Утро холодное, серое, дождь моросит, стекая по лобовому стеклу. Я завожу машину, двигатель тихо урчит, и дом, где спят Аня и Макс, исчезает в зеркале заднего вида.
Я уезжаю, не сказав ни слова, не оставив записки, не разбудив её. Не потому, что мне всё равно. Наоборот — потому, что слишком больно.
Вчера я лежал на нашей кровати, на своей стороне, вдыхая её запах, который всё ещё цепляется за простыни, и слушал, как она вернулась из клуба. Скрип двери, шорох в гостевой комнате. Аня не зашла, не посмотрела на меня, и это было хуже любого крика.
Я хотел встать, пойти к ней, сказать хоть что-то, но что? Она не готова меня слушать. Не сейчас. Уезжаю с рассветом. Потому что Аня не хочет меня видеть, потому что я должен дать ей пространство, время, чтобы разобраться в своих чувствах. И потому, что мне самому нужно унять эту чёртову ревность, которая жрёт меня изнутри.
Но… Ведь это именно я сделал ей больно, заставил её чувствовать себя нелюбимой и ненужной. Заявил ей в лицо самое обидное, что только можно услышать от любимого человека. А после, это именно я подпустил Катю так близко к себе. Позволил ей приехать и тем самым переступил черту. А может быть, это произошло раньше. Я запустил Катю к себе в голову…
Сейчас я в той точке где заслужил быть. Сам, все сам, своими руками и действиями.
Ревность — хреновый советчик, она толкает на глупости, и я не хочу снова всё испортить. Наговорить того, о чем буду потом жалеть или опять поступлю как-то опрометчиво. Как мудак, если быть откровенным и точным. Нет. Хватит. Сжимаю руль, костяшки белеют, и еду в офис. Работа сейчас единственное, что может заглушить этот шум в голове.
Дни сливаются в одно пятно. Офис, встречи, бумаги, звонки. Сижу допоздна, пока глаза не начинают гореть от экрана.
Зато это отличная анестезия, она притупляет все чувства и мысли. Жаль только не лечит. Ведь я думаю об Ане постоянно.
Я хочу назад наше семейное счастье. Тихие приятные моменты. Хочу, чтобы жена смотрела на меня, как раньше. Чтобы трепетала в моих руках…
Понять бы еще как все это вернуть. Разрушил-то я легко, а вот восстановить утраченное, гораздо сложнее.
Еще и её сообщение о симпозиуме в Сочи приходит неожиданно. Я отвечаю быстро, почти рефлекторно. Пишу, что заеду к Максу, потому что соскучился по сыну. Конечно, он будет у моей мамы и я смогу и так в любой момент быть с ним рядом, но это еще один повод увидеть ее лишний раз. Тем более перед отъездом.
Но её холодные, короткие ответы доводят до бешенства. Ни точки, ни смайлика. Неужели ей уже действительно на меня абсолютно все равно?! Аня все больше отгораживается от меня, и я, черт возьми, не могу её за это винить.
Меня тянет к жене с немыслимой силой. Это уже не про физическое влечение. Оно, конечно, важно, но, как оказалось, не самое главное в жизни... Меня тянет душой, нутром…
Я приезжаю к Максу, а Аня спешит уехать «по делам». Хотя мы оба понимаем, что это не дела, это бегство. Или я настолько ей неприятен, или… у меня есть хотя бы крохотный шанс ее вернуть. Ей не все равно. Это важно. Плохо когда человеку все равно. Ровно. Ненависть тоже эмоция.
Хорошо хоть с сыном всё иначе. Он по прежнему любит меня. Не закрылся, не обвиняет ни в чем. И это очень ценно и важно для меня. Я цепляюсь за эти моменты, как утопающий за соломинку. Он по-прежнему тянется ко мне и нуждается, и это единственное, что держит меня на плаву.
В день отлета Ани в Сочи, специально приезжаю в офис с первыми лучами солнца и работаю допоздна. Иначе сорвусь в аэропорт. Куплю билет и полечу за ней следом.
Огромных усилий стоит не нарушать ее границы, не делать импульсивных поступков. Поэтому в лофт возвращаюсь поздно. В кармане звякают ключи, а в голове у меня пустота. Когда я ушел из своего дома с чемоданом, меня стала сопровождать исключительно только она… пустота.
Мне ничего не интересно. Мне не до чего нет дела. Работаю на автопилоте. Живу так же.
Бросаю пиджак на диван, включаю телек фоном, и тут звонок в дверь. Я хмурюсь. Доставка? Так быстро? Смогли бы они доставить за десять минут?
Открываю, и на пороге стоит Катя. Чёрное шёлковое платье обнимает её, как вторая кожа, губы красные, глаза блестят, в руках бутылка шампанского. Опять.
Она красива, чертовски привлекательна, но для меня она, как яд. Напоминание о моей слабости, о ночи, когда я напился и позволил ей быть слишком близко, о боли в глазах жены. Катя причина, почему я потерял семью, и хуже того она напоминание, как я, после её предательства, был готов снова с ней связаться. Какой же я идиот.
Но сделанного не вернуть, верно? Можно исправить? Не накосячить вновь. Уже не перед женой… что что не видишь станет бывшей. Перед собой.
— Артём, — мурлычет она, наклоняя голову, и делает шаг ближе, касаясь моей руки. — Не пригласишь? Я соскучилась.
Упираюсь руками в косяки, нависая над ней и не пуская её за порог.
— Нет, — выдаю холодно. — Ты адресом ошиблась?
Она замирает, улыбка гаснет, но она не сдаётся. Прижимается ближе, её духи, что казались мне интересными и будоражили, сейчас - душат меня.
— Ну что ты, Тёма, — шепчет она, проводя пальцами по моей рубашке. — Все еще сердишься?
Отстраняюсь, сжимаю кулаки, чтобы не оттолкнуть её слишком резко.
— А ты все так же навязчива? — усмехаюсь, качая головой. — С первого раза не понимаешь, что неинтересна?
Глаза ее темнеют, губы сжимаются в тонкую линию. Она одергивает руку.
— Ты серьёзно? — бросает Катя недовольно, поправляя волосы и вмиг теряя весь образ легкой и милой. — Думаешь, я просто так пришла? Виктор выписался из больницы, и он снова попросил юристов всё проверить. Старикан весь на нервах, думает, что ты можешь его кинуть. И на меня смотрит с подозрением. Что если он узнает о наших отношениях?
Я смотрю на неё, и во мне нет ни капли того огня, который когда-то был. Только усталость и ясность. А Катя смотрит в ожидании, она действительно надеется, что я дам ей какой-то совет, успокою. От кормушки-то не хочется ей отрываться.
— Меня это не волнует, — пожимаю равнодушно плечами. — У нас нет с тобой никаких отношений. И я уже сообщил Виктору официально, что выхожу из сделки. Бизнес его меня больше не интересует. Он легко найдет других покупателей. С вашей семьей я больше дел не веду.
Катя резко и зло смеется в ответ, будто не веря моим словам.
— Ты правда думаешь, что можешь трахнуть меня и выкинуть? — шипит она. — Я любила тебя. Я реально хотела построить с тобой все с нуля. Послать свою прошлую жизни и этого урода жирного. А ты помахал мне морковкой перед носом и решил свалить в закат? Я же видела как у тебя вставал от одного взгляда на меня. Что случилось, Тёма? Раньше тебя ничего не смущало, а теперь смотри, какой брезгливый стал. Это тебе так твоя моль мозги промыла?...
Она не успела договорить, не стоило ей трогать Аню. Я чувствую, как кровь приливает к вискам, гнев вспыхивает, как спичка, но я держу себя в узде. И я делаю резкий шаг вперёд, заставляя её отступить.
— Не смей, — цежу я, глядя ей прямо в глаза. — Не смей говорить о моей жене. Ты даже рядом с ней не стоишь. Ты просто хотела в очередной раз удобно устроить свой зад. Не путай любовь, с личной выгодой. Сейчас я успешнее и моложе, вот ты и переметнулась, тогда был удобен Виктор, ты побежала за ним. Я как слепой и неопытный баран просто не рассмотрел этого сразу, а теперь все четко и ясно вижу. Не старайся, Кать. Все реально в прошлом. Для меня так точно.
Катя открывает рот, чтобы возразить, но что-то в моём взгляде заставляет её замолчать. Лицо ее искажается от смеси злости и унижения. Она отступает ещё на шаг, сжимая бутылку шампанского так, что пальцы белеют.
— Ты хорошо подумал? — хмыкает дрожащим от эмоций голосом. — Я же больше не приду. И ты зря списываешь Витю со счетов. У него много связей и бизнес на плаву…
— Удачи, — бросаю я, и дверь захлопывается перед её носом.
Щелчок замка звучит, как точка в этой истории. Я иду к дивану, падаю на него, тру лицо руками. Покупка бизнеса Виктора было изначальной ошибкой. Это было ребячеством, глупой местью. Я хотел доказать ему, Кате, себе, что я лучше, что могу забрать то, что ему дорого. Как он когда-то забрал у меня…
И дело далеко не в деньгах, его бизнес не был таким уж важным для моего портфеля. Это было личное, как удар в ответ на их предательство, на её измену с ним, на её ложь. Я хотел унизить их, но в итоге чуть не потерял всё... С этой семейкой я больше не хочу ничего общего. Ни сделок, ни разговоров, ничего.