Катя

Часть 11

Личная секретарша шефа Галина вошла в мой кабинет сразу после обхода.

— Екатерина Семеновна, во-первых, я хотела бы плановый осмотр, а во-вторых, вот вам конверт, его просил передать Александр Валерьевич. Его сегодня не будет в клинике весь день.

— Конверт, с чем? — я искренне удивилась и разволновалась. «Что там может быть? Письмо, чтобы отвязалась от публичного человека? Неужели сам сказать не мог?»

Настроение пропало, совсем.

Я пригласила Галину в смотровую, взяла мазки, посмотрела на кресле. Вроде все в порядке. Мы снова вернулись в мой кабинет.

— Екатерина Семеновна, мне неудобно вмешиваться, но не обижайте его, пожалуйста.

— Кого? — сразу не поняла я.

— Вы знаете кого. Он хороший человек и очень одинокий человек. Он уже пережил трагедию однажды. Относитесь к нему либо серьезно, либо уйдите.

— Вы с ним?

— Нет, я ему только помощница. И я знаю немного больше, и все. Не подумайте, просто он сам не свой последнее время, и это связано с вами. Не надо играть его чувствами. Вы молодая женщина, вы дадите ему надежду, а потом встретите другого. Я переживаю за него.

— Галина, мне кажется, то, что вы сейчас делаете, выходит за рамки ваших полномочий.

— Извините, но он мне не чужой.

«Она ревнует?» — пронеслось у меня в голове.

— Нет, я не ревную, — ответила она на мои мысли, — я слишком долго работаю на него. У меня семья, у меня все хорошо, но все годы я преданно служу моему шефу. У него чудная девочка, поймите, я не шучу.

— Вам написать заключение?

— Да, пожалуйста.

Я отдала ей бумагу.

— Спасибо, что передали конверт.

Я еле дождалась, когда за ней закроется дверь. Все, теперь я могу открыть конверт.

Он был большой, из желтой плотной бумаги, и внутри него что-то гремело. Я осторожно, ножницами срезала край и вытряхнула содержимое на стол. Там было письмо, точнее, записка, два ключа на брелоке и две купюры по десять рублей. Я положила деньги в кошелек, ключи в сумочку и развернула записку. Почерк у него был жуткий, очень мелкие буквы и растянутые слова.

«Милая Катенька, я решил проблему, теперь тебе не придется выгонять маму среди ночи, кстати, мне до сих пор неудобно перед ней. Я снял квартиру. Запиши, пожалуйста адрес и возьми ключи. Деньги — тебе на продукты. Милая девочка, я буду очень благодарен, если ты накормишь меня ужином. Я приду как только смогу, там мы все и обсудим, в нашем общем доме. Не скучай, твой профессор».

Я расцеловала письмо, и, как дура, не могла скрыть улыбку. Я его определенно люблю, я никогда не испытывала такого чувства к Глебу. Все было спокойней, а тут я просто схожу с ума или уже сошла.

До конца рабочего дня еще целый час. Вот только голова тяжелая почему-то. Я еле досидела этот час. Горло сначала запершило, а потом разболелось. Я бы позвонила Александру Валерьевичу и поехала домой, но куда и как я ему позвоню. Я добрела до магазина и купила молоко и яйца, еще хлеб и колбасу. Силы таяли гораздо быстрее, чем я дошла до квартиры. Я еле поднялась на второй этаж старого дома. Пока я ковырялась в замке, из квартиры напротив выглянула вездесущая старушка.

— Милочка, теперь вы тут жить станете?

— Да, — коротко ответила я. Голос садился.

— Хорошо. Одна или как?

— С мужем, но мы работаем сутками.

— А горло что? Вирус?

— Похоже.

— Тогда потом поговорим, познакомимся.

Она исчезла за своей дверью, а я закрыла свою.

Это были хоромы! Сколько он собирался за них платить, мне даже представить себе было страшно. Ладно, придет, поговорим. Я доползла до кухни и сложила покупки в холодильник. «Жаль, что тут нет лекарств, а в аптеку идти сил нет», — подумала я и вошла в спальню. Меня знобило.

На огромной двуспальной кровати лежали пакеты с полотенцами, постельным бельем, двумя махровыми халатами и несколькими ночными рубашками моего размера. Я сняла свою одежду и закуталась в пушистый халат персикового цвета. Ноги засунула в мягкие тапочки с пампушками. Все было очень мило, но мне настолько плохо, что хочется только уснуть. Я и уснула, свернувшись калачиком в кресле.

— Катя, Катенька. Просыпайся, я постелил, иди ложись. Горишь вся. Сейчас Маша подойдет, принесет аспирин и ибупрофен. И водку, и малину, и заварку. Где же ты вирус подхватила? Или ангину? Сейчас я ложку принесу горло твое посмотрим.

Он заставил меня раскрыть рот и сказать «а-а-а».

— Ангина у тебя, все миндалины в гнойных пробках. Сейчас Маша мне поможет и вымоем у тебя гной из горла. Погоди, легче станет.

Я хотела так много сказать ему, но не смогла из-за боли. Потом в квартире появилась крупная женщина. В ее руках был шприц Жане с раствором фурацилина и тазик. Орудуя ложкой и промывая мои миндалины дезинфицирующим раствором, он был просто великолепен. Потом он вколол мне антибиотик в одно место чуть ниже спины. Я не сопротивлялась. Дал выпить ибупрофен. Уложил в кровать и сел рядом. Он растирал мои руки, периодически щупал лоб. Был заботливый и милый. Мне было так спокойно под его теплым отеческим взглядом. Я уплыла в сон.

Проснулась я утром от голоса моей мамы.

— Так, я не поняла, почему она заболела? — громко возмущалась она.

— Людмила Михайловна, я не знаю, почему она заболела. Я вчера сделал все, чтобы она быстрей выздоровела. Утром я уже ввел ей антибиотик. Ваша задача обеспечить ей уход и все. Я заеду в обед. Напишите мне список того, что надо купить. Я пришлю водителя через час. Он привезет продукты.

— Это ваша квартира? — не унималась моя мама.

— Нет, я снял квартиру. Есть обстоятельства, по которым пока Катя не может жить у меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Жена и взрослые дети?

— Нет, я не женат. Вас не устраивает квартира?

— Меня не устраиваете вы. Вы свой паспорт давно открывали? Ей еще нет и тридцати, что вы делаете? Чем соблазнили ее? Что вы можете ей дать, кроме своей подагры? Она для вас очередная игрушка?

— Уважаемая Людмила Михайловна, о наших отношениях с Катей, я буду говорить только с Катей. Я вызвал вас сюда не как инквизитора, а как мать. Я вынужден идти на работу, а ей нужен уход. Вы можете ей обеспечить уход?

— Она моя дочь, конечно.

— Тогда возьмите тетрадку и ручку и напишите, что нужно купить.

Судя по наступившей тишине, мама сдалась. Я проспала еще несколько часов. Температуры не было, но я чувствовала себя разбитой. Я накинула пушистый халат поверх шелковой ночнушки, которую, как я помню, я сама не надевала и вышла на кухню. Там была мама.

— Проснулась, Катя? — участливо спросила она.

— Да, — прохрипела я. — Мама, Александр Валерьевич давно ушел?

— И больше тебя ничего не волнует?

— Он вернется?

— Сказал, в обед заскочит. Катя, Катя. Я бульон варю куриный из домашней курицы. Ее какая-то Маша занесла и лапшу, сказала, сама катала на чистых яйцах. Ты Машу знаешь?

— Нет, мама мне говорить больно. Значит, в обед придет?

— Катя, ты сошла с ума. Ему почти шестьдесят.

— Он же тебе понравился.

— Не для тебя. Катя, я искренне думала, что ты привела его познакомить со мной. Для меня он был бы неплохой партией, но ты молодая женщина, чем он взял тебя? Что в нем такого, что ты готова выгнать родную мать из дому, чтобы переспать с ним?

Я была не в силах объясняться и только рукой показала, что продолжать дискуссию бессмысленно. Выпив чаю с малиной, я снова погрузилась в сон.