Измена. Верну тебя, жена

Глава 15

Толкаю от себя телефон, он скользит по пыльной столешнице и замирает у края. Подхожу к окну, за ним вечерний город, фонари мигают вдали. Провожу рукой по волосам, внутри словно дикий зверь мечется в клетке, рвётся наружу.

Любопытство грызёт, смешивается со злостью. Уговариваю себя, что это может быть что-то важное, например, про Виктора. Просто прочту, и всё. Если не по делу — заблокирую её к чёртовой матери. Подхожу к телефону, рука тянется, как будто против воли, и открываю сообщение.

«Ты ещё в офисе? Есть пара вопросов по документам.»

Сухое, деловое, как будто она пишет про квартальный отчёт, а не лезет в мою жизнь, которая разлетелась на куски. Смотрю на эти слова, пальцы замирают над экраном. Написать ей правду? Что я сижу тут один, с чемоданами у двери, как бомж, которого вышвырнули из дома? В груди клокочет злость, стыд, что-то ещё, чему нет названия, как будто меня вывернули наизнанку. Хватаю бутылку виски, наливаю ещё — до краёв. Пью залпом, огонь катится по горлу, обжигает, но башка не мутнеет, только мысли режут острее. Ставлю стакан с глухим стуком, стекло звякает, беру телефон, пишу:

«Не в офисе.»

Буквы расплываются перед глазами, пальцы скользят по экрану, промахиваюсь, матерюсь себе под нос — тихо, зло, но жму отправить. Ответ прилетает сразу:

«Дома? Под крылышком жены?»

Чувствую в ее словах лёгкую насмешку и это цепляет. Катя знает, как меня задеть, всегда знала — ещё с тех времён, когда мы были вместе, молодые, дурные, пьяные от жизни. Тогда она так же подкалывала, смеялась надо мной, когда я злился, а потом тянула в постель, и я тонул в ней, как в омуте. Вспоминаю её шепот на ухо: «Ты мой, Тёмка, никуда не денешься.»

И я не девался. Пока она не кинула меня. А теперь она тут, в моём телефоне, в моей голове, как будто и не уходила никогда.

«Нет, не дома.»

Бросаю телефон на диван, как горячую картошку. И снова шагаю к окну. Не хочу этого разговора, не хочу её слов, её голоса в голове, но меня тянет обратно, как будто она магнит. Телефон мигает:

«Ого, где же тогда наш примерный семьянин?»

Вновь насмешка. Невольно вспоминаю, как мы сидели в её старой однушке, пили дешёвое вино из горла, и она смеялась, когда я злился на её подколы: «Ты такой милый, когда бесишься, Тём.» А потом целовала меня, и я забывал всё — её острый язык, её вечные игры, её привычку держать меня на крючке. Она умела влезть под кожу, сделать так, что я сам к ней шёл, даже когда знал, что это плохо кончится.

«Один», — пишу, коротко, зло.

Хочу выключить эту хрень, бросить телефон в стену, разбить его к чертям, но жду. Она отвечает почти сразу, как будто сидела с телефоном в руках:

«Один? Серьёзно? А что случилось?»

И это звучит так буднично, будто мы с ней старые друзья, а не бывшие, между которыми было столько грязи. Словно она не вырвала мне сердце тогда, не растоптала мою гордость, когда ушла к старому уроду с деньгами. Я теряюсь на секунду.

«Не твоё дело», — отвечаю резко, зубы сжимаются, кулак бьёт по подлокотнику дивана, в груди жжёт. Пусть заткнется, отвалит, но она не останавливается:

«А раньше ты делился со мной всем. Между нами не было секретов.»

Да… Было время. Мы лежали в постели, потные, уставшие, и я вываливал ей всё про себя. А потом она ушла, и я понял, что все эти «нет секретов» были только с моей стороны.

«Это было давно», — отвечаю с усмешкой, и чуть не добавляю: «До того, как ты свалила к этому старому уроду.»

Сжимаю зубы, стираю это дерьмо. Она не должна знать, как меня это до сих пор бомбит. Не дам ей такого удовольствия, пусть думает, что мне плевать.

«Давно, но не прошло, Тём. Ты же знаешь. Я чувствую, когда тебе плохо. Где ты? Давай поговорим, как раньше.»

Мягкие, тёплые слова, как ловушка, обволакивают. Она тянет меня тонко, умно, как паук плетёт паутину. Знает, что я на дне, знает, что слаб, и играет на этом — на нашем прошлом.

«Не надо».

В груди — война, горячая, рваная. Почему до сих пор не выключил телефон? Её образ лезет в голову, и я понимаю, что держусь на волоске.

«Почему? Мы просто поговорим. Помнишь, как тогда на крыше? Я уверена, что нам есть, что сказать друг другу.»

Черт. Лето, жара, мы с ней на крыше её дома, звёзды над головой. У меня были проблемы и она слушала, поддержала, а после… дико и страстно отдавалась мне прямо там, под звездами.

«Где ты, Тём? Я могу приехать. Поговорим, как раньше. Тебе же нужно это.»

Сообщение мигает, и я сижу, пялюсь на него, стакан в руке дрожит, виски тёплое, противное, но я не пью, горло сжато, как в тисках. Чувствую, как ломаюсь — медленно, но верно. Хочу написать «нет», хочу уйти, хлопнуть дверью этого грёбаного лофта, но в голове — её смех, её руки на моей шее, её «ты мой, Тёмка».

И мужское нутро рычит, орёт, что это плохо кончится, что это пропасть, что я потеряю всё. Но она, как наркотик, что манит меня к себе, и я понимаю, что хочу этого, хочу забыться, хочу почувствовать хоть что-то, кроме этой пустоты. Открываю клавиатуру, и не знаю, что писать — «да» или «нет». Она ждёт, чувствую это даже через экран.