— Мне страшно, — сказала Лали, хныкая. — Страшно. Там монстры!
Лео на это только страдальчески вздохнул, переглянувшись с вкрай измождённой Беттой.
Пейзаж вокруг, если честно, в какой-то момент действительно стал по-настоящему стрёмным. Но этому были более чем закономерные объяснения: их маленький отряд подранков двигался всё глубже в лес и всё выше в гору. При этом, они избегали всех более-менее крупных дорог и даже тропинок, потому что те могли охраняться. И вообще старались держаться в самой чаще. Учитывая раненных и детей, а также необходимость уйти подальше от долины и двигаться без привалов… В общем, то ещё удовольствие.
Если им (сказочно) повезёт, то они сумеют перейти через хребет, не наткнувшись на драконоборцев… Да в идеале ни на кого не наткнувшись. И в этом смысле, конечно, чаща, какие бы чудовища там ни жили — самый лучший выбор.
Только вот объяснить это измученным детям не так-то просто. Лео пришлось честно признать себе: наверное, быть родителем, отвечающим за своего ребёнка на войне, в чём-то даже хуже, чем быть солдатом.
Намного хуже, как на его вкус.
Лали последний час или около того постоянно ревела, что видит жутких монстров — и, что самое плохое, успокоить её не получалось. Время от времени совместными уговорами удавалось кое-как убедить её сбавить звук, но эффект оказывался временным. Как назло, её сестра в очередной раз потеряла сознание, и это не добавляло ситуации адекватности.
— Эй, — прозвучал хриплый ломкий голос Маклана, — там и правда кто-то был!
Дерьмо.
Лео снова сплёл простейшее поисковое заклятье, благо этому добру их всё же научили. Результат не изменился: в радиусе километра не было ни одной разумной живой души.
— Тебе показалось, милый, — сказала пани Марша мягко, — там никого нет.
— Я, по-вашему, тупой? — заорал Маклан. — Там кто-то был! Там, за деревьями!
— Не кричи!
Лео почувствовал, что у него болит голова.
Честно говоря, он понимал, почему у малых срывало крышу. Не упоминая тот факт, что они в таком нежном возрасте стали свидетелями насилия и будущем почти наверняка огребут цветастый ПТСД, один из них, будучи нестабильным подростком, только-только потерял отца, а вторая, по всем признакам, вот-вот потеряет сестру, кроме которой у неё нет никого. И, даже не считая всего этого, обстановка способствовала возникновению психологической нестабильности более чем полность.
Нет, не поймите неверно, лес был безумно красивым. Толстенные стволы деревьев, которые можно обхватить разве что вдвоём или втроём, огромные папоротники, заставляющие вспомнить о Юрском периоде, лианы со светящимися цветами, мох, напоминающий роскошный ковёр… Если бы Лео спросили, что самое красивое он видел в своей жизни, список без сомнения включал бы в себя данный лес.
Одна проблема — этот мир. Тут всё красивое и одновременно до мокрых штанов пугающее.
Дело в том, что в лесу темно. Очень.
Это не должно удивлять, учитывая, как тесно переплелись вверху вековые кроны, забирая себе каждую крупицу света. И всё же… Лео казалось, что, как только они зашли, было светлее. И, по любой здоровой логике, должно было ещё посветлеть по мере того, как поднимается солнце… Но становилось темнее.
И эта темнота как-то уж очень сильно приседала на психику.
— Ты ничего не слышишь? — спросила Бетта тихо, когда Лали в очередной раз удалось хоть немного успокоить.
Лео бросил на неё чуть удивлённый взгляд.
— Например?
— Мне кажется, я слышу шёпот. Или шелест. Или звук шагов… Я на самом деле не могу описать это точно. Что-то чужеродное. Нет?
Лео послушно прислушался. Снова сотворил набившее оскомину заклинание.
Результат остался неизменен.
— Мы все многое пережили, — сказал он мягко. — Думаю, в таких обстоятельствах повышенная чувствительность к некоторым вещам — это нормально.
— То есть, рядом никого нет?
— Нет, — тихо ответил Лео. — Это просто ветер шумит в кронах…
— Нет…
При звуке этого голоса они с Беттой быстро переглянулись. Последние полчаса или около того Лисса не приходила в сознание. Он всё ещё тащил её на своей спине, использовав не без помощи Эмили чары лёгкости. Они скормили девушке все медикаменты, которые у них только были, но лучше почему-то не становилось. Только хуже.
Увидев, что подруга пришла в себя, Бетта тут же подскочила к ней.
— Лисса. Ты хочешь пить? Как ты?
— Нет, — повторила полуэльфийка хрипло. — Почему вы не слышите? Это птица поёт. Так красиво…
Лео с Беттой обречённо переглянулись. Ну отлично, теперь у неё ещё и бред. Только этого не хватало!
Бетта сглотнула и, перехватив Лали поудобнее, осторожно погладила Лиссу по лицу.
— Она горит. Возможно, нам стоит остановиться и передохнуть?
— Об этом следует спросить твою бабушку.
Эмилия шла впереди, решительная и суровая, как богиня войны. “Не останавливаемся, — повторила она уже несколько раз. — Теперь останавливаться нельзя.”
Что за “теперь” и почему настолько категорично нельзя, Лео спрашивать не рискнул: слишком уж непоколебимый у Эмилии был вид.
Впрочем, довольно быстро судьба, очевидно, решила, что до этого им было излишне скучно.
И стало весело.
— Папа! Я только что видел папу! — воскликнул вдруг Маклан. — Он прячется там, в лесу! Я знал, что вы солгали!
Простите, но — что?
Все остановились, кое-кто начал перешёптываться. Сбоку тихо ахнула Бетта.
Лео, как и многие, просто моргал и пытался понять, что тут вообще творится. Получалось вот вообще не очень.
Могли ли Уилмо со товарищи… скажем так, допустить неточность? Посчитать купца Ладия мёртвым, а то и осознанно бросить его из-за какой-то ссоры. Из-за добычи, быть может? Хотя, учитывая все обстоятельства, то звучит довольно-таки бредово. Но…
— Что? — мать Маклана, которая всё это время шла, как огромная кукла, в мареве тягостного молчания, встрепенулась. — Я знала, что он не умер! Моё сердце чуяло это!
“Не знаю, что там с сердцем, но моя жопа чует какую-то подставу”, — подумал Лео мрачно.
— Но это бред, — сказал старший Дишоно. — Тут что-то не так. Он умер на наших глазах! Там не может быть ошибки!
— Может, вам показалось? — робко уточнила Марша. — Кто-то ещё видел купца Ладия, или?..
— Я не спятил! — выкрикнул Маклан, и в этот момент он, надо сказать, выглядел как сумасшедший. — Папа был там, вот прямо там… Папа!
От его вопля птицы тучей вспорхнули над кронами.
Вот молодец, блин!
— Ты не мог бы, например, не орать? — оскалился Лин зло. — Мой отец не стал бы врать о таком. Твой родитель мёртв, а у тебя галлюцинации. Успокойся и заткнись, пока мы тоже не стали мёртвыми. Что тут непонятного!
Матушка Маклана, недолго думая, залепила Лину пощёчину.
— Как ты смеешь говорить такое! Твой отец — лжец!
— Нет, проблема не в этом, а в том, что ты — чокнутая истеричка!
У Лео возникло стойкое предчувствие, что дело кончится самой настоящей дракой.
И, кажется, в конечном итоге не он один так думал.
— Успокойтесь, — попросил господин Лайвр, — Лин, успокойтесь хотя бы вы. Вы должны понимать, что порой гибель любимых принять бывает… Тяжело. Маклан потерял отца…
— И что нам сделать по этому поводу, всем потеряться! Не было в этом лесу никого!
— Прекратите! — попросила Эмилия, тревожно озираясь по сторонам. Но в этот раз даже её железный тон не мог обуздать надвигающийся скандал.
— Не орите, в конце-то концов! Иначе нас найдут! — закричала одна из служанок. Как это частенько бывает в таких случаях, была она намного громче, чем все высказавшиеся ранее.
И дальше разборки просто понеслись по колее безумия.
— Мой отец там!
— Ты малолетний псих!
— Они оставили моего мужа, я знала это!
— У него просто галлюцинации!
— Разве не подозрительно, что они оставили его там? Может, между ними что-то случилось! Вся рассказанная ими история шита белыми нитками…
— Ты смеешь обвинять нас во лжи?!
— Никто тут никого не обвиняет, мы всего лишь высказываем сомнения…
— Заткнись!
— Сам заткнись!
— Если мальчик говорит, что видел отца…
— То из этого ровным счётом ничего не следует! Ты сама видела кого-то? Лично я нет! Зато я видел, как умер Ладий. Даже не так! Я снял с одежды ошмётки его внутренностей! Как тут можно ошибиться, объясните мне? Как он может быть жив?
— Может, если ты — грязный лжец!
— Психичка ты ненормальная! Ладно сын твой, он просто ребёнок, но ты!..
—..Тебе понравилось то, что ты видел?
Лео вздрогнул. Кто это сказал? Голос шёл откуда-то сбоку, из-за деревьев, спрятанных в тумане, но… Когда туман успел настолько сгуститься?
— Ты смотрел, как я умираю. Тебе понравилось?
Что за…
Похоже, у них всё же коллективные галлюцинации или что-то в таком роде. Возможно, это что-то в воздухе.
Быть может, этот шум листвы и правда какой-то не такой.
— Папа! Вот же он!
Этому восклицанию всё же удалось привлечь внимание всех истерящих сторон. Лео тут же повернулся туда, куда указывал Маклан… И да, в тумане действительно стояла фигура, но лица было не рассмотреть.
— Папа! Он зовёт меня!
— Тебе нравится, что ты видишь?
Лео почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Фигура в тумане начала обретать очертания, и это не имело ничего общего с массивным и статным купцом Ладием.
На деле, стоящий в тумане был изящен и тонок… Как эльф.
— Что-то не так, — пробормотал Лео.
— Ты думаешь? — Бетта явно хотела быть язвительной, но в голосе её отчётливо зазвучали истерические нотки.
Не то чтобы Лео мог её винить, на самом деле.
— Папа! — Маклан рванул в лес, но его перехватили.
— Стой! — Уилмо вцепился в руку подростка, и выражение лица его заставило дополнительную толпу мурашек пробежаться по спине Лео (это при том, что там, судя по ощущениям, и так обосновался муравейник). — Парень, клянусь тебе всем сущим, всеми богами, памятью моей покойной жены и жизнью детей — твой отец умер у меня на глазах. Что бы там ни было, оно…
Маклан начал отчаянно отбиваться.
— Лжец! Ты врёшь, ты всё врешь, папа жив! Он там, стоит между деревьев! Папа!
— Если он жив, то почему не подходит? Подумай головой!
— Л-лео… — рука Бетты, вцепившаяся в его ладонь, отчаянно дрожала. — Там… там…
— Я помню твой взгляд, — Лео едва слышно выругался. Голос раздался совсем рядом, из-за спины. Лео стремительно обернулся, но никого не увидел. — Ты смотрел на меня совсем не так, как они. Ты единственный, кого я могу навестить. Почему же ты боишься меня теперь?
— Что за срань здесь происходит?! — заорал младший Дишоно, и Лео готов был подписаться под каждым грёбаным словом.
Из тумана выходили фигуры, всё больше. Это были тени без лиц — но иногда у них всё же появлялись лица.
— Ты боишься меня? — ворковал голос, который Лео уже практически узнал. — Я не такой красивый теперь? Тебе так отвратительно на меня смотреть? Смотри на меня! Ну же, ты — смотри на меня!!! Не отводи глаз!
Лео зажал уши руками.
— Ты мёртв, — сказал он. — Ты… умер. Я видел. Прости.
Запоздало ему вспомнилось, что в большинстве страшных сказок разговоры с ожившими мертвецами не приводили ни к каким хорошим результатам.
И некоторая реакция последовала: тень, стоящая напротив, вдруг обрела лицо.
Эльф выглядел ужасно. Без каких-либо сомнений. Все раны на прекрасной коже волшебного существа, все следы, все ссадины… К горлу Лео подскочил комок. Он будто вернулся в тот самый миг: он хотел отвернуться — но не мог не смотреть.
— Вот видишь, не так уж и страшно, правда? — улыбка на разорванных губах смотрелась по-настоящему жутко. — Да, я мёртв. Но это ведь не значит, что я совсем не имею право быть услышанным, правда? И мне не к кому прийти, кроме как к тебе.
Лео застыл.
Он слышал, как что-то кричала Бетта, чувствовал, что кто-то пытается привлечь его внимание, но всё, что он мог — продолжать смотреть в единственный оставшийся глаз эльфа, ярко-голубой, как небо мирного мира.
И на Лео вдруг накатило смирение.
Это цена, правда? Это рубеж, точка невозврата, за которой поворачивать и дёргаться уже некуда. Он виноват перед этим существом; он стоит теперь перед ним; бояться нет смысла.
Он виноват, и он примет всё, что уготовано.
“Призраков боятся только те, кто боится одного из трёх — или наказания, или своего прошлого, или себя. У меня три в одном, но пора с этим завязывать. Серьёзно, пора. Я смотрел, как он умирал — теперь надо иметь смелость смотреть его призраку в лицо. Так и должно быть.”
Когда Лео озвучил про себя это решение, ему вдруг стало спокойно и легко, как будто за спиной развернулись крылья. Он шагнул вперёд, оказавшись с несчастным эльфом лицом к лицу.
— Ты пришёл мстить? — спросил он тихо. — Делай, как знаешь.
Эльф склонил голову набок.
— Месть? За что мне мстить тебе? Глупый человеческий ребёнок. Ты же младше меня на два века, теперь я это вижу… Какой ужас.
Он фыркнул, и его синяки и раны будто бы поблекли, напоминая, насколько прекрасно было это существо при жизни.
— Я пришёл, потому что появилась возможность, — продолжил эльф. — Такой шанс не упустить. Не так часто Сирин, голос мёртвых и проклятых, заводит свою песнь, открывая ворота таким, как я. Шанс вернуться завораживает, правда? Но куда мне было возвращаться? Я учился тут. В последнее время среди островных фейри обучение в драконьем крае считается модным, знаешь?.. Я должен был стать артефактором. Но теперь это не важно. Мой институт разрушен, мои друзья мертвы, дом, где я снимал веранду, уничтожен. Все, кто мне дорог и ещё жив, далеко, и песнь до них просто не дотягивается. К кому мне ещё прийти, если не к тебе?
Лео очень хотелось сказать: “Заткнись!”
“Я не хочу знать, кем ты был, — хотелось крикнуть ему, — Я не хочу, чтобы у тебя теперь была история, и лицо, и имя, и мечты. Я не хочу, чтобы ты из безликого иномирного бота превратился в живое существо, которому я не помог. Пожалей же меня!”
Лео хотелось, но он забил эти слова обратно себе в глотку. Это не его тут надо жалеть. Он должен теперь послушать, правда? Это минимум того, что он должен этому существу.
— Но почему я? Потому что я последний из тех драконоборцев, кто остался в живых?
— О нет, — хмыкнул эльф. — Просто ты был со мной, когда я умирал. Я чувствовал тебя. Я же эмпат, понимаешь? И среди их эмоций ты был… чем-то нормальным. Чем-то, за что можно уцепиться. Ты там был единственный, кому меня было жаль. Умирая, я думал о тебе. Конечно, после смерти я пришёл к тебе. Так оно и бывает, верно ведь?