Ольга отстраняется, смотрит на меня, крепко сжимая мою руку.
— Ань, — мягко продолжает, — ты должна не просто вылечиться. Ты должна победить. И знаешь, с чего начинается победа? С хорошего адвоката.
Она делает паузу, драматично, как будто сейчас вручит мне медаль.
— И я знаю такого. Зверь по разводам. Светлана Кравцова, подруга моей сестры, Ленки. Она как акула, Ань, выжмет из него всё до копейки и оставит с голой жопой. Хочешь, я ей позвоню? Прямо сейчас?
Я киваю, горло саднит, но жар уже не такой дикий. И на душе не так тяжело рядом с Олькой.
— Да… звони, — шепчу хрипло. — Я хочу, чтобы он заплатил. За всё.
Ольга мстительно ухмыляется, хватает телефон, пальцы стучат по экрану.
— Свет, привет, это Оля, рыжая, угу, — бодро начинает тараторить. — Нужна твоя помощь, срочно. У моей подруги муж — мразь. Да, измена, развод, надо его проучить и себе моральную компенсацию оставить… Встретишься? В среду в десять у тебя? Отлично, спасибо.
Подруга кладёт трубку, смотрит на меня, глаза азартом блестят.
— Ну вот, на одну головную боль меньше. А сейчас пей чай, ложись, я останусь, пока тебе не станет лучше. Не спорь.
Я и не спорю. Ложусь под одеяло и засыпаю тяжёлым, но уже не таким беспокойным сном.
Через пару дней, когда температура спадает, а разум начинает слабо выбираться из тумана, я еду на встречу. Серое небо, противно моросящий дождь и ощущение, что я больше не Аня, а временный контейнер с остатками боли и пары документов в сумке.
Офис юриста находится в центре — презентабельный бизнес-центр, стеклянная дверь, табличка «Кравцова С. В., адвокат». Вдыхаю холодный воздух — он щиплет лёгкие — и шагаю внутрь.
Светлана — высокая, лет сорока, с острыми скулами и тёмными волосами в тугом пучке — смотрит на меня через стол. Глаза серые, холодные, как сталь, но цепкие. На ней чёрный костюм, строгий, как её голос.
— Анна, рассказывайте. Факты, без эмоций. Что он сделал, что у вас есть — имущество, дети, бизнес?
Сглатываю. Горло саднит, но я решительно настроена.
— Мы женаты двенадцать лет. Есть сын — Максим, восемь лет. На днях он пришёл утром. Признался, что был с другой. До этого говорил, что хочет её, потом лепетал, что это «наваждение», и она ему не нужна. Я выгнала его. Из имущества у нас дом, две машины, лофт недалеко от его офиса, квартира для сына. Сейчас она пустует. Всё записано на нас обоих. У него крупный бизнес. У меня парфюмерная мастерская, маленький бренд, оформлен на меня. Брачного контракта нет. Хочу развод. И чтобы он остался ни с чем.
Светлана кивает, стучит ручкой по блокноту, записывает. Движения быстрые, точные, как у хирурга. Глаза цепкие, как у ястреба — смотрят сквозь меня. Она откладывает ручку, включает деловой тон:
— Хорошо, Анна. Давайте разберём. У нас с вами брак, совместно нажитое имущество и ребёнок. По Семейному кодексу РФ всё, что нажито в браке, независимо от того, на кого оформлено, делится поровну. Дом, две машины, его бизнес — если он был открыт в браке — это общее. Ваша мастерская и бренд — тут сложнее, но можем доказать ваш личный вклад. Лофт, квартира для сына — да.
Она делает паузу, заглядывает в бумаги.
— Детей суд обычно оставляет с матерью. А с вашего бывшего — алименты, минимум четверть дохода. Но можем запросить больше, если докажем высокий уровень жизни сына.
— Бизнес был открыт до брака...
Светлана хмыкает, её глаза сужаются, как у хищника, что чует добычу:
— Проверим. Запросим выписки из ЕГРЮЛ, посмотрим, на кого оформлен, какие доходы, счета. Если он выводил деньги или скрывал прибыль — найдём. Он банкротил что-то? Долги?
— Не знаю… — шепчу растерянно. — Он не говорил про долги. Бизнес приносит хорошую прибыль, но я не вникала.
Она кивает, стучит ручкой, как будто ставит точку:
— Выясним. Что мы делаем дальше: подготавливаем иск на расторжение брака и раздел имущества. Фиксируем, что сын остаётся с вами — учитывая возраст, проживание, привязанность. Супруг пусть радуется, если суд ограничится алиментами. Оцениваем стоимость имущества с независимым экспертом, по правилам гражданского процесса. Просим суд применить обеспечительные меры, чтобы он не решил переписать активы на свою очередную "наважденческую музу" или ещё кого. Есть шансы оставить его с носом, если он сам накосячит. Мой совет: ищите любые улики — чеки, переписки. Не говорите ему, что были у меня. Пусть думает, что вы в прострации. Когда получит повестку — будет поздно. Готовы?
— Да, — отвечаю уверенно.
Мы заканчиваем со всеми формальностями, и я выхожу из офиса Светланы. Холодный воздух бьёт в лицо, дождь моросит, капли стекают по стеклу машины.
Мысли о том, что Артём мог тратить наши деньги на эту свою «другую», не дают покоя. Крутятся в голове, как заевшая пластинка. Я бы поделила всё поровну, честно. Не стала бы бороться за каждый рубль в иной ситуации. А что если он скрывал доходы, тратил семейные деньги на неё?.. Это не отпускает, жжёт, как раскалённый уголь.
Мне нужно двигаться дальше. Вернуть жизнь в порядок. И первым делом — забрать Максима. Поэтому еду к свекрови. Паркую машину у забора, выхожу, вдыхаю сырой воздух с привкусом осени. Звоню в дверь, и она открывает, мягко улыбаясь.
— Аня, заходи, — с теплом говорит она. — Ты бледная. Всё ещё болеешь? Чай будешь?
— Нет, спасибо, — отвечаю ровно, стараясь не выдать своих истинных чувств. — Я за Максом. Как он?
— Да нормально, с альбомом старым возится, — она кивает в сторону гостиной, где слышно, как Максим что-то напевает. — Аня, а что у вас с Артёмом? Он не звонит, не приезжает… Я волнуюсь. Что случилось-то?
Я стискиваю зубы. Не хочу рассказывать — не сейчас, не ей. Пусть он сам выкручивается.
— Пусть Артём сам расскажет, — говорю я, холодно, отрезая её вопрос. — Это его дело.
Она хмурится, губы поджимает, но молчит. Только вздыхает, качает головой. Я прохожу в гостиную. Там мой мальчик — сидит на диване, перед ним раскрытый фотоальбом, старый, с потёртой кожаной обложкой. Он улыбается, тычет пальцем в какую-то страницу. Я сажусь рядом.
— Мам, смотри, тут папа молодой, и прическа у него смешная! — весело произносит сын, показывая снимок.
Я бросаю мимолётный взгляд — Артём, лет двадцать, в дурацкой клетчатой рубашке. Рядом — Димка и какая-то девочка, худенькая, с длинными косами, в джинсовке. Они смеются, стоят у здания, похожего на университет. Я не вглядываюсь — мне всё равно, кто там с ним. Лишь бы не видеть его лицо.
Елена Павловна наклоняется, улыбается.
— Это твой папа в студенческие годы, с друзьями. Весёлые времена были. Это дядя Дима — ты его не узнал? Они уже тогда не разлей вода были. А эта девочка… с которой он дружил в то время. Как же её звали… Катя, кажется.
Я киваю, натянуто улыбаясь. Не хочу копаться в его прошлом — хватит с меня настоящего.
— Пойдём домой, Макс, — поторапливаю сына. — Собирайся.
Максим бежит за рюкзаком, а Елена Павловна смотрит на меня. Хочет что-то спросить, но я отворачиваюсь. Беру его куртку, помогаю застегнуть молнию.
Мы выходим к машине. Дождь усиливается, капли стучат по капоту. Я усаживаю Макса на заднее сиденье, пристёгиваю ремень. Еду домой. Радио тихо играет что-то невнятное, а он болтает про школу, про бабушкины пирожки. Я улыбаюсь ему через зеркало. Но в голове — пустота.
Дома я уложу его спать, а потом начну искать улики, как велела Светлана — чеки, записи, всё, что поможет выжать из Артёма каждый рубль, что он мог тратить на неё. Он предал нас, и я не остановлюсь, пока он не заплатит.