Часть 36


У меня проблемы с Сашей. Теоретически я все понимаю, а практически схожу с ума. Ему почти шестнадцать. А я, клуша, не готова к переходному возрасту сына. Любуюсь им, красивый, милый, обаятельный, родной и необыкновенный, но столько заморочек! А я правильная, мне покой подавай!

Задержался после уроков — хоть караул кричи! А еще мама все названивает, каждые десять минут. Способствует работе! Где я буду искать сына, когда я на своем посту и отлучиться никак не могу? Я работаю, а он домой не торопится. У него друзья, девочка звонит, раз пять-семь каждый вечер. А у моего мальчика глазки загораются, и он с ней уси-пуси. У меня само собой, душа в пятки, как бы не вышло чего. Мама так вообще таких страхов понаговорила, что просто жуть. И на работе проблемы. Платная Кузнецова все лежит. Выписать я ее боюсь, вдруг ее любовник устроит диверсию до родов, а виноваты будем мы. Не предусмотрели, хотя знали.

Да и еще на работу выходит Ирочка, Ромина жена. Устала девочка дома сидеть.

Я успела только халат накинуть, как в двери вошла дородная баба. Кило так сто десять на вид.

— Екатерина Семеновна, я сегодня к работе приступаю. Только делать я ничего не умею. Что умела, то забыла.

— Ирина Николаевна?

— Ну да.

— Со мной будете. Я буду учить. Теорию сами, а практику со мной.

Мы с ней мило поговорили и о работе, и о гормональных сбоях, тщательно скрываемых от мужа. И о том, что она по сути своей больная несчастная баба с двумя маленькими дочками, матерью — подарком типа моей, и мужем, который лишнее дежурство предпочитает общению с женой и детьми. Она, конечно, не идеальна и много чего в своей жизни сама нагородила. Но кто из нас, живя, не совершал ошибок. Ведь все мы думаем, что правы, а расхлебываем потом по полной. Я прониклась, мне стало жаль ее. Ведь не виновата она в том, что не пара Роме. Что повелась на красивого умного мужика, который сам стал подкатывать. И не виновата в том, что решила построить с ним свое счастье. Но счастья не случилось, случились лишь две дочки и огромная куча проблем. Ушла красота и то, что любил в ней муж. За милой внешностью он сначала не заметил ее внутреннего мира, а позже было просто некогда и не до того. Так они и жили, два чужих разных человека, объединенных только обязанностями и ответственностью. В принципе, их обоих было безумно жалко, потому что жизнь шла и шла. А счастья не было.

От моих заплутавших мыслей меня отвлек стук в дверь и появление в моем кабинете акушерки Аллочки.

— Екатерина Семеновна, там парень вас спрашивает. С девушкой пришел. Я тогда не очень запомнила, но на сына вашего похож.

— Катя, что случилось? — услышала Ромин оклик, пока бежала по коридору к дверям отделения. В мыслях чего только не было, но я знала основное — он прогулял школу, это важно. Что за девушка? А дальше меня посетила мысль, от которой я медленно открыла двери и чуть не сползла на пол от страха. Я даже слова вымолвить не могла, просто стояла и смотрела в глаза сына. Он, видимо, понял о чем я думаю, потому что не отводя глаз произнес:

— Мама, я тут ни при чем. Я всегда с презервативом. А нам нужна твоя помощь, вернее ей. Я же говорю, ни при чем. Даша не моя девушка.

— Пройдемте ко мне в кабинет, там поговорим.

Войдя в кабинет, я выпила воды. Сашенька сидел угрюмый.

— Мама, нам действительно нужна твоя помощь. Дашка мой друг. Она залетела, и вот надо, чтобы все шито-крыто.

— Понятно. Ты мне передачи носить будешь? Бабушка будет пироги печь, а ты мне приносить раз в неделю. Так? И вообще, ты привел Дашу, вот с Дашей мы и будем говорить. В коридоре подожди.

В дверь постучали. Нарисовался Рома.

— Катя, проблемы? Привет, Саша! — Потом, выразительно глядя на Дашу: — Твои грехи?

— Не, дядь Ром, не мои. Просто ей помочь надо. Аборт надо. Я понятно выражаюсь? А у матери инфаркт.

— Выражаешься понятно. Мать тоже надо понять. Тебе шестнадцать?

— Зимой, а ей уже, Дашке. Я же младше их по годам.

— Так раз грехи не твои — марш в коридор, а мы тут сами.

— Я к Любе схожу. Не теряйте.

Сын удалился. Дышать стало легче. У Даши не его ребенок.

— Кать, значит, чуть что, он идет к Любе?

— Да, и слава Богу! Люба очень надежный человек.

— Не сомневаюсь.


История с Дашей оказалась банальной. Они дружили, потом трахались, потом залетела. Сказать маме она не может, та ее убьет, а если не мама, так отец. Нужен аборт. Они всей компанией посоветовались и решили подписать меня. Сашка говорит, что я мировая, что сделаю то, что нужно, не задавая лишних вопросов, и концы в воду. Я посмотрела Дашу, расспросила и выяснила, что аборт делать поздно. У нее как минимум шестнадцать-семнадцать недель. УЗИ все подтвердило.

— Даша, проблема в том, что поздно. Понимаешь? Аборт только по социальным показаниям, и мама твоя мне просто необходима.

Даша плакала, просила что-нибудь сделать. И наши с Ромой слова до нее не доходили. Она ушла, громко хлопнув дверью.

Рому вызвали на роды, когда вернулся сын. Я ему пыталась все объяснить. Но в данной ситуации Даша была важнее, а может, не Даша, а его репутация в компании. Он сказал, что надеялся на меня, что я его подвела, что выход они найдут сами. Он тоже громко хлопнул дверью.

Расстроиться и подумать о происходящем мне не дали. Раздался мой любимый стук в дверь, и на пороге моего кабинета появился любовник Кузнецовой.

— Здравствуйте, мы можем поговорить?

— Можем, проходите.

— Екатерина Семеновна, я навел о вас справки, выслушал кучу мнений, и я понял, вы прекрасный врач и вы человек. Я вижу, вы считаете меня чудовищем. Я хочу, чтобы вы поняли, что ошибаетесь. Мне глубоко не безразличен ребенок, которого носит Лена. Она не мать, понимаете? Ей кроме моих денег ничего не надо и ребенок не нужен. Она рассчитывает, что родит, я уйду из семьи и буду ее содержать. Но не уйду и содержать не буду. Я хотел уберечь сына от детдома, от нищеты. Да от такой матери, как Лена, в конце концов. Вот вы слушаете меня и думаете: «Бред. Она ангел, как она хочет ребенка!». Ведь так? И я так думал, когда познакомился с ней. Я влюбился, я увлекся. Я увез ее в Италию и прожил с ней три месяца. Я забыл про жену, с которой уже пятнадцать лет, и двух дочек. Только Лена, она мое все. А потом скандал, потому что я не купил платье от «Прадо». Дальше — больше. Я не купил, у нас разлад. Потом беременность. Все, женись! И вся ее тухлая сущность полезла. Моя жена — дрянь. Но не ей об этом судить. Дочери — дуры. Но я их отец, и уважать их она должна. А потом я понял, что она пустышка, просто требующая у меня денег. Ей не нужен ребенок, она просто ненавидит детей, а он лишь средство обеспечить себя всем, что ей захочется. И я повязан. Я не могу бросить ее, потому что она носит моего ребенка, я не могу заставить ее избавиться от ребенка, хотя в данной ситуации это акт гуманизма. Я не могу забрать ребенка и объяснить все жене. Хотя я бы объяснил, но Лена его не отдаст, потому что он средство получения прибыли. И я принял решение. Она родит, и я прекращаю за нее платить. Вот пусть с ребенком в общую палату. Пусть будет, как все. Тогда станет ясно, нужен он ей или нет. Сколько до родов осталось?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— По срокам две недели, но вы же понимаете, что точно никто не скажет.

— Я прекращаю финансирование.

— Я не имею права вас заставить платить или не платить.

Он ушел.

Я выглянула в коридор. Около моего кабинета на стуле сидела Ирочка.

— Ирина Николаевна, что вы делаете?

— Вас жду. Вы же сказали, что я с вами…

— Так вы полдня сидите? Сходите в столовую с мужем.

— Он на кесаревом.

— Пойдемте со мной.

Мы пообедали, потом обход в отделениях. Потом роды, обычные физиологические без признаков патологии и даже без разрывов. Просто Ирочку надо учить. И все. Просто учить.


Идя домой, я думала о ней. Да, об Ирочке. Она любит детей, она просто баба, без наворотов, без претензий, просто баба. Вот вернется она домой к мужу, детям, маме… А я к кому? К сыну? Выслушать весь тот негатив, который возник в его малолетней бестолковой башке. Он же не понимает, что подставляя меня, толкая на криминал, подставляет и сестру, и Сашу Борисова. Он память отца пачкает. Как втолковать ему все это? Ведь он мне в ответ скажет, что дружба важнее. Что его авторитет в компании главнее, и Даша — вот она, живая, вместе с ее беременностью, а отца уже давно нет. Не знаю! Ничего не знаю и не понимаю! Вот жизнь прожила, а все равно дура дурой.

***

В этот вечер Саша со мной не разговаривал. Вообще не разговаривал. На следующий повторилось все тоже самое. Я к общению с ним не стремилась. Он был дома, на глазах, накормлен, а больше мне ничего не надо было. Сам заговорит. Я перед ним на задних лапках ходить не буду! Только сердце ноет и настроение — застрелись.

Затем наступило мое дежурство. То есть рабочий день, плавно переходящий в рабочую ночь, а потом опять плавно в следующий рабочий день.

Начался первый из двух рабочий день со скандала. Лену Кузнецову действительно перевели в общую палату. Как она орала! Мы были кто угодно, даже фашисты. Она, видите ли, особенная, а мы ее ко всякому отребью. Вот именно так и выражалась. Пришел Борисов и силой своего обаяния, а также волевым решением заткнул Кузнецову. Далее мы с Ромой отчитывались перед ним, как нашкодившие школьники, о том, почему мы сами не можем решить организационные вопросы и почему мы не умеем работать с пациентами. Говорил он с нами металлическим голосом начальника. А я думала: «Хорошо же его выучил мой муж! Ну почему у меня никак не получается быть железной леди?»

Только я вошла в свой кабинет, как меня вызвали в предродовую. Позвала Ирочку и вперед.

— Екатерина Семеновна, — дрожащим голосом говорила Ирочка, еле поспевая за мной, идущей быстрым шагом. Ее вес никак не позволял ей быстро двигаться, одышка мешала. — Екатерина Семеновна, а Борисов, хоть и красивый как бог, но еще злее Корецкого. Я того боялась, как чумы, а этого как завижу, так прячусь.

— Куда? — спросила я. Мне было непонятно, куда можно спрятаться при ее габаритах в отделении.

— За дверь в палате, — так же растерянно ответила она.

Отработав еще один день с Ирочкой, я так и не смогла понять, чем же она так понравилась моему мужу, что он сразу взял ее на работу.

После обеда у Кузнецовой отошли воды, схваток не было, но орала она знатно, и все время норовила ударить Рому. По ее субъективному мнению, он был «Козел», как все мужчины.

Когда Ирочка увидела данное безобразие, она незамедлительно стала на защиту мужа и так отчитала Кузнецову, что та резко пообещала слушаться и даже не пикнуть, как бы больно ей не было.

Мы с Ромой только переглянулись…

К концу моего рабочего дня и к началу ночного дежурства Лена Кузнецова родила мальчика. Хорошего такого мальчика три двести весом и пятидесяти двух сантиметров ростом. Закричал он сразу, милый такой новорожденный ребенок…

Я хотела его на живот матери положить сразу, но Лена отказалась даже глянуть в его сторону. Вот как сказала свое «не надо», так у меня сердце и оборвалось. Неужели бросит? Неужели от сына откажется? Отказалась. Сначала просила его не приносить на кормления, а потом вообще написала бумаги об отказе от ребенка. Я говорила с ней, вспоминала, как она просила сохранить его при угрозе. Просила хоть глянуть на сына. Но она ни в какую. Меня убило ее объяснение.

— Понимаете, он обещал квартиру купить и машину, на выбор, любую. А теперь в кусты?

— Вам негде жить? Лена, речь идет о вашем ребенке. Вашем, поймите! Вы носили его под сердцем, он шевелился в вашем животе.

— Да, я мучилась целых девять месяцев. Я думала, что он большую квартиру купит, и «Мерседес"-кабриолет. А он сказал, что будет переводить на счет деньги, только на еду, а квартира останется та же. Одежду ребенку купит сам. А на кой мне одежда ребенку? Может, мне еще говно за ним убирать?

Я вызвала психолога. Она поговорила с Леной без меня, а потом принесла мне заявление об отказе от ребенка. Я была просто в шоке, и никак не могла найти визитку отца ребенка. «Может, он возьмет?» — крутилось в голове.

Пошла искать Рому, но ни его, ни Ирочки в отделении не было. Нашла их в детском около брошенного мальчика. Ира плакала, а он обнимал ее и утешал. «Все-таки они пара!» — я уверовала в это через столько лет.

Загрузка...