Измена. Верну тебя, жена

Глава 27

Аня уходит, её шпильки стучат по полу, как гвозди, вбиваемые в мой гроб. Дверь кабинета закрывается с тихим щелчком, но он отдаётся в голове, как удар.

Сижу, уставившись на стол, где лежат документы на развод. Она была другой сегодня: не та Аня, что плакала, выгоняя меня, а стальная, дерзкая, с глазами, что режут насквозь.

«Я всегда красивая»

Не узнал её, но, чёрт возьми, не мог отвести взгляд. Она абсолютно права. Моя жена всегда была красивая. А я — идиот, что забыл это.

Кабинет давит, воздух тяжёлый, пахнет кофе и её духами — лёгкими, цветочными, не то что приторная вонь Кати, что всё ещё витает где-то на краю сознания.

Голова гудит, как после нокаута. Аня видела Катьку… По-любому придумала себе того, чего не было. Что я тут с ней… А я бы сам, будь на ее месте, что бы подумал? Дерьмо…

Пытаюсь работать, погружаюсь в дела и мне это практически удается. К вечеру, телефон вибрирует на столе, и я отрываю взгляд от документов. И в первое мгновение даже до конца не верю в то, что на экране высвечивается имя Ани. Сердце ускоряет свой ритм.

«Артём. Макс задаёт вопросы. Он чувствует, что между нами что-то не так. Я не хочу и не буду ему ничего объяснять. Это твоя ответственность. Поговори с ним по-мужски. Открыто. Честно. Без отговорок. Он имеет право знать правду.»

Читаю, потом перечитываю вновь. Макс... Сын всё чувствует, как взрослый. Аня права — он заслуживает знать правду, но от меня, не от неё.

Я должен быть отцом, а не подонком, что сбежал от проблем. Должен дать ему уверенность, что его мир не рухнет, что папа всегда будет рядом, даже если с мамой его у нас все пошло наперекосяк.

Но как? Как сказать сыну, что я разрушил нашу семью? Что я предал его маму?..

Встаю, хватаю ключи от машины, пиджак, бумаги падают со стола, но плевать. Надо ехать. И какого, черта, сам не сделал этого раньше. Сидел и ждал, пока Аня скажет об этом или просто… Еще надеялся все как-то исправить.

На улице сыро, моросит дождь, капли бьют по лобовому стеклу, пока я мчу по городу. Пробки, гудки, лица в соседних машинах — всё мелькает, как в тумане.

Я врал, сам себе, что всё нормально. Как-то выберусь из этого болота. Больше не буду.

Подъезжаю к дому. Ключи в руке жгут, как раскалённое железо. Мой экземпляр, я их так и не отдал, но держать их, словно что-то неправильное. Дом вроде мой, я платил за него, строил, но теперь я здесь — чужак.

Это новое, мерзкое чувство, как будто я украл право войти. Стою у двери, пальцы сжимают ключи, сердце колотится. Аня ведь тоже дома. Как она отреагирует, когда увидит меня?

Вставляю ключ в замок, поворачиваю, тихо, как вор. Дверь скрипит, и я замираю, прислушиваясь.

Прохожу в гостиную. Сын сидит на диване, в домашней футболке и шортах, на коленях — геймпад, телик показывает паузу в FIFA. Рядом на диване валяется открытая пачка чипсов. Его внимательные глаза, как у Ани, смотрят на меня, не с радостью, как раньше, а с каким-то напрягом, как будто он ждал, но не был уверен, что я приду.

— Макс, — говорю я, голос хрипит, будто после долгого молчания. — Привет.

— Ага, — бурчит он, тыкает кнопку на геймпаде, но взгляд не отводит. — Мам где-то наверху. А ты чего вдруг приехал?

Тон у него не грубый, но колючий, как у пацана, который знает, что взрослые врут, и ждёт подвоха. Не «пап, круто, что ты здесь», а будто я должен объяснять своё присутствие. Я сглатываю, горло сухое.

Аня наверху, я слышу приглушенные шорохи, но она не спускается, и я рад — этот разговор только для нас. Снимаю пиджак, кладу на кресло, сажусь на диван, на другой конец, чтобы не давить на него. Ключи в руке жгут ладонь, кладу их на стол, звякают, как мелочь. Макс косится на них, потом на меня.

— Надо поговорить, сынок, — произношу на выдохе, собираясь с мыслями. — По-мужски, как взрослые.

Он хмурится, откладывает геймпад, чипсы шуршат, когда он отодвигает пачку. Садится, скрестив руки, смотрит исподлобья.

— По поводу вас с мамой? — спрашивает Макс с вызовом. — Ты не ночуешь дома. Я же не глупый, вижу все. Вы разводитесь, да?

Я замираю, как будто он мне врезал. Он все знает и понимает. Конечно, а чего я хотел?! Он уже не малыш, который верит в «папа в командировке». Тру шею, кожа горячая, и заставляю себя смотреть ему в глаза.

— Макс, слушай, — начинаю я сбивчиво, словно сам подросток сидящий перед родителем и придумывающий оправдание своему не красивому поступку. — Да, у нас с мамой проблемы. Я наделал глупостей, сильно ошибся. Она хочет развода, но я всё ещё надеюсь, что мы сможем это исправить. Может, не сразу, но я буду стараться.

Сынок морщит лоб, глаза блестят, но он не отводит взгляд.

— Почему ты ошибся? — спрашивает он, и его голос дрожит, как будто он боится ответа. — Попроси у мамы прощение. Она ведь добрая у нас… Или что ты сделал, пап?

Сглатываю, горло жжёт. Не могу рассказать про Катю. Да и как сыну такое рассказать? Почему-то, когда вываливал это на Аню, последнее о чем думал, так это о реакции сына на все это… А нужно было задуматься об этом в первую очередь.

— Я поступил неправильно, Макс, — произношу глядя ему в глаза. — Не уважал маму, как должен был. Не ценил. Это только моя вина, и я её исправлю. Но ты тут ни при чём, понял? Это только между нами с мамой. Наши с тобой отношения никак не поменяются.

Он кивает, медленно, смотрит на свои руки.

— И что теперь? — спрашивает он тише. — Ты уедешь? Будешь жить где-то… не с нами?

Я придвигаюсь ближе, кладу руку ему на плечо, он не отстраняется, и это уже хорошо.

— Посмотри на меня, — прошу его с теплой улыбкой. — Я никуда не уеду. Никогда. Даже если с мамой не получится, я — твой отец, и это навсегда. Каждые выходные — наши, понял? Будем играть в футбол, поедем на картинг, как ты просил. Я буду возить тебя на тренировки, летом поедем на море, куда захочешь. Звони мне, когда угодно — хоть ночью, хоть в пять утра, я всегда отвечу. Обещаю.

— Правда? — спрашивает он доверчиво.

— Правда, — произношу, как клятву. — Ты — мой сын. Мой главный человек. И так будет всегда.

Он кивает и немного расслабляется.

— А мама? — спрашивает он, голос совсем тихий. — Она будет одна?

Я выдыхаю, именно эта мысль и мне самому не дает покоя. Теребит душу.

— Нет. Я не оставлю её одну. Буду помогать, всегда, даже если мы не вместе.

Макс молчит, а потом вдруг тянется ко мне, обнимает, быстро, как будто стесняется, но крепко. Его руки, вцепляются в мою рубашку. Обнимаю его в ответ, так сильно, что слышу, как он выдыхает, и закрываю глаза, чтобы не дать слезам вырваться.

— Я тебя люблю, пап, — шепчет он, почти не слышно.

— И я тебя, сын, — отвечаю хрипло. — Больше всего на свете. Прости меня.

Мы сидим так, обнявшись, и я слышу легкие шаги. Мой желудок сжимается. Макс отстраняется, вытирает нос рукавом, делает вид, что ничего не было, и хватает геймпад, но его глаза всё ещё блестят. Я встаю, пытаясь собраться, но сердце колотится, как барабан.

Аня появляется в гостиной, и я замираю. Она красивая, как с обложки, но не той холодной красотой, что была в кабинете. На ней чёрное платье, облегающее, но элегантное, волосы уложены в мягкие волны, губы тронуты блеском, глаза подведены, как будто она собралась на важную встречу. Или… свидание?

Эта мысль бьёт, как молния, и я чувствую, как в груди вспыхивает что-то горячее, едкое — ревность. Чёрт возьми, я люблю эту женщину и безумно хочу ее!

Взгляд ее скользит по мне, ледяной, как зимний ветер, но в нём нет злости, только равнодушие, и это хуже. Она смотрит на Макса, смягчается, улыбается, но мне этой улыбки не достаётся.

— Макс, я ухожу, — говорит она спокойно. — Папа сегодня с тобой. Слушайся его, хорошо?

Макс кивает, тыкает кнопку на геймпаде, но я вижу, как он косится на неё, потом на меня, будто чувствует напряжение.

— А ты куда, мам? — спрашивает он с любопытством.

— У меня дела, — отвечает она коротко, поправляя сумочку на плече. — Вернусь поздно. Артём, — она поворачивается ко мне, и её глаза снова ледяные, — ужин в холодильнике, разогрей Максу. И не забудь проверить его уроки.

Я открываю рот, чтобы ответить, но слова застревают. Она такая… боже, она ослепительная, и я обалдеваю, как в первый раз, когда увидел её.

Но теперь она — другая, недоступная, и это будит во мне желание, дикое, почти животное, вернуть её, доказать, что я не тот идиот, что всё просрал. Но её взгляд говорит: «Ты опоздал».

И ещё эта чёртова ревность — куда она идёт? К кому? К какому-то хлыщу в костюме, который будет капать на нее слюнями?

— Аня, — начинаю я, мне нужно ее задержать, — может, поговорим? Я…

— Извини, мне некогда, — отрезает она, не повышая голоса. — У меня дела.

Она поворачивается, каблуки стучат по полу, как пули, и уходит к двери. Я стою, как дурак, глядя на её спину, на то, как платье обрисовывает её фигуру, и в груди жжёт, как от кислоты.

Дверь хлопает, звук эхом отдаётся в голове, и я слышу, как заводится её машина. Она уехала. Куда? К кому? Я сжимаю кулаки, пытаясь прогнать картинки, где она смеётся с кем-то другим, но они лезут, как тараканы.

И это она мне еще не заявила, что хочет другого! Да я бы с ума сошел от ревности и бессилия!

— Пап, — голос Макса вырывает меня из этого ада. Он смотрит на меня, геймпад в руках, но игра всё ещё на паузе. — Ты чего? Мам же просто по делам пошла.

— Да, — бормочу я. — По делам. Всё нормально.

Но ничего не нормально. Я сажусь рядом с ним, пытаюсь улыбнуться, но в голове — её запах, её взгляд, это чертово платье.

Я хочу её назад, хочу, чтобы она снова была моей, но она ускользает, как песок сквозь пальцы. И эта ревность — она душит, заставляет чувствовать себя слабым, никчёмным. Но сын смотрит на меня, и я заставляю себя собраться. Ради него.

— Пойдём, — произношу наигранно бодро. — Разогреем ужин. И уроки твои проверим. Что там у тебя, математика?

Он кивает, улыбается, и я цепляюсь за эту улыбку, как за спасательный круг. Иначе… Вот куда она, мать вашу, поехала?!