Когда падает небо 1.

7

Лео ненавидел это всё.

Ненавидел люто и, что особенно злило, беспомощно, всё, что происходило… В том числе и себя.

Невозможно хорошо знать историю — и не понимать, во что вляпался. Лео же историю знал отлично… Собственно, с этого всё началось для него — с истории.

То бишь с того, что на кафедре, изучая старинные рукописи и печати, он столкнулся со своеобразным и весьма ироничным человеком, интересным собеседником. Они могли часами спорить о правильной трактовке некоторых исторических событий и явлений. Причём собеседник Лео, с одной стороны, приводил факты, которые мог знать только профи, с другой — высказывал порой мнения настолько расходящиеся с официальной трактовкой, что это было почти что сродни научной ереси. В которой сей выскочка, предпочитающий называть себя мистером Смитом, упорствовал.

На все попытки Лео привести разумные аргументы тот только смеялся и говорил: “Можешь считать, я своими глазами видел!” Уже позже, повидав истинное обличие мистера Смита, демона-вербовщика, занимающегося поиском одарённого живого товара, Лео понял: да, и правда видел. Много чего, начиная с Древнего Китая…

Только вот правду говорят: есть на этом свете вещи, о которых лучше не знать. По крайней мере, Лео предпочёл бы никогда не встретить мистера Смита.

Наверное.

Как-то отец Лео, человек выдающегося интеллекта и крайне неоднозначной судьбы, сказал: “Есть на этом свете вещи, которых было бы жаль не попробовать и не узнать. Чего бы они ни стоили.”

Лео был тогда подростком и не оценил папиных высказываний. Это в общем и целом даже не удивительно: после того, как отца уволили с поста завкафедрой философии крупного университета за участие в студенческой оргии, дела для их семьи пошли не сказать чтобы однозначно. Запись с развесёлого мероприятия, где имели место девушки, юноши, запрещённые вещества и прочие атрибуты веселья, была выложена в соцсети и заимела успех, можно сказать, ошеломительный. Лео столкнулся с травлей в школе, разводом родителей, экономическими проблемами и прочими неизменными атрибутами, сопровождающими подобные фестивали. Понятное дело, любви к отцу это не прибавило, и он даже не пытался понять объяснения, всё воспринимая в штыки и хлопая дверью.

Забавно, что сейчас, привалившись спиной к полуразрушенной стене, сходя с ума от запаха палёной медвежьей шерсти, наблюдая, как его с позволения сказать “товарищи” для фана вырывают крылья прарнишке-фею (то есть фейри, или как там здесь эти насекомоподобные оборотни называются), причём вырванные крылья явно не будут концом истории, потому что феи очень красивы… В общем, наблюдая всё это, Лео хотел бы увидеть отца, хоть ненадолго.

Он сказал бы ему: “Ты был прав и не прав, папа.”

Он сказал бы: “Прости, что даже не выслушал тебя тогда. Ты в конечном итоге не сделал ничего плохого, не причинял никому вреда, а просто жил, как нравится. Это не преступление, а выбор, и теперь я точно знаю разницу. Но тогда я был слишком маленький, чтобы понимать.”

Он сказал бы: “Папа, мне страшно. Я участвую в том, в чём не хочу участвовать, и не могу вырваться. Я одновременно палач и жертва. Я хочу забыть это всё; я не хочу этого знать; я хочу домой… Но знаю, что мне туда не вернуться.”

Он сказал бы: “Я люблю тебя” — потому что в глубине души был вполне уверен, что этой войны ему не пережить…

Потому что точка излома, невидимая, но очень острая, была для него очень близко.

Но это понятно сейчас, глядя из непроглядной, глубокой тьмы, которая сейчас его окружала. А тогда казалось — обида на века! “Ты мне не отец”, “я никогда больше не заговорю с тобой” и вот это вот всё… Поспешный отъезд, обрыв всех связей — что уж там, он даже имя, данное в честь родного и любимого города, изменил на иностранный манер, потому что отец его придумал. Ну не идиотизм ли?

Когда стоишь одной ногой в могиле, многие вещи отсюда выглядят совсем по-другому.

И дело не только в мрачных предчувствиях: Лео объективно отдавал себе отчёт, что умрёт.

А какие варианты? Незнакомый мир, кураторы, зорко следящие за пушечным мясом, печати на аурах… Что тут переиграешь? Бежать некуда, отступать тоже некуда, домой вернуться — почти без шансов. Чего тут трепыхаться, если понятно, чем дело кончится? Лео прекрасно знал, что несут с собой такие вот “драконоборцы” и с чем их едят.

Долго, правда, это знание было теоретическим, и буде оно таким бы и оставалось. Но, спасибо межмировому путешествию, Лео имел сомнительное удовольствие наблюдать драконоборцев, так сказать, в типичной среде их обитания — и честно, колонии каких-нибудь паразитов он бы созерцал с куда как большим удовольствием.

Но выбирать не приходится.

Но чего действительно хотелось, так это вцепиться в глотку лорду Марону. Если уж умирать, то и эту погань утащить с собой, так? Чтобы всё не зря, чтобы с огоньком, чтобы это всё, горячее и бредовое, имело хоть какой-то смысл…

Честно говоря, он сорвался бы уже давно, если бы не Кира. Она стала его якорем, причиной держаться за этот мир, опорой.

Он читал когда-то, что в критических обстоятельствах люди ищут, за кого бы уцепиться. Жертвы цепляются за мучителей, и друг за друга, и за любую соломинку; когда оказался в полной зависимости от ужасных и никак не зависящих от тебя обстоятельств, главное, что надо суметь найти — повод жить.

Для начала хотя бы формальный.

У него таким вот поводом, тонкой соломинкой, удерживающей на поверхности, было ясное понимание: если сейчас он что-то вычудит, Кира останется одна. Совсем, потому что Петька, задававший слишком много вопросов и сдуру волочившийся за красоткой Лизой, мёртв. А сама Лиза… Лео догадывался, как она закончит, и ему её почему-то было даже не жаль. То есть, пожалеть, возможно, стоило бы — но Лео на это не хватало благородства.

Особенно вот прямо сейчас, когда процесс издевательства над несчастным фейри перешёл на следующую свою стадию.

Лео сцепил зубы. А если вмешаться? Интересно, скольких любимых товарищей успеет он прикончить, прежде чем убьют его самого?

Реальность вокруг казалась ему размытой, будто он смотрел сквозь запотевшее стекло. Всё это время они зачищали улицы от местных отрядов сопротивления, состоявших преимущественно из оборотней, и запах палёной шерсти въелся, казалось, не только в оджежду, но в самую его суть.

Лео старался держаться в сторонке, имитировал активную деятельность, намеренно промахивался по самым огромным целям и прятался за чужими спинами. Лео был, как вы понимаете, трус, это стоило назвать личными убеждениями. Пару раз он даже осознанно подставлялся, по принципу будь что будет — по правде сказать, почти надеялся, что это просто кончится, — но смерть, или Предвечная, как именуют её местные, вместе со всеми своими Жнецами не спешила забирать Лео.

Брезговала, наверное.

Он сам себе, если уж на то пошло, был противен.

Нет, Лео старался не убивать. Но в этой пылающей каше, которая творилась вокруг, было невозможно остаться в белом пальто. Он думал, что, возможно, уже стал убийцей. Или ещё нет? Это был вопрос больше везения в его случае, чем чего-то другого… Да и потом, какой смысл искать самому себе оправдания, когда он с этими? И их преступления — они же его преступления.

Наверное.

Возможно.

Он не хотел задумываться о том, как это работает, потому что сам не знал правильного ответа. С тех пор, как он просто ради интереса дал согласие “лично посмотреть на некоторые исторические процессы”, от него мало что объективно зависело.

Но он всё равно здесь. С этими. У них общие флаги — и поступки, как ни крути, тоже общие.

Он закрыл лицо руками.

Он устал.

Рассвет, отливающий кровью, рождался где-то над вершинами гор. Тусклое предрассветное марево, щедро пронизанное дымом и туманом, плыло над полуразрушенным городом, ещё вчера — крупнейшим торговым и культурным центром оборотнической культуры.

Интересно, где Кира? Что с ней? В толчее перед входом в город Лео потерял её, а потом был распределён в другой отряд.

Он надеялся, её не убили.

Он надеялся, ей не пришлось убивать.

Впрочем, какие уж надежды — здесь? Но Лео думал об этом. “Не делай ничего глупого, пока не встретимся, — говорило ему подсознание голосом Киры. — Не делай глупостей, пока не убедишься, что я жива!”

Верно.

Надо убедиться, что она жива.

— Эй, парень, ты там чего бормочешь? — Ник, их ведущий, склонился нам Лео. — Не помираешь?

Ник был парнем приятным — настолько, насколько мог быть приятным человек не слишком умный, но по-житейски ловкий, привыкший мерить всё принципами рациональности. Ник не то чтобы получал удовольствие от происходящего, скорее относился к этому, как к работе, притом потенциально прибыльной. Из всех их попаданческой братии он был самым старшим (около сорока лет по земному летоисчислению) и относился к той неожиданной категории людей, которые сунулись во всю эту драконоборческую историю вполне осознанно, опираясь на здравый расчёт. Пожалуй, причина была в том, что у Ника ещё с Земли имелся вполне внушительный военный опыт, на фоне которого реалии магического мира наверняка казались вполне обыденными и очень привычными.

По причинам, самому Лео не очень понятным, Ник взял над ним шефство и старался постоянно держать его при себе.

— Так что, не помираешь?

Ник дождался, пока Лео медленно покачал головой, и протянул ему флягу.

— Держи, хлебни немного. Эти их стимуляторы, конечно, дрянь редкостная, но действенная. А нам, как говорится, ещё б день продержаться и ночь простоять. Грёбаные медведи, чтоб этих тварей черти драли! Столько хороших ребят из-за них полегло! Вот ведь неубиваемые ублюдки! Хорошо, что с ними теперь всё. Уже почти можно отдохнуть, последний рывок остался: надо проход через горы перекрыть и там закрепиться. А потом — поспим, пожрём, отдохнём! Ну и посмотрим заодно, как тут люди живут… Или кто там в этих богатых домах живёт. Я чёт сомневаюсь, если честно, что наш брат-человек.

Лео равнодушно пожал плечами.

Объективно глядя на вещи, Ник был во многом прав: как ни крути, а своеобразная сегрегация, приписывающая людям нижние ступени пищевой цепочки, не была выдумкой ликарийских пропагандистов. Как любая хорошая мозгопромывающая эссенция, местный бред на драконоборческие темы тоже имел под собой вполне реальную фактологическую основу, пусть и искажённую до безобразия.

Лео провёл в этом мире не так уж много времени, к тому же, он не имел доступа к по-настоящему серьёзным архивам и документам. Но даже тех крупиц информации, которые он сумел выудить из заслуживающих хотя бы теоретического доверия источников, хватило на некоторые выводы о механике местных исторических и социальных процессов.

В частности он понял, что по причинам как чисто биологическим, так и сугубо политическим в шестом мире существовало серьёзное расслоение общества на не-людей и людей. Последние, впрочем, делились дополнительно на магов и не-магов, что тоже оставалось важным фактором при определении социального статуса в местной клыкасто-зубастой иерархии. Но факт всё же остаётся фактом: представители так называемых магических рас имели неоспоримое преимущество перед среднестатистическими людьми. Тут тебе и долголетие, и магическое могущество, и физическая сила, и поддержка Клана, и негласное, но вполне объективно существующее “хищное лобби”, объединяющее оборотней из семейство так называемых “крупных хищников”… Всё это вместе приводило к ситуации, когда при прочих равных даже одарённому человеку всё, начиная от должностей и заканчивая всякими там разрешениями на ведение торговли, даётся намного сложнее, чем среднестатистическому оборотню.

О людях не-одарённых, разумеется, и говорить нечего — лучше просто промолчать. Конечно, вокруг различных дел вроде “Глава лисьего Дома заплатил за убийство семи человек минимальный штраф, доказав, что они оскорбили его” или “Очередную женщину, оказавшуюся парой оборотня, насильно забрали из семьи”, или…

Да много их, таких вот “или”, подпитывающих праведный огонь драконоборчества. Недостаточно для того, чтобы всерьёз считать оборотней монстрами — но достаточно, чтобы, сменив ряд акцентов и громко покричав на площадях, назначить оборотней на роль всемирного зла, чтобы превратить это в идею, символ… и оправдание очередного похода за ништяками.

Да, Лео допускал, что в этих богатых кварталах живёт очень мало людей.

Только вот он не считал это оправданием для того, что творилось прямо сейчас при его непосредственном участии.

— …Вот казалось бы, иномирье, — говорил между тем Ник, скручивая нечто вроде самодельной сигареты, — всё совсем другое и такое волшебное, что просраться, правда, негде. А по факту ведь в этом мире, как у нас: нелюди захапали себе всё, жируют и в ус не дуют. А простым обычным парням вроде нас с тобой, чтобы что-то урвать, приходится грязь сапогами месить, копать отсюда и до обеда, подпевать всяким бредням и драться за своё место под солнцем. И пока сам не придёшь и не возьмёшь под музычку вроде этой, никто тебе не даст… Ты пей, пей.

Лео поморщился. Кажется, под “музычкой” Ник всерьёз понимал крики несчастного фейри. Или грохот взрывов в нижнем городе? Или крики не успевших сбежать людей? Или шелест осыпающегося с неба пепла? Поди пойми.

С трудом сглотнув ком в горле, Лео пробормотал что-то вроде:

— Не хочу, мне норм.

Только вот в покое его никто оставлять не собирался.

— Не-а, — хохотнул Ник, — не норм. У тебя, парень, проблема: ты слегка слишком умный для этой работы. И именно поэтому у тебя в башке селятся мысли, все как одна — лишняя. Я на мальчишек вроде тебя насмотрелся и знаю, как оно бывает. И мне всегда, с самого первого раза до слёз жаль наблюдать, как вы спекаетесь. Был у меня приятель, ещё в самый первый мой тур… Такой же придурок, как ты, но чудный друг. Только вот спёкся, как говорится, совсем весь. Я его трижды останавливал, а потом не успел… Хотя, не важно. Просто мой тебе приказ: кончай думать всякую фигню. Выпей, оторви задницу от земли и прикинь, что (и кого) в этих обстоятельствах можешь поиметь. Наслаждайся жизнью и урывай себе, что можешь, если уж попал сюда. Сечёшь?

— При всём уважении, я не уверен, что смогу следовать такой жизненной философии, — заметил Лео тихо.

Ник закатил глаза.

— Вот я и говорю: все беды в наше время — от образования… Но, если тебе так уж жаль этих тварей, — он пнул в бок один из медвежьих трупов, — то просто учти, что они тебя не пожалеют. И хватит трепотни. Пей давай!

И Лео послушно взял флягу.

Ему внезапно очень отчаянно захотелось суметь взглянуть на всё так же, как Ник.

Ну или просто — не думать.

-

Волшебства, конечно же, не случилось: так уж у Лео была устроена башка, что лишние мысли из неё изгнать тяжело. Стимулирующего пойла для такого чудесного эффекта явно не хватит.

Он подозревал, что провести подобный экзорцизм в данном случае можно было бы либо жёсткими психотропами, либо местными вариациями на тему изменяющих сознание и подавляющих волю колдовских штук. Но в его ситуации ничем таким не накачаешься: для того, чтобы кастовать боевую магию, да ещё и довольно долго, башка нужна хотя бы относительно ясная. Будь оно иначе, их бы никто баюкать россказнями о драконоборчестве и не стал: накормили бы какой-нибудь особенно заковыристой разновидностью местных галлюциногенных грибов в той дозировке, которая подчиняет волю — и вперёд, так сказать, на баррикады, выкрикивая что-то вроде “За сокровища! За жареную драконятину!”

Но нет, так это всё, к счастью или сожалению, не работало, так что даже доброму лорду Марону пришлось ограничиться всего лишь парочкой родовых клятв и соответствующей печатью на аурах новобранцев. Собственно, если Лео всё правильно понимал в этой жизни, для этого к иномирному мясу и приставили знатных ликарийцев — у них была способность этими самыми вассальными клятвами быстро и качественно связывать. Шокированный межмировым переходом народ в этом смысле отличный материал: когда осмотришься, опомнишься и ошалеешь от открывшихся перспектив, дёргаться уже становится поздно.

Впрочем, было у Лео сильное подозрение, что присматривать за их отрядами попаданцев-самоубийц сослали, мягко говоря, далеко не королевских фаворитов. Немного познакомившись с лордом Мароном, Лео бы не удивился такому повороту сюжета: он бы на месте местного монарха это счастье на третий день сослал бы подальше… Впрочем, судя по творящейся вокруг фантасмагории, они с ликарийским монархом вряд ли сходятся во взглядах на жизнь… Хотя, конечно, кто знает? Ведь, читая о подобных вещах в книгах, Лео не стеснялся утверждать, что подобные развлечения — всего лишь нормальная часть исторического процесса.

Правда, как выяснилось, относиться к такому вот “историческому процессу” начинаешь совершенно по-другому — в случае, если тебе не повезло стать его непосредственным участником.

Забвения не получилось. Но стоит отдать должное местныым зельеварам, они своё дело знали. Их пойло не только наполняло тело и разум лёгкой естественной силой, какой не добиться ни с одним из тех энергетиков, в обнимку с которыми Лео в своё время ночи напролёт строчил статьи по геральдике и курсовые; бонусом от местных прохладительных напитков также шла тишина в голове — тяжёлые думы не то чтобы смолкали совсем, но слегка отходили на второй план. Скорее всего, это была побочка “повышения концентрации”, бывшего одним из свойств этого пойла. Но Лео был благодарен и за такие малости: грохот, с которым рушился мир внутри него, хотя бы стал немного тише.

Да и фейри кричать перестал… хотя это, если подумать, так себе хорошая новость.

Лео поймал себя на том, что не хочет смотреть, что там с феем. Но и не может не посмотреть. Потому что с одной стороны он допускает, что парню можно помочь, с другой стороны понимает, что прямо сейчас ничем не поможет и это всё просто самооправдание для других вещей, тёмных и дремучих, неизменно живущих где-то на задворках человеческого сознания. Потому что люди любят смотреть, правда? То есть, они себе не признаются, но запах крови привлекает их, распаляет, влечёт, как диких зверей, и годы эволюции в этом смысле мало что меняют.

Лео не хотел смотреть. Он хотел верить, что фей жив, и не хотел знать, что от него осталось.

Лео хотел смотреть, потому что это самое, внутри него, что можно назвать любопытством, но это даже не самое точное определение.

Лео в глубине души догадывался, что он должен посмотреть. Потому что он это допустил, он позволил этому случиться, он был рядом, ничего не сделал — а значит, должен хотя бы запомнить. Отпечатать на нижней стороне век, видеть в кошмарах… Иметь смелость хотя бы посмотреть этому всему в лицо.

Лео запутался.

— Поднимаем задницы, ребята! — рявкнул Ник жизнерадостно, тем самым поставив нечто вроде точки в его внутреннем споре. — Сейчас все дружно встаём и концентрируем удар вон на той группе домов. Надо снести их к едренифени!

И Лео почувствовал искреннее облегчение, потому что теперь у него был повод не принимать решение. И заняться делом — учитывая, что боевая магия требует концентрации, мысли остаавят его в покое хотя бы на время.

Уже отличный результат. Так что он, не сомневаясь, одним из первых встал в боевой порядок.

Что угодно, только бы не оглядываться.

— О! — хохотнул Ник. — Боец снова в строю! Я ж говорил: глотнёшь немного — полегчает. А как пожрёшь и проспишься, да ещё и отвлечение себе найдёшь покрасивей, то можешь не сомневаться — полегчает. И думать слишком много перестанешь… Ну что, парни! На счёт три, смешанным боевым, с максимальной разрушительной силой. Три, два, один… Давай!

И всё вокруг утонуло в зареве магического взрыва.