Катя

Часть 6

Я опаздывала. То есть уже опоздала, не пошла на общую планерку и сразу обосновалась в ординаторской.

— Что, Катенька, опять неприятности дома? — мой заведующий вошел в ординаторскую и с отеческой теплотой смотрел на меня. Я только и смогла, что кивнуть головой. В глазах проступили предательские слезы, и я еле-еле сдержала их бурный поток.

— Катюша, твои слезы становятся системой, — продолжал он, — и они влияют на качество работы. Я видел тебя давеча в детской палате, ты малышей перепеленывала, и что вдруг тебя на сестринскую работу потянуло?

— Просто нервы успокаивала.

— Тебе уже пора своих детей иметь. Или проблемы? Так ты скажи, я помогу. Давай тебя обследуем, проведем лечение и беременей, а Глеба твоего к Мише отправим. Он с ним разберется. Что ж вы, два врача, а к коллегам обратиться стесняетесь.

— Мы предохраняемся. Глеб не хочет пока детей.

— Катя, вам уже не по двадцать. И что значит — «пока не хочет»?

— Пока мы живем с мамой.

— А что, есть перспективы? — в его голосе слышался сарказм. — Ты застряла, во всем, в работе, в перспективе, в семье, в своей любви к Глебу. Ты хоть задумывалась, любишь ли ты его? Или выполняешь свой долг и поэтому у тебя ничегошеньки не получается? К чему ты стремишься? Чего ждешь? Ты талант, девочка моя, а растрачиваешь себя по мелочам.

Он уже перешел на крик. В дверь ординаторской постучали, и на пороге возник Слава, наш врач.

— Закрой дверь с той стороны, видишь, я разговариваю, — рявкнул зав. — Катя, ты либо работаешь, либо жуешь сопли, но только не здесь. Мне надоело, понимаешь надоело. Я уже не знаю, можно тебя ли допускать к операциям. Тебя, одного из лучших хирургов. Ты витаешь в облаках или неизвестно где. Не можешь плодотворно работать — садись в консультацию и бей баклуши. Я не буду с тобой нянчиться, как бы я тебя ни любил. Я понятно выражаюсь? Доходчиво? Так прими к сведению и работай. Если семья мешает работе, надо пересмотреть — что?

Я открыла рот и не произнесла ни звука. Так резок со мной он был впервые.

— Вот и думай, и пересматривай, а я тебя от операций отстраняю. На сегодня, по крайней мере. Определись уже. Потом поговорим.

Я принимала роды. Ну, дал он мне день отдыха, так только спасибо большое. Назавтра все повторилось. И послезавтра тоже. А вот когда у меня отобрали кесарево женщины, с которой я провозилась почти весь день, мое терпение лопнуло. Проблема была в том, что время двигалось к полуночи, и моего зава на работе давно уже не было. Но молчать я не собиралась. Я влетела в ординаторскую, схватила телефонный аппарат и набрала его домашний номер. Ждать пришлось довольно долго. Все приличные люди в такое время спят в своих постелях, и мой зав не был исключением. То есть он был приличным человеком и, будучи дома, спал только со своей женой. Вот во время дежурств, так раза два в месяц он спал с акушеркой Наташей. Это для него Наташей, а для нас, простых ординаторов, Натальей Викторовной. Но он все равно оставался порядочным человеком, так как дома он в это время не был, жена о Наталье Викторовне ничего не знала. И вообще он с ней не спал, а занимался сексом, а любил он, по его словам, только жену. Ладно, опустим лирическое отступление.

Так вот, я набрала номер его домашнего телефона.

— Что тебе, Катенька? — услышала я в трубке заспанный голос зава.

— Почему вы меня отстранили от операций? Я плохой врач?

— Катюша, я сплю. Время видела?

— Видела, я все видела, и все поняла. Вы хотели решительных действий с моей стороны, так вот — я ухожу. И вы меня не остановите. Утром меня уже не будет. Заявление я оставлю на вашем столе.

— Катя, Катя! — он явно проснулся, но я бросила трубку.

В восемь я сдала смену, положила заявление на стол зава, собрала свои личные вещи и ушла.

Дома я приняла душ, переоделась. Свекрови слава богу не было. Ну что ж, одним объяснением меньше. Я постаралась выглядеть как можно лучше после бессонной ночи, уложила волосы, подкрутилась, накрасилась, надела облегающее платье с поясом, чтобы подчеркнуть талию. Покрутилась перед зеркалом и поняла, что я очень даже ничего. Я взяла только дамскую сумочку в тон к лодочкам на каблуке и поехала до станции метро «Преображенская площадь», потом пешком до больницы им. П.Б.Ганнушкина и по этой территории до корпуса номер десять (главный корпус института психиатрии). Я поднялась в отделение и попросила проходящую медсестру пригласить Глеба. Минут через двадцать ожидания, я наконец увидела своего мужа.

— Катя! Что случилось? — искренне удивился он, совершенно бессовестно разглядывая мою фигуру.

— Я уволилась с работы.

— Пойдем в парк, поговорим.

Мы шли в парк. Правая рука моего мужа лежала у меня на талии, он периодически прижимал меня к себе и так мило улыбался. За такие мгновения я готова была отдать все на свете. Осознание окатило холодной водой мой романтический порыв. У меня теперь нет работы. Я не принесу денег в дом и скандал неминуем. Только бы не сейчас, пусть он случится позже, ведь я его так люблю…

— Глеб Ефимович, — раздался рядом низкий бас, — представьте спутницу. Хороша, вот уж хороша. Умеете вы женщин выбирать.

— Моя супруга, Катерина, завидуйте, Лев Борисович.

— Наслышан, наслышан. Звезда гинекологии. Мне о вас ваша подруга рассказывала.

— Таня? — удивилась я. Почему Таня обо мне говорит с сотрудниками?

— Да, доктор Лунева, — он выразительно посмотрел на Глеба, но я не обратила внимания.

Дальше я попыталась рассказать мужу все как есть: как говорила с завом, как он отстранил от операций, как предлагал помощь в обследовании и лечении. О том, что теперь пойду работать в женскую консультацию и очень хочу ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глаза Глеба постепенно темнели и холодели. Он больше не держал меня за талию и казался очень далеким. «Неужели скандал случиться сегодня, сейчас?» — пронеслось в голове.

— Катя, я хочу чтобы ты меня услышала раз и навсегда, и больше никогда, слышишь никогда не поднимала эту тему. О детях речь не идет. У нас не будет детей, я не люблю и не хочу никаких детей. Тебе необходимо за кем-то ухаживать? Так есть я, вот и реализуй свою любовь на мне. Я ненавижу детей и не собираюсь размениваться и тратить свою жизнь и время на то, что мне совершенно не интересно. Давай закроем этот вопрос. Меня не интересует, согласна ты со мной или нет. Я так решил, я так сказал, и будь добра придерживаться моих правил. Я достаточно терплю от тебя. Меня достали ваши скандалы с мамой, а теперь ты хочешь ребенка? Лучше бы жить в семье научилась и с работы ты ушла зря, я не прокормлю тебя и маму на свою зарплату. Пойди к заву, извинись, прогнись, если нужно и работай. Ты меня поняла?

Я смотрела на него молча минут двадцать, он же все это время разглядывал что-то на земле. Чувство было такое, что мне насрали в душу и отмыться нет никакой возможности. Молчание прервал он.

— Катя, у тебя есть, что еще сказать?

— Да, Глеб. Есть. Я ухожу от тебя.

— Можно без истерик?

— Нет никакой истерики. Просто я поняла, что наша любовь, если она и была, разбилась об быт, об твою маму, об мою работу, об твою работу и об твое каменное сердце. Я сделала неправильный выбор. Я выбрала семью и искала твоей поддержки, а надо было выбрать работу. Все, Глеб, все разговоры окончены, я соберу свои вещи и перееду к маме. На, держи.

Я сняла с безымянного пальца тонкий золотой ободок и протянула ему. Как ни странно, я даже не плакала, хотя внутри меня, как шторм, бурлила тоска. Он не взял кольцо.

— Катя, прекрати, не говори и не делай глупости. Давай поговорим дома, Катя, у меня куча работы.

Он был расстроен. Видимо, не ожидал от своей покладистой жены такого выпада. Я вложила ему в руку кольцо, чмокнула его в щеку и произнесла:

— Ключи я оставлю в двенадцатой квартире, — и я ушла.

Он звал меня несколько раз, потом сказал, что дома все решится и, уверенный в своей правоте, вернулся на работу.

А я собрала свои вещи, только то, что носила. Получилось немного, всего одна большая сумка. Вызвала такси и уехала к маме. С мамой я тоже разговаривать не стала. Я большая девочка и у меня еще вся жизнь впереди, но уже без Глеба.