Когда падает небо 1.

5

Уилмо всегда полагал себя решительным, сильным и хитрым дельцом.

Люди вообще достаточно много о себе всегда полагают, что уж там. Но в том-то и дело: он был дельцом. Нечестные конкуренты, угрозы, разбойники на дорогах, взятки, договоренности, риск — здесь он был, как рыба в воде. И да, у него в прошлом, как и у каждого предприимчивого парня, были некоторые… моменты и моментики.

Как ни крути, это ликарийские лорды и леди рождаются состоятельными людьми и с младенчества окружены толпой нянечек с золотыми погремушками, не забывающих подтирать драгоценному чадушку задницу. Ребятам же вроде Уилмо обычно достаются больше пинки и зуботычины. Им нужно в этой жизни как-то выгребаться, лезть к свету и всё прочее по списку. И он это умел. Но сейчас…

Но сейчас он чувствовал себя потерянным.

К такому жизнь его не готовила.

Но, пожалуй, к такому жизнь никого не готовит. Просто рано или поздно, когда тебе кажется, что ты всё полностью контролируешь, жизнь может показать тебе, что ты даже не песчинка в пустыне — ты просто ничто.

И, бессильно наблюдая, как пылают мастерские нижнего города, в том числе и его собственные, Уилмо понимал: теперь он ничто.

Но драконы же остановят это, да? Драконы…

— Уилмо, дидько тебя побери! Или ты меня вообще не слышишь?

Он покачал головой, с усилием отводя взгляд от всей его жизни, пылающей зеленым пламенем.

— Ну хватит! — резкий голос госпожи Эмилии звучал повелительно и решительно. — Дети, у вас есть двадцать минут. Соберите походную одежду, теплые накидки, деньги и самые ценные вещи. Одежду выбирайте нейтральную, без ярких отсылок к драконьей или ликарийской моде, не слишком яркую и без побрякушек. Вещей — не больше двух свертков, поняли? Через пятнадцать минут я лично приду проверить. Чего вы ждете? Ходу, ходу! Быстро!

Дети, что стояли без движения, рванули прочь, как мыши из-под веника. Госпожа Эмилия обернулась и посмотрела на него:

— Уилмо, нам с тобой тоже нужно собираться. Сейчас.

Он потерянно посмотрел на госпожу Эмилию, а затем снова бросил взгляд на горящий пригород.

— Да… Да, наверное, мы должны. Я прикажу грузить улиток…

И вот тут она взорвалась.

— Да очнись наконец! — крикнула она.

И это, надо признать, был первый раз в его памяти, когда она повысила голос на него.

После между ними воцарилась тишина, в которой Уилмо как-то особенно отчетливо услышал грохот, крики и плач. Госпожа Эмилия глубоко вдохнула.

— Уилмо, — заговорила она немного спокойнее, — забудь про улиток. Проверь, достаточно ли кристаллов в самоходной машине. Той, что ты купил прошлым летом для бездорожья.

— В ней не хватит места ни для чего!

— В ней хватит места для нас! О, Мора… Услышь меня наконец! Мы должны убираться отсюда как можно быстрее, разве ты не понимаешь? У нас больше нет широких дорог, по которым могут пройти улитки. И, что еще более важно, у нас нет времени!

— Может, вы слишком паникуете? Драконы убьют этого Призрака, тем дело и кончится!

— Возможно, — отрезала она. — Но может и нет. Нам нужно убираться, так или иначе.

— Если мы оставим дом, его разграбят!

Она вцепилась ему в кафтан и резко встряхнула.

— Очнись же наконец! Этот дом утрачен, так или иначе. Убьют драконы Призрака или нет, чем оно там закончится, все равно в Железной Долине будет царить хаос. Скорее всего, город будет обращён в пепел — так это бывает, когда в небе над городом бьются драконы. Они слишком велики, чтобы учитывать маленькие жизни. Но даже если нет… У нас есть дети, Уилмо. И они не так уж маленькие, что, пожалуй, в нашем случае хуже по всем статьям. А еще они колдуны. Как ты думаешь, насколько быстро колдунов начнут забирать в армию?

— Они еще дети…

— Почти нет. И войнам всегда нужно новое мясо, а магическим войнам — новые колдуны. Ты хочешь, чтобы они очутились в этой мясорубке?

— Я…

— И это еще не все. Мы люди, Уилмо. Ликарийцы. Не понимаешь, что это значит теперь, когда Ликария решила захватить Железную Долину?

— Мы не имеем к этому отношения!

— Поверь, у нас никто не будет спрашивать. После всех смертей и потерь, выпавших на долю горожан, они будут искать, кого винить. И найдут.

— Мы тоже многое потеряли! — выкрикнул Уилмо.

— Опять нас никто не будет спрашивать. Поверь, Уилмо, я жила долго. И долго воевала.

— Вы?..

— Ликарийская магическая аристократия, помнишь? Я видела много войн, парень. И все они не сильно отличаются друг от друга. Поверь мне, нам надо убираться отсюда, пока не поздно… А я боюсь, что уже.

Уилмо повернулся и посмотрел на город внизу, пылающий зеленым пламенем. Он не знал, что делать, но признал для себя: госпожа Эмилия с самого начала знала, что говорит.

— Так, — сказал он. — Собираемся. Я думаю, что всё закончится хорошо, но на всякий случай… Просто для моего личного спокойствия… Я подготовлю самоходную машину.

— Да будет так. Я иду собираться: мы не можем терять ни минуты.

Уилмо развернулся и решительно удалился в свою часть дома. У него всегда были собраны вещи для неожиданного делового путешествия, что значительно упрощало дело. Конечно, это тебе не совсем деловое путешествие, но велика ли разница? Надо только и правда прихватить документы и деньги. А в остальном…

Это стоит воспринимать, как отпуск с семьёй. Потому что, что бы там ни говорила Эмилия, это скоро кончится. Как же иначе?

И тогда они спокойно себе вернутся.

Ободрённый этой мыслью, он решительно пошёл собираться.

Я не вернусь.

Я не увижу этот дом больше никогда.

Есть вещи, которые понимать не хочется. И есть вещи, которые нельзя не понимать.

К сожалению, эти два списка зачастую во многих пунктах пересекаются друг с другом.

Леди Эмилия стояла, сжав кулаки, и медленно дышала, стабилизируя ментальное поле, как учили. Времени было мало, но она не могла не устроить для себя небольшую паузу, чтобы успокоиться, выровнять дыхание и прояснить мысли.

“Если ты очень спешишь и ничего не успеваешь, значит, пришло время остановиться, глубоко вдохнуть и подумать головой,” — это правило её в своё время заставил вызубрить преподаватель боевой магии и интриг, первый возлюбленный по совместительству. И, в отличие от любви, его наука никогда, даже в самых тяжёлых ситуациях, Эмилию Ларрену Адейскую не подводила.

Вот и сейчас она стояла посреди комнаты, заставляя панику улечься.

Теперь, когда худшее уже сбылось, паниковать нечего.

Плясали отсветы зелёного пламени на стенах. Стыл на столе несъеденный ужин. Тикали привезённые Уилмо из далёкого Чу часы с иномирной птицей внутри. Это был личный дар самого Верховного Жреца Предвечной, после падения дома Брильо в Ликарии — единственного во всём мире, признанного официально. Уилмо, наверняка, и сам не представлял, какой неоценимый подарок сделал “бабусе”. Впрочем, этот добрый мальчик всегда был таков: он мало что понимает, но поступает, что бы там ни было, правильно. И, как бы Эмилию в своё время ни поразил выбор дочери, она не могла не признать, что Уилмо был достоин любви. Как никто в их кругу. Так уж была воспитана ликарийская аристократия, что любовь никогда не играла никакой роли.

Как показало время, зря. И мечтательная, утончённая глупышка Алия, отказавшаяся от родины и титула ради любви, оказалась мудрее их всех. Вернись часы вспять, Эмилия преподавала бы Джейру, Маркиссе и Марону не боевые чары и искусство интриг, а великое искусство быть человеком…

Но часы не поворачивают вспять.

Эмилия прикрыла глаза, позволяя темноте великой Моры на миг стереть весь окружающий мир, выморозить из сердца всё лишнее.

“Тёмная Мать, открой, что предначертано?” — шепнула она.

Часы остановились.

Ну вот и ответ, верно? Не больше, но и не меньше тоже.

Кивнув сама себе, Эмилия решительно направилась к своему шкафу: как ликарийская аристократка, прошедшая придворную школу, вещи, собранные для внезапного бегства, она держала наготове всегда.

Пережив великое множество войн и смут, понаблюдав, светски улыбаясь и обмахиваясь веером, за казнью любимой сестры, отправив на верную смерть обожаемого племянника, произнеся тем же вечером все положенные тосты на свадьбе дочери, что выходила замуж за убийцу тётки и врага их веры… После всех этих жизненных поворотов леди Эмилия знала, точно и наверняка: случиться может что угодно. В любой момент.

И, если сегодня ты счастлив, богат и любим, знай, что твой мир — лишь дом из карт.

Каким бы он ни казался надёжным, на поверку всё равно выяснится, что он может рухнуть в любой момент.

Разумеется, дети собрали всякую ерунду.

Тут ничего не попишешь: перед самой смертью Алия выбила у Эмилии обещание, что та не станет учить внуков ни боевой магии, ни жизненным премудростям ликарийской аристократии.

“Они должны вырасти нормальными, — говорила, помнится, дочь. — Не параноидальными психами, в любой момент ожидающими нападения и проверяющими каждый напиток на наличие яда; не странными людьми, которые даже в самые мирные времена сидят на тюках с тревожным сбором, подспудно предполагая, что в любой момент их могут прийти арестовывать или убивать; не стайкой хищников, бьющихся за мясо. С меня достаточно, спасибо! Я насмотрелась такого в детстве. Я вышла замуж за нормального, вменяемого, работящего человека со свободной душой. Я хочу, чтобы мои дети росли в здоровой атмосфере.”

И что тут возразишь?

Ну то есть как… Случись оказия, Эмилия нашла бы, что сказать в ответ.

“Жизнь не настолько проста, — сказала бы она, — и слабым в ней не место. Детей надо воспитывать, как воинов; они должны с самого начала знать, что небо в любой момент может упасть им на голову. Что богатые щедрые родители могут в любой момент оказаться в суде или на плахе, любимые братья и сёстры — однажды стать врагами в борьбе за наследство, что мир может обернуться войной, изобилие — голодом и мором, друзья — злейшими врагами. И дети должны осознавать, что один другому всегда зверь, и в эту жизнь надо уметь вгрызаться клыками и когтями. Потому что она — бой, нравится тебе это признавать или нет.”

Ещё Эмилия могла бы добавить:

“Ты объявила, что отказываешься от боевой магии и хочешь стать обычной женщиной, матерью обычного семейства, женой человека, рождённого в канаве, неспособного колдовством даже ужин без специальных артефактов разогреть. Ты отказалась от всех своих привилегий, пошла против семьи, запечатала магию, тем самым укоротив свой век — и хочешь такой же доли детям?”

Она могла бы это сказать, о да.

Но знала прекрасно, что дочь ни о чём не жалеет. И, что хуже всего — вполне вероятно, правильно делает, что не жалеет. Как показала практика, это был достойный выбор… ошибочный и отчаянный. Но достойный. И куда более смелый, чем могло бы показаться на первый или даже второй взгляд.

Потому, сидя у постели умирающей дочери, леди Эмилия не могла не дать ей требуемого обещания: есть на свете вещи священные. У леди Эмилии таких мало осталось, но — были.

Всё ещё были.

-

Так что она только мысленно вздохнула, окинув взглядом собравшуюся перед ней компанию.

Особенно грустно ей почему-то стало при взгляде на паука в банке, которого прижимала к себе Энжи. И надо было сказать, что тащить его за собой нет никакого смысла, всё равно бросить придётся, но решила пока повременить: зверь небольшой, несъедобный, не особенно ценный. Вдруг получится выпустить его уже за городом? Так у животинки будет чуть больше шансов выжить — что по таким временам лучшее милосердие из возможных.

В такие моменты зверей жаль до слёз, как полностью зависимых. Уж это она помнила ещё по тому эпизоду из юности, когда во время осады крепости жребий пал на её пса.

Люди выжили тогда, но мясо она потом много лет есть не могла. Просто не могла, и всё: стоит почуять запах, как снова вспоминается последний взгляд единственного её друга, которого она могла бы назвать настоящим..

В Бездну! В Последнюю, ту самую, из которой возврата действительно нет.

Она не будет думать об этом. Не будет снова мысленно туда возвращаться.

Есть вещи, здесь и сейчас. Ничего больше. Забыла, Эмилия?

А здесь и сейчас она ведёт детей за собой, отмечая про себя, что поклажу Лина придётся как минимум ополовинить, и выкинуть современные магические игрушки, которые не только дарят музыку и иллюзии, но и фонят в энергетическом плане так, что видно издалека. И половину поклажи Бетты, что идёт за ней следом своими ногами, придётся оставлять тоже, хотя там всё относительно толково: одеяла, и раскладывающаяся палатка, и прочие полезные в походах вещи, которые она привыкла брать с собой, когда Уилмо вытаскивал их всех на природу.

Молодец, девочка, что уж. Одно плохо: Лали и Лиссу и так придётся брать на руки, и самоходная машина будет перегружена, тут без вариантов. И это не говоря уж о вопросе с остальным обслуживающим персоналом, который…

— У нас украли горную самоходную машину, — сказал Уилмо. — И, хуже того, все кристаллы.

Ну вот, чего и следовало ожидать.

— Брен и Бонна постарались? — уточнила Эмилия.

Брен и Бонна — супружеская пара, которая жила в квартире над улиточным стойлом и взамен помогала в уходе за животными, домом и самоходными машинами. Многое в доме было магизировано, так что работы у них было не так уж много, как казалось на первый взгляд; но, как бы далеко ни шагнула домашняя артефакторика в драконьем краю, а всё равно оставались вещи, которые может сделать только существо разумное. Эти двое в таких вопросах были весьма полезны. И милы. Бонна любила повторять, что внуки Эмилии для них с мужем — всё равно что семья…

Впрочем, такие слова редко чего-то стоят, когда начинает гореть небо.

— Они забрали все магические кристаллы. Все, даже запасные!

Уилмо смотрел на неё, и её внутренне передёрнуло от беспомощной злости в его глазах.

Стало горько. Этот мальчик, который за годы стал ей ближе настоящего сына… Этот добрый, сильный, старательный мальчик, который так любил её дочь.

Что мне сказать тебе теперь?

Извини, мальчик, но твоего мира больше нет.

Горят зелёным пламенем твои фабрики, которые ты строил всю свою жизнь — а то, что не сгорит, без сомнений конфискуют победители.

Кто бы ни победил — потому что для нас с тобой, боюсь, враги и те, и эти.

И, что хуже, тем же зелёным пламенем нынче горят старые связи и клятвы, слова и обещания, нормы морали и социальные правила; так оно обычно бывает.

Больше некого звать, если тебя обокрали и если тебя убивают. Не на что опереться, стараясь отыскать под ногами твёрдую землю.

Под горящим небом действуют другие правила.

— Скорее всего, они забрали кристаллы на продажу, — сказала Эмилия. — Разумно с их стороны. Здесь, сейчас эти игрушки будут стоить целое состояние, можно не сомневаться… Уилмо, придётся брать обычную самоходную машину. Сейчас нужно пройтись по соседям и попытаться купить какие угодно кристаллы… Надо попытаться в лавке артефактора ниже по улице. На вот, возьми.

У Уилмо было потрясающе выразительное лицо, как минимум, в некоторые моменты. И что уж он сейчас был потерян, но выражение его лица в момент, когда он увидел белые диаманты, стоило многого.

— Ба… кхм… — он запнулся, очевидно, споткнувшись на привычном прозвище. — Откуда это у вас?

Не будь обстоятельства настолько драматичными, Эмилия мысленно рассмеялась бы.

Иногда она задавалась вопросом: а знал ли её зять вообще, насколько высоко стояла их семья на самом деле? В брачных документах дочери стояла фамилия прабабки, а в разговорах она всегда осторожно обходила эту тему. И вот теперь, кажется, у неё есть подтверждение.

— Оставь глупой бабушке её секреты, возьми драгоценности и поспеши.

— Вы же не думаете всерьёз, что я отдам нечто настолько драгоценное за обычные энергетические кристаллы? У меня есть деньги! Спрячьте это, чтобы никто не видел, и…

— Уилмо. Если тебе продадут кристаллы за деньги, покупай, не торгуясь. Но если вдруг окажется, что у тебя не хватает прямо сейчас денег, отдавай диаманты. Мы поняли друг друга.

— Это…

— Теряем время.

Вдали что-то снова загрохотало. Уилмо на миг закрыл глаза, а потом решительно развернулся и вышел в ночь.

Уилмо всегда с большим подозрением относился к россказням о путешествиях в другие миры.

Ну, эти популярные истории о всяких там ребятах, которые провалились в межмировой портал и там поимели приключения и прочее.

Так вот, Уилмо был в этом вопросе человеком простым, как репа. В том смысле что вся эта “романтика межмировых путешествий” его никогда особенно не прельщала.

Ну оказалися ты такой хрен пойми где, хрен пойми зачем, в местечке таком, что если ты можешь дышать местным воздухом, то уже считай очень повезло, а если при этом ещё и нашёлся способ установить речевой модуль и общаться с местными, то уже вообще считай сказка. При этом у тебя документов нет, активов нет, понимания местных реалий тоже нет… То ещё развлечение.

То есть, для всяких там могущественных бессмертных тварюшек и супермагов, заскучавших Жрецов и прочих иже с ними провалиться в другой мир — ничего себе развлечение. Иногда, вестимо для пущего веселья, ещё и памяти себя лишают, чтобы сосем уж весело стало… Говорят, оказаться в таких обстоятельствах — чуть ли не единственная возможность для них по-настоящему развлечься.

Но Уилмо, так уж вышло, был мужиком скучным, почти примитивным, от изысканных развлечений всяких утончённых ценителей очень далёким. Ему подавай нормальные путешествия, с какими-никакими деньгами в кармане и понятной целью, а не вот это вот всё. Да и вообще, от добра добра не ищут, и дома на его вкус таки лучше. После командировки в вольный город Чу, понасмотревшись, как же сказочно там живётся попаданцам, он окончательно и бесповоротно решил, что про всякое там иномирье даже в страшном сне знать ничего не желает. Не для людей семейных, основательных и своё дело имеющих эти развлечения…

Но теперь Уилмо казалось, что он и правда оказался в параллельном мире.

В этом мире его фабрики догорают, в небе сцепились драконы, тёща, с которой он привык обмениваться дежурными язвительными репликами, оказывается права в своих дурацких предположениях, да ещё и протягивает ему невесть откуда взявшиеся камни, достойные королевских сокровищниц…

Уилмо был простым парнем. И не самым плохим на свете мужем.

Его любимая жена сказала: “Моя семья аристократы, они отказались от меня, и мы не будем говорить о подробностях,” — и они не говорили.

Она сказала: “Не спрашивай у меня о моей семье, пожалуйста,” — он не спрашивал.

Она сказала: “Можно, моя мама поживёт с нами? У неё аристократические замашки, но…” — закончить ей Уилмо не дал, просто поцеловал.

Он мог бы сказать: “Знаешь, я ещё помню, как умерла моя собственная мать. И всё прекрасно понимаю.”

Он мог бы сказать: “Ты пошла со мной, когда у меня не было почти ничего, поддерживала в самые тёмные часы, подарила мне детей и всегда была на моей стороне — а значит, я на твоей.”

Он мог бы сказать: “Ты ведь знаешь, что можешь доверять мне, правда?”

Но это всё было как-то слишком пафосно, а он мужик простой. Потому в итоге он сказал: “Это же хорошо, что твоя мама приезжает! У нас пустует западное крыло, и отделать его всё руки не доходят. А теперь мы можем забацать что-нибудь подходящее для аристократки. Хорошая же новость, а? Будет интересно!”

И не сказать, чтобы в итоге он так уж обожал леди Эмилию — старая сварливая аристократка с бзиком в голове, от которой отказались её собственные дети. Но она была матерью Алии, потому Уилмо грызся с ней, но чисто по-родственному, на нейтральные темы.

И никогда не спрашивал о прошлом — кому же приятно вспоминать такое?

Может быть, зря не спрашивал. Но что уж менять.

Но факт остаётся фактом: безумная леди Эмилия, обладательница аристократических замашек и крутого нрава, явно понимала этот новый мир, в котором они вдруг проснулись, намного лучше, чем сам Уилмо.

По крайней мере, насчёт цены на кристаллы она тоже оказалась полностью права.