Измена. Верну тебя, жена

Глава 20 АРТЕМ

Просыпаюсь от дикой головной боли — словно кто-то вогнал мне в висок ржавый гвоздь и теперь медленно проворачивает его внутри, разрывая мозг на части. Серый, мутный свет лезет через щели в шторах и режет глаза. Я лежу, неподвижно пялясь в потолок, чувствуя, как мерзкий холод липнет к коже, вызывая дрожь.

Холод?

Одеяло сбилось в ногах, простыня скомкана, и я понимаю — я абсолютно голый. Сердце проваливается вниз и болезненно стучит где-то в горле. Медленно, как заржавевший механизм, поворачиваю голову и замираю.

Катя. Рядом со мной лежит Катя.

Растрёпанная, обнажённая, её волосы разметались по подушке, как чёрные водоросли, губы приоткрыты, помада размазана по щеке, тушь растеклась чёрными разводами, превращая её лицо в карикатуру на женщину, которую я когда-то безумно желал.

Тошнота резко подкатывает к горлу, кислая и едкая.

Мы переспали? Я не помню ничего. Пустота, чёрная и вязкая, накрыла воспоминания, оставив только обрывки: её шёпот, её руки, тяжёлый запах духов, и темноту, что опустилась на меня, будто могильная плита.

Голова трещит так, будто может расколоться, но мысли вдруг становятся чёткими, острыми, как стекло. Переспали? Или нет? Не знаю. Но точно понимаю одно: я не хочу её видеть. Больше никогда.

Катя шевелится, простыня шуршит, открывая её тело, и меня мгновенно выворачивает от отвращения. Теперь я вижу её иначе — не идеалом, не роковой соблазнительницей, а жалкой, потерянной, дешёвой женщиной, которая привыкла получать всё слишком легко. Морщинки возле глаз, слегка обвисшая грудь, опухшее лицо с размазанной косметикой — всё это бьёт по моим глазам, уничтожая остатки образа, которым я так долго мучил себя.

Меня воротит от той лёгкости, с которой она раздевалась, лезла ко мне, как готова была упасть на колени и ублажать меня. Словно дешевая портовая девка. Без гордости, чести. От ее прежнего флера стервы и роковой женщины не осталось ни следа. Она рухнула в моих глазах с этого пьедестала, куда-то на дно. И теперь кажется пустышкой, игрушкой, с которой я наигрался ещё много лет назад.

От осознания того, что я мог предать Аню ради неё, меня начинает трясти от злости и отвращения к самому себе. Я не мог… не хотел. Я звал жену, даже пьяный, даже в этом бреду, её имя было последним, что я помню, и теперь эта мысль — что я, может, предал её, переспал … с Катей, — рвёт меня на куски. Тошнота подкатывает сильнее, горькая, едкая, и я сглатываю, чтобы не блевануть прямо тут.

Да моя Анька и рядом с ней не стояла. Чистая, порядочная, знающая себе цену. Она бы никогда не опустилась до подобного. А уж стоит представить, как ее трахал Виктор… Лучше бы она не говорила, что ночами меня представляла, потому что я теперь представляю ее исключительно рядом с вонючим, потнючим, обрюзглым стариком.

Катя открывает глаза, мутные и покрасневшие, и тянется ко мне. Её холодные пальцы касаются моей кожи, вызывая отвращение, как прикосновение паука.

— Тём… доброе утро, — бормочет она хриплым голосом, пытаясь улыбнуться, но криво размазанная помада уродует ее лицо еще больше.

— Отвали! — рычу я, резко отшатываюсь и вскакиваю с кровати. — Одевайся и убирайся отсюда сейчас же!

Она медленно садится, щурится, будто пытается понять, что происходит, но я вижу в её глазах растерянность, страх и обиду.

— Тём, ты чего? — шепчет она растерянно. — У нас же всё было, неужели ты не помнишь? Мы были вместе, как раньше, ты хотел меня…

— Да пошла ты со своим «всё было»! — хрипло выкрикиваю я, шагнув к ней, и в глазах темнеет от злости. — Я не помню ничего и знать не хочу! Я не верю тебе, слышишь? Не мог я этого сделать, не мог!

Она пытается встать, простыня падает на пол, обнажая её тело, и я отворачиваюсь, меня больше не привлекает она, не возбуждает. Я не хочу её видеть, не хочу её слов, лжи. Шатаясь, хватаю Катину куртку, платье, лифчик — всё, что валяется по полу, сгребаю в комок и швыряю ей в лицо.

— Забирай свои вещи и убирайся! — ору я. Куртка падает на кровать, платье цепляется за её руку, и она вздрагивает, смотрит на меня, глаза блестят, как будто в них слёзы, но мне плевать.. — Вон отсюда! Или я тебя собственными руками выкину!

Широко распахиваю дверь, петли громко скрипят, впуская в комнату поток холодного воздуха с лестничной клетки. Стою в дверном проёме, тяжело дышу, сжимая кулаки так, что костяшки белеют, и смотрю, как Катя поспешно собирает вещи, прижимая их к груди.

Она смотрит на меня, губы дрожат, глаза блестят от слёз, но мне уже все равно на её боль. Я хочу, чтобы она исчезла, чтобы забрала с собой всю ту грязь, что оставила на моей коже, в моей душе.

Катя проходит мимо, не решаясь взглянуть мне в лицо, а я захлопываю дверь, как только она переступает порог. Комната погружается в оглушительную тишину, и я стою, прислонившись лбом к холодной двери, чувствуя, как меня трясёт от мерзости и бессилия.

Что я натворил… Как я мог допустить такое? Я променял всё самое дорогое, что у меня было, на дешёвый, грязный суррогат. Я предал единственного человека, который был способен любить меня настоящего — со всеми слабостями и недостатками. Я потерял Аню. И это мой приговор.