Катя

Часть 17

Ветрянка

Я бежала к директору с неимоверной скоростью. Я еще не знаю чем, но я заболела и работать в таком состоянии совсем не могу. Дико болела голова, ломило кости, выкручивало мышцы — короче, глаза лезли на лоб. И ко всему прочему, дико чесалось место, на котором сидишь. Я почти ворвалась в приемную.

— Екатерина Семеновна, — обратилась ко мне Галина, — вы заболели?

— Да, Галя, мне кажется, что да. Шеф у себя?

— Просил не беспокоить.

— Что же мне делать?

— Сядьте, успокойтесь. Я сейчас позвоню, спрошу.

— Да не могу я сесть.

Дверь кабинета отворилась и в проеме показался Корецкий.

— Екатерина Семеновна, что с вами?

— Плохо мне, очень плохо!

— Заходи, Катенька, у тебя жар.

Он закрыл двери, снова попросив Галю его не беспокоить.

— Присядь, детка. Сейчас градусник возьму.

— Я не могу сесть, Саша. У меня такой зуд, ты себе представить не можешь.

— Где зуд?

— Там, где на чем сидят, там и зуд. Я знаешь как чесала, аж до крови.

— Раздевайся.

— Сейчас? Я не могу, я очень плохо себя чувствую. Давай потом, пожалуйста.

— Ты о чем, Катя? — он ехидно улыбался, — мне не нужна женщина с расчесами на заднице, даже если это ты. А вот причину зуда выяснить надо. Так что раздевайся.

Я разделась до белья. Он продолжал удивленно смотреть на меня, но вдруг что-то заметил и изменился в лице. Он подбежал к телефону и по громкой связи объявил, что весь стационар закрыт на карантин.

— Что у меня, Саша? — я чувствовала, что сейчас упаду, а он продолжал крутить телефон. Я слушала гудки, потом спросила, можно ли мне одеться, он кивнул головой. На той стороне взяли трубку. Я услышала голос мамы.

Он с ходу спросил, как наш сын и просил не гулять с ним на улице.

— Саша, что с Сашенькой? — я уже чуть не плакала.

— Все, успокойся. Я сейчас твой чудный зад раскрашу зеленной краской. Потом я принесу тебе таблетки, но, Катя, они не прошли тестирование. Мне их дала одна замечательная женщина в Америке, это ее препарат. Ты будешь пить. Я отвезу тебя домой. Думаю, что Сашенька заболеет не сегодня, так завтра. Ты не волнуйся, родная. У тебя ветрянка. Обыкновенная детская ветрянка. Вот почему у тебя вчера болела голова, ломило поясницу, а мы думали — просто простуда, вот почему ты так не хотела сегодня вставать с постели, а потом решила, что стало лучше, раз нет температуры. Ведь температуры-то не было. Поехали домой, девочка моя. Я с тобой останусь.

Ночь не прошла даром — поутру я обнаружила в зеркале не только следы бессонной ночи, но и кое-что ещё. Поясница, шея, грудь и живот были красиво украшены красной сыпью с корочками и пузырьками. Мама на известие о ветрянке пожала плечами:

— Надо же, а я думала, ты в детстве переболела. Значит, тогда это была краснуха, а не ветрянка! И папа твой ошибся, или его не было, когда ты болела. Точно не было, он на сборах был.

Мне от этой новости не полегчало, а только поплохело, потому что маму интересовало больше, где был мой отец тогда, чем мое состояние теперь. К обеду поднялась температура у Сашеньки и мама забила тревогу. Она в ужасе набирала телефон Александра Валерьевича и требовала его немедленного присутствия дома. И все потому, что Сашенька плохо кушает, у него субфебрильная температура и зеленка очень портит его красивое личико. А бессовестная Катя мажет каждый выступивший прыщик.

Я понимала, что Александру Валерьевичу сейчас не до прыщиков у сына, и не до меня, а тем более не до моей мамы. У него стационар закрыт на карантин. А там беременные женщины, на разных сроках, послеоперационные больные и не работающий приемный покой. То есть одна больница в Москве выпала из системы. Это катастрофа, в которой виновата наша с сыном ветрянка. А еще возможны всякие осложнения у больных. Ох и волнуется он теперь, а еще и по шапке получит от министра.

Между тем, организм держал мерзкую тридцатисемиградусную температуру, голова продолжала нудно болеть, а глаза казались изготовленными из горячего металла. Который к тому же был тяжелым и неповоротливым — двигать глазами было попросту больно. Есть неохота, более того, на пищу противно смотреть, её невыносимо обонять! Сыпь цвела буйным цветом, и вскоре в зеркало было страшно смотреть. Волосистая часть головы, лицо, шея и всё-всё-всё остальное покрылись отвратительными волдырями. Это зрелище, поверьте, не для слабонервных. И рядом скакал весь в зеленый горох, а местами в зеленые лужи, ребенок.

Рекомендуемое лечение давалось трудненько — первый флакончик зелени бриллиантовой опрокинулся прямо в раковину. Почему? Да потому что у меня дрожали руки, и все тело было неповоротливым и болезненным. Что делать! Убрала и смыла всё это кое-как. Второй флакон зелёнки упал уже на пол — чем вызвал дикий смех сына.

Вместе с ударом пузырька о кафель лопнуло и моё подвергшееся болезни терпение. Моё громогласное «Блядь!» заставило вздрогнуть пять этажей.

Облившись зелёнкой и слезами, я нашла утешение — где? Конечно, на плече любимого мужчины. Слава богу, он успел снять пиджак, его белоснежная рубашка тут же покрылась зеленными разводами. С одной стороны он прижимал плачущую меня, а с другой веселого сына, которому все было нипочем.

Несмотря на вколотый мне на ночь супрастин, спать я не могла. Лицо все в корках, ранах и слезах. Я ходила по комнате, потом по кухне, потом зашла в ванную комнату и глянула на себя в зеркало. Тут меня посетила мысль о самоубийстве. Зуд усилился, и я вышла в ночнушке на балкон. От холода стало легче. Я простояла там до утра.

Утром заболело горло. Я выслушала все, что только можно и нельзя от Александра Валерьевича. На этот раз на меня орал не мой мужчина, а сердитый врач. К обеду мне стало совсем плохо. Началась ангина, нормальная гнойная ангина вперемешку с высыпаниями ветрянки на слизистых. Мама опять вызвала с работы Александра Валерьевича. Он сделал мне три укола, и я уснула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Проснулась от того, что на мне сидел сын. У него были нарисованы усы зеленного цвета.

— Сашенька, кто это сделал? — вымученным голосом спросила я.

— Папа, — радостно ответил сын.

— Сашенька, иди кушать, я тебе пельмешки налепила, — раздался из кухни голос мамы.

Мой мальчик убежал, а меня стало мутить. Так прошли еще три дня. Как я выжила, я не знаю. Но один опыт я вынесла точно: болеть детскими болезнями надо в детстве. Заживала и приходила в себя я еще две недели. Мой сын давно был здоров. А вот у моего мужчины каждый день сбивали давление.