу мыслеречь. Ладно. Но вы верите в то, что я дала ему отвар и он сейчас спит?

— Я все равно не усну спокойно.

— Дайте тогда хотя бы спокойно поспать вашему сыну, — мой ответ звучит жестче, чем мне хотелось бы. — Эрнан сильно изранен. Ему нужен покой.

После разговора с Эйвери у меня осталось чувство разочарования.

Она не подсказала мне, что можно сделать с расколом личности Эрнана, потому что просто не поверила мне. Завтра попытаюсь выведать у дракона, что произошло с человеческой сущностью и можно ли ее вернуть. На мое счастье, дракон очень болтлив. Мне показалось, что за то время, что я провела с ним в пещере, мы говорили гораздо больше, чем с его человеческой формой за месяцы моего пребывания в столичном поместье.

Просыпаюсь с рассветом. Эйвери уже на ногах. Черное платье сменила на коричневое. Еще не радость, но уже не траур.

— Ты так долго спишь! — выказывает мне свое нетерпение. — Нам уже пора идти.

— Не сейчас. Сначала я приготовлю мазь и отвар. Условия здесь для этого гораздо лучше, чем на берегу.

Во время приготовления снадобий, она то и дело заглядывает на кухню и поторапливает меня. Майло сегодня опять целый день будет на попечении Теры. Но она, видя настрой хозяйки, не рискует хоть как-то выразить свое недовольство.

На берег Эйвери практически летит, нещадно долбя дорогу своей тростью.

Я едва поспеваю за ней.

Даже булыжники на берегу ей не помеха.

— Где же он? Где же? — она нетерпеливо осматривает берег.

— В пещере.

Когда мы подходим к гроту, я понимаю — что-то не так. Дерево, вчера закрывавшее вход, сдвинуто в сторону. Сердце болезненно сжимается. Что, если кто-то нашел дракона и причинил ему вред?

Но Эйвери ничего не знает о моих опасениях и входит в зев пещеры.

Я делаю шаг следом и замираю. Пещера пуста.

— Как же так, Ясмина, — шепчет Эйвери. — Где Эрнан?

— Я не знаю. Вчера он был здесь.

— А, может, его не было? — ее лицо искажает страдание. — Что я тебе такого сделала? Почему ты со мной так жестока?

Не знаю, что ей ответить на необоснованные обвинения. Ясно, что в последнее время в ее жизни было слишком много потрясений, и она все воспринимает остро. Но как она могла подумать, что я могу причинить ей вред?

Мне хочется плакать от такой несправедливости, но я лишь кусаю сухие губы.

Не глядя на меня, она решительно выходит наружу и направляется в сторону тропинки к дому.

— Может, немного подождем?

— Нечего ждать, Ясмина, — сухо бросает она.

Несколько раз поворачиваюсь назад. Но берег пуст. Лишь только птицы летают низко над берегом.

У самой тропинки в гору, я останавливаюсь и смотрю с надеждой на скалы, о которые бьются холодные волны, осыпаясь белой пеной.

— Ты идешь, Ясмина? — подгоняет меня Эйвери, которая уже начала подъем.

Не отвечаю. Стою на месте как пригвожденная. Еще немного и я поверю, что просто сошла с ума и все придумала.

И тут из-за уступа скалы появляется черная громадина. Он идет по воде, поднимая крыльями брызги.

— Эрнан… — шепчу с улыбкой.

— Эрнан? — Эйвери услышала меня и теперь торопливо перебирает ногами, неловко спускаясь.

— Сыночек, сынок, — неверяще шепчет она, всматриваясь в дракона, а потом ковыляет к нему, бормоча что-то несвязное.

Эрнан спешит к нам, едва не бежит. Кажется, он просто собьет нас с ног, но он успевает вовремя затормозить.

Эйвери бросается к нему со слезами на глазах, а дракон опускает свою шею, так чтобы матери было удобнее обнимать его.

— Это ты? Правда, ты? — бормочет она, покрывая его морду поцелуями, гладя его ладонями.

«Смотрю, тебе стало слишком хорошо. Зачем ушел из пещеры?» — проносится в голове недовольная мысль.

«Мне действительно намного лучше. Прогулки на свежем воздухе полезны, тебе ли не знать».

«Мог гулять чуть ближе к пещере. Мать чуть не довел до сердечного приступа!» — буквально закипаю от гнева.

«Я пытался летать. Взлететь с места не получилось. Попробовал спрыгнуть со скалы. Чуть не сломал лапу», — жалуется он.

«Тебя пожалеть?»

«Прекрасная идея!»

«Обойдешься!»

«Злюка! А как притворялась хорошей девочкой. Даже я поверил!»

— Сынок, пойдем домой, там тепло, там я смогу о тебе позаботиться. Приготовим вкусный ужин. Будешь спать на мягкой перине. Тебе нужно обратиться, — шепчет Эйвери, не переставая его наглаживать.

«Пожрать бы я не отказался!»

«Ну, знаешь ли, таких порций нам не завезли. Так что, тебе придется обратиться».

«Ну уж нет, неужели ты соскучилась по этому говнюку?»

«Даже не знаю, кто из вас хуже».

«Пф-ф-ф!»

— Ты не можешь обратиться, сынок? — обеспокоенно спрашивает Эйвери.

Дракон сокрушенно качает головой.

— У тебя все получится. Может, не сейчас, позже, — подбадривает она.

«Врун!» — кричу в своей голове.

«Есть немного», — соглашается он.

— Яс… Диана говорила, что вы можете общаться. Что она понимает мыслеречь. Это правда? Скажи мне, — она обхватывает его морду ладонями и смотрит ему в глаза. — Кивни, если это так?

Он отрицательно машет головой. Да как же так?

«Зачем ты солгал?» — метаю глазами молнии. Хочется придушить этого противного ящера.

«Ей незачем об этом знать. Пусть это будет наш маленький секрет».

«Чешуйчатая сволочь!»

«Эй, я вообще твой законный супруг! Так что требую относиться ко мне соответственно».

— Эйвери, не хочу вас отвлекать, но мне нужно обработать его раны. Чем свежее мазь, тем сильнее ее целебные свойства.

— Да, конечно, — она отходит в сторону.

А я набираю полную пригоршню мази и шлепаю ее на рану.

«Ай, больно же!» — дергается он.

«Зато полезно!» — огрызаюсь я.

«Можешь делать это нежнее? Ты все же девушка, а не палач в пыточной».

— Мне кажется, ему больно, — беспокоится Эйвери.

— Нет, что вы! Мазь абсолютно безболезненна. Попробуйте на своей коже.

Эйвери зачерпывает пальцем мазь из горшочка и мажет на тыльную сторону руки. Но она не знает, что мазь ощущается только на поврежденной коже.

Эрнан изображает вселенское страдание и сучит хвостом, пытаясь саботировать процесс лечения.

— И все-таки мне кажется, что ему больно.

Эйвери подходит к только что обработанным мною ранам и дует на них.

— Я никогда не делала этого, когда ты был маленьким. Хотела воспитать тебя настоящим мужчиной.

«Не хочешь последовать хорошему примеру? Я не откажусь, если ты будешь дуть на мои раны каждый раз, как помажешь их этой жгучей дрянью».

«Вот еще! Размечтался!»

— Я вообще вела себя неправильно, Эрнан, — слышу приглушенный голос Эйвери. — Никогда не говорила тебе, что люблю тебя. Отмеряла ласку по аптечным весам. Была слишком строга к тебе. Я так виновата перед тобой. Жаль, уже ничего вернуть нельзя…

Я понимаю, что эти откровения не для моих ушей, поэтому осторожно ставлю горшочек с мазью на камни, и тихонько ухожу, оставляя мать и сына с тем, что касается только их двоих.

Эйвери возвращается к вечеру. Воодушевленная, счастливая. Будто помолодевшая на несколько лет. Она целый день провела с сыном, а потом искала у жителей какую-нибудь живность, которую можно скормить дракону.

— Зря вы это делаете, леди Эйвери, — не сдерживаюсь я. — Так он съест весь домашний скот. Вы хотите обречь жителей острова на голодную смерть. А ведь им и отправиться за продуктами некуда. В Сулейме вирены.

— Так и что мне теперь сына не кормить? Ему нужны силы обратиться.

— Есть захочет, обратится.

— Сначала ему нужно поправиться. Я не хочу его потерять.

— Но вы его и так теряете! Неужели не чувствуете, что он изменился? Это не полноценная личность, а лишь одна ипостась.

Эйвери поджимает губы.

— Не хочу с тобой ссориться, Диана, — она с нажимом произносит мое имя. — Нам лучше закрыть эту тему. Я совершила много ошибок по отношению к сыну. И не хочу повторять их снова.

— Но вы совершаете новую, — пытаюсь достучаться до нее, но Эйвери окидывает меня таким взглядом, что я понимаю, спорить и убеждать бесполезно.

Утром, собрав корзинку со снадобьями, иду на берег.

Дракон лежит у входа в пещеру. Вид у него уже не такой несчастный и болезненный. Можно сказать, довольный.

Неподалеку валяются кости и остатки коровьей шкуры. Картина совершенно не живописная. Морщусь. Скоро к отвратительному виду прибавится еще и запах.

— Что ты творишь?

«О, мучительница моя пришла! Что-то ты ранехонько. Соскучилась уже?» — приветствует он меня, приподнимая голову с камней.

— Ты в курсе, что в Сулейме вирены? Сейчас ты пожрешь весь скот и что делать местным?

Но он реагирует совершенно на другую часть фразы.

«В Сулейме вирены? Откуда знаешь?»

— Мы столкнулись с ними. Но нам удалось сбежать. Майло, тот мальчик — сын прачки из рыбацкой деревни. Они обратили ее в камень. Из всей деревни выжил только он.

«Из-за этой сволочи я мог потерять тебя и мать. Он должен был сам отвезти вас сюда. Ничего бы не случилось, если бы он прибыл в расположение немного позже».

— Эрнан думал, что Эйвери не захочет никуда ехать. Остров был вариантом на крайний случай»

«Не оправдывай его. Если есть малая вероятность того, что дорогие тебе люди пострадают, нужно сделать все, чтобы этого не произошло».

— Эйвери никуда бы не поехала, — качаю головой.

«Даже моя жалкая человеческая форма гораздо сильнее ее. Скрутить, связать, замкнуть в каюте. Лучше уж так, чем позволить ей погибнуть, уважив ее волю».

— Нельзя так с людьми.

— Пфф, — он выпускает облачко дыма.

— И все же. Подумай о том, что я тебе сказала, насчет скота. Не отбирай у людей последнее. Ты съешь всю живность и что будешь делать потом? Тебе все равно придется обратиться в человека.

«Нет, — он мотнул головой. — Я только стал свободным. Я могу разговаривать с кем хочу, делать что хочу. Ты привыкнешь ко мне такому. И мать привыкнет».

Я даже не знаю, что ответить ему. Мне жаль его. Я могу понять его чувства. Но так поступать нельзя.

«Знаешь, этой коровы мне хватит на неделю. Я не стану брать еду у местных, буду улетать охотиться, как только наберусь сил. Но не проси меня снова подчиняться человеку. Он мешал быть с теми, кто мне дорог. Он мешал мне быть с тобой».

— Ты меня совсем не знаешь. С чего так рваться ко мне? Чтобы насолить своей человеческой сущности?

«Глупенькая, я знаю тебя больше, чем ты думаешь. И больше, чем Эрнан. Этот болван отключался каждую ночь, что приходил к тебе. Позволял дракону полностью завладеть его человеческим телом: я смотрел на тебя его глазами, говорил нежности его губами, прижимал тебя к себе как единственное в этой жизни, что принадлежало по праву именно мне. А потом следил за тобой, ловил каждый твой взгляд, каждую улыбку в то время, когда Эрнан вдруг среди дня вдруг решал увидеться с тобой».

— Но ты и есть Эрнан. Нельзя позволить частице тебя исчезнуть, даже если ты считаешь ее не самой лучшей. Люди меняются. Они осознают свои ошибки, раскаиваются и стараются не повторять их. Отказываясь от своей человеческой сущности, ты потеряешь себя, утратишь способности, которыми обладал как человек, и возможности.

«Меня все устраивает, — упрямо заявляет он. — Лучше выжечь все худшее. Даже если после этого буду считаться неполноценным. Ты ведь на это намекала? И вообще, мне непонятно, почему ты защищаешь человека во мне. Разве ты видела от него что-то доброе? Он вел себя недостойно с тобой. Чуть ли не ноги вытирал. И ты готова его простить?»

— Скажи, я ему совсем не нравилась?

«Совсем!» — выдает дракон слишком быстро для того, чтобы я поверила.

— А если честно?

«Ну-у-у, он не воспринимал тебя как девушку. Увидеть тебя настоящую ему мешали надуманные представления о тебе. Вообще, у него все сложно. Он постоянно думал какую-то ерунду, противоречивую, нудную и многословную. Вникать бесполезно, только голова разболится. А вот Диана ему нравилась, если тебя это хоть немного утешит. Говорю же, странный парень».

— А тебе? Кто нравится тебе, дракон? Ясмина или Диана?

«Мне нравишься ты. В любом твоем виде».

— А если я попрошу дать Эрнану шанс? Если он изменится, есть вероятность, что ваши сознания объединятся?

«Ну-у-у, не знаю, — тянет дракон. — Я пока слишком слаб для подобных экспериментов. Подожди годик. А лучше десять. И тогда я, так уж и быть, попробую».

— Так нельзя. Это неправильно.

«Как там у вас, у людей говорят: «Мое тело — мое дело»? Так вот, мне вполне комфортно и без двуногой ипостаси. Я впервые чувствую себя свободным, и мне до жути не хочется снова становиться узником в собственном теле. Тебе ли меня не понять? Не тебя ли пихнули к дракону и заставили жить по его правилам? Не ты ли бежала, чтоб обрести свободу?».

По сути, он прав. Сначала я даже не знаю, что сказать, а потом все же нащупываю ту разницу, что была в нашем положении.

— Мне не пришлось никого подавлять. Я просто ушла.

«У меня бы так не получилось. От себя не уйдешь».

Наношу мазь на его раны. В этот раз дракон не дергается, просто терпит. Морда его такая задумчивая и печальная, что мне хочется как-то поддержать его. Но я не могу найти нужных слов. Я чувствую, что такое разделение губительно для него. Но я даже не могу привести аргументы, которые убедили бы его.

Вернувшись домой, хватаю клочок бумаги и пишу всего несколько предложений: «Эрнан на Острове ветров. У него расщепление сущностей. Нужна твоя помощь».

Кладу на письмо голубой портальный камешек, и уже через пару секунд оно исчезает с поверхности стола.

И на следующий день Бриан уже в замке. Без какого-либо предупреждения. Просто входит в гостиную фамильного замка Морриган.

Эйвери радуется, принимает его, как дорогого гостя, интересуется, как Бриан догадался, что Эрнан здесь. Слава Боигине, Бриану хватает ума, чтобы не сдать меня.

А потом мы с ним идем на берег. По дороге Бриан пытается выяснить, почему я так решила. Повторяется та же ситуация, что и с Эйвери. Бриан не верит. Никто из людей не может слышать мыслеречь. И если в случае с Эйвери, я могла ссылаться на истинную связь или на то, что ношу под своим сердцем драконов, то напрямую говорить об этом Бриану нельзя. Раскрывать свою личность опасно.

— Ни один человек не может слышать мыслеречь, — в который раз повторяет он. — У тебя просто богатое воображение.

— А если я беременна драконом?

— Исключено, Диана. Даже если бы ты носила ребенка Эрнана, ты бы не слышала мыслеречь отца ребенка.

— Неужели даже истинные не могут общаться друг с другом мысленно?

— Не могут. Только драконы. Только драконы, Диана, могут слышать друг друга.

— Но я слышала, что Эрнан подавил свою человеческую сущность.

Бриан шумно вздыхает.

— Диана, ты ничего не могла слышать. Ты просто очень впечатлительная девушка. Увидела, что Эрнан не обращается, и пришла к таким выводам. Тебе просто что-то показалось, и ты поверила. Уверен, что с Эрнаном все хорошо. Просто ему недостаточно сил, чтобы обратиться.

Мне хочется взвыть от этой непробиваемости.

Если мать Эрнана я еще могла понять, последние недели были для нее не самыми легкими, то упертость Бриана раздражала до жути.

Увидев Эрнана, карабкающегося вверх по скале, Бриан окликает его и ускоряет шаг.

Эрнан отпускает когти и с грохотом катится вниз.

«Так быстрее», — поясняет он, отплевываясь от пыли.

«Выглядишь паршиво. Что случилось?» — вместо приветствия спрашивает Бриан.

«Долго летел. Открылись раны. Наш военный лекарь — полный профан».

Со стороны это выглядит забавно. Человек стоит перед возвышающимся над ним драконом. И оба молчат.

«Как ты?»

«Так себе. Все пытаюсь летать. Но пока не выходит. То ли сил не хватает. То ли таким решетом, — он поднимает крыло, — мне уже не поймать воздушные потоки».

«Тебя подстраховать?»

«Давай».

И они оба поднимаются на уступ скалы: Эрнан, карабкаясь по камням, а Бриан, обратившись в дракона и взмыв вверх.

Немного становится обидно, что Эрнан никак не отметил мое присутствие. Не поздоровался. Не сказал ни единой фразы, адресованной мне. Будто я пустое место.

Драконы какое-то время стоят на уступе, а потом Эрнан подходит к краю и падает камнем вниз. Бриан парит рядом, до последнего дает другу шанс справиться самому. И только когда я вижу, как Бриан подныривает под брюхо Эрнана, чтобы подхватить его, Эрнан расправляет крылья и поднимается под облака.

Я стою, задрав голову вверх, защитив ладонью глаза от солнца, смотрю на две точки, то скрывающиеся за облаками, то выныривающими из них. Вглядываюсь до тех пор, пока не начинают болеть глаза. Беспокойство за Эрнана постепенно пропадает, теперь я знаю, что он не упадет. А если вдруг что-то случится, то его всегда подхватят дружеские крылья.

Когда драконы снижаются и, как мне кажется, готовятся зайти на посадку, я слышу обрывки их разговора.

«Я не хочу никуда улетать отсюда. Мой дом там, где моя семья — мать, любимая женщина, дети, которые скоро появятся».

«Ты о Диане? — мысли Бриана пропитаны возмущением. — Быстро же ты переключился. А как же Лилия? О Ясмине я уже не говорю. Вместо того чтобы стать отцом своих детей, ты собираешься воспитывать чужих».

«Я никогда не любил Лилию. Терпел ее присутствие. А Диана — это и есть Ясмина!»

«Бред какой-то. И про Лилию. И про Диану. Она не идет ни в какое сравнение с Ясминой».

«Глаза протри! Как же ты говорил о любви к ней, если не распознал, не почувствовал».

«Я помню, как ты подозревал ее во всех смертных грехах».

«Я понял, кто это сразу, как только ее увидел. А если до кое-кого долго доходит, то это не моя вина».

Получается, дракон почувствовал меня сразу. Но почему он выдал меня своей человеческой сущности? Эрнан-человек, и правда, был настроен ко мне не очень доброжелательно. Неужели дракон боялся, что Эрнан снова запрет меня в четырех стенах? Он позволил мне уйти или просто ослабил поводок? Теперь он вернулся, чтобы заявить на меня свои права?

Драконы шумно опускаются на камни. Мелкая галька разлетается из-под их когтистых лап.

Бриан сразу же перекидывается в человека.

Слава Богине, его военный мундир имеет свойство трансформироваться, и я не вижу его в неподобающем виде.

«Между прочим, она слышала, как ты отзывался о ней», — звучит ехидненький голос Эрнана в моей голове.

Бриан кидает на меня беглый взгляд, но я стою с глупой улыбкой.

— Хорошо полетали? — жизнерадостно интересуюсь.

«Негодяйка!» — смеется Эрнан.

Не ведусь на провокацию, чтобы ненароком не подумать что-то в общем драконьем поле.

— Да, полетали отлично. Эрнан — молодец. Делает большие успехи. Скоро будет крепко стоять на крыле.

— Здорово!

— Когда мы летали, Эрнан сказал мне одну вещь.

— Какую же? — продолжаю улыбаться и стараюсь не смотреть на Эрнана.

— Что ты на самом деле Ясмина.

Я ожидала, что он спросит это, потому сумела отреагировать как надо. Смеюсь и качаю головой.

— Ну надо же! — подхожу вплотную к Бриану, вызывая этим недовольный рык Эрнана, и шепчу: — Мне кажется, он просто сильно ударился головой. Это ведь пройдет?

«Лгунья! Лгунья! Маленькая лгунья, — звучит в голове набатом. — Кто-то еще обвинял во лжи меня! Бриан, она притворяется. Неужели не заметно?»

— Нам пора идти, Бриан. Леди Эйвери приготовила праздничный обед и очень расстроится, если мы не придем вовремя, — подхватываю его под локоть и тяну прочь отсюда. Уже у тропинки, убегающей по камням вверх, останавливаюсь и машу рукой: — Счастливо оставаться, Эрнан! — едва сдерживаюсь, чтобы не показать ему язык.