Корнуолльские Ведьмочки и Непредвиденные Последствия

Глава 27. Призрак Дома Хаффлпафф

Купить на летних каникулах компьютер папа обещал ещё зимой.

Магазин, куда куда тётя Рейчел привела Эрин, больше напоминал большую мастерскую, или даже маленький цех. Вместе с другими собравшимися в магазинчике детьми, девочка взяла отвёртку и, под наблюдением тёти, начала по выданной инструкции развинчивать большой бежевый корпус. Ведь прежде, чем начать пользоваться компьютером, нужно хорошо выучить, что у него внутри и как оно работает.

Сняв крышку корпуса, что потребовало значительных и непривычных усилий, Эрин поставила компьютер на ярко освещённый стол и принялась разглядывать его содержимое. Преподаватель, высокий пожилой мужчина в тёмно-синем комбинезоне, показывал указкой на разные детали, а дети должны были отвечать, что это такое. Эрин всё назвала правильно и даже удостоилась похвалы, отчего смущённо зарделась.

Но это было только начало, потому что дальше ей предстояло заменить неисправную деталь. Вытащить её оказалось несложно, тем более что под рукой оказались нужные клещи. А вот найти замену оказалось непросто — Эрин облазила оба стеллажа с компьютерными деталями, но нужная оказалась на самой верхней полке, под потолком, куда пришлось лезть, как коту, хватаясь за всё подряд.

Держаться за стеллаж было неудобно, рамы и полки покрывали острые заусенцы, так что то, что Эрин была ведьмой, оказалось очень кстати. С помощью Парящих чар она ловко пролетела над головами остальных ребят и опустилась на пол уже около стола с компьютером.

Деталь идеально подходила для замены, и девочке осталось лишь прикрутить её винтиками. Преподаватель сказал, что их делают на дальнем станке и Эрин направилась в глубину цеха. Свисающие с потолка покачивающиеся лампы дневного света заставляли тени от стеллажей и стоявших в глубине помещения станков дрожать, будто в них кто-то прятался.

Парить над полом оказалось очень удобно, как летать в невесомости. Немногочисленные рабочие, работавшие в цеху, восторгались ловкостью девочки и хлопали в ладоши. Коробка с готовыми винтиками стояла на полу, около станка, на который указал преподаватель. Эрин решила повторить красивое приземление у стола, но зацепилась штаниной за какую-то рукоять и чуть было не навернулась, в последний момент сгруппировавшись и перекатившись по полу — точь-в-точь, как её учила Рейчел.

— Для кого инструкция по безопасности писана! — мастер цеха отвесил подзатыльник стоявшему рядом со станком рабочему. — Почему щиток не был опущен на место?!

— Да я только подошёл!.. — начал было оправдываться тот.

— И должен был сразу же осмотреть рабочее место! А если бы произошёл несчастный случай?!

Эрин тоже почувствовала себя немножко виноватой, что из-за её ловкачества ругают постороннего человека, так что она быстро схватила столько винтов, сколько поместилось в руку и полетела обратно. На сей раз держась ближе к потолку, чтобы ни за что не зацепиться.

Рейчел, конечно же помогла Эрин поставить деталь на место — держала её, пока девочка крутила отвёрткой, светила Люмосом внутри корпуса и поставила на место тугую крышку. Но когда они закончили сборку и были готовы предъявить результат, оказалось, что преподаватель куда-то ушёл.

— Чёрт, это мне теперь ждать следующего раза, чтобы получить компьютер? — надулась Эрин.

Потратить целый день и ничего не получить было очень обидно. И вдвойне обидно оттого, что до настоящего момента девочка была просто таки уверена, что всё идёт отлично, и уже скоро она сможет целый вечер сидеть и играть во что-нибудь. Или читать. Или писать статьи для забавного журнала «Придира», в котором обычно печатается всякая чушь, но иногда и рассказы других детей.

Эрин прочитала историю, которую слизеринка Куинни Смит написала для журнала и, если бы лично не знала автора, то точно решила бы, что это древняя легенда, придуманная викингами. У мисс Смит здорово получалось придумывать красивые и вычурные фразы и Эрин хотела научиться так же.

Но, похоже, всему этому было не суждено случиться…

— Преподаватель пошёл куда-то вниз, насколько я заметила, — подсказала Рейчел. — Предлагаю пойти и поискать его! В конце-концов, что мы теряем?

Тут тётя, конечно, была права. Оставив компьютер на столе, они отодвинули отделявшую лестничную площадку занавеску и направились вниз по широкой винтовой лестнице из литого чугуна. Спустившись на несколько этажей и так никого и не найдя, Эрин было загрустила, но тут её позвала тётя, опережавшая девочку на пару пролётов.

Перегнувшись через перила, Эрин увидела огромный стол, не меньше двадцати футов шириной, на поверхности которого располагалась игрушечная страна. Самая настоящая, с полями, лесами, реками и лугами, маленькими деревушками и большой столицей у дальнего края. А над столицей возвышались тонкие круглые башенки королевского — чьего же ещё? — замка с остроконечными небесно-голубыми крышами.

— Какая прелесть! — прошептала Эрин. От восторга у неё перехватило горло.

— Присоединишься? — весело помахала рукой Рейчел, показывая на петляющий по карте широкий тракт, для удобства расчерченный на клетки.

— Ещё бы, спрашиваешь! — подскочила девочка, перелезла через перила и, тщательно прицелившись, прыгнула на клетку с надписью «Старт!»

Замок впечатлял.

И снаружи и внутри он был именно таким, каким и полагалось быть королевскому замку — покрытые снаружи мхом светло-серые башни и зданий внутри блистали полированным мрамором, золотом, хрусталём люстр и серебром многочисленных зеркал. Шторы алого бархата оттеняли пастельные тона шёлковых нарядов гостей, под звуки вальса кружившихся в бальном зале.

Принцесса, внимательно наблюдавшая за происходящим с небольшого балкончика, прищурилась. Тёмная кожа кюлотов и сапог, воронёная сталь тонкой плетёной кольчужки под сапфировым аби разрезного бархата с тонкой золотой вышивкой казалась чуждой на королевском балу. Но пропустить его изгнанница не решилась, несмотря на двойное количество стражников во всей столице и тройное — во дворце. Проверив, легко ли выходит из ножен прямой меч, которым она научилась владеть во время приключений в восточных землях, принцесса побежала к боковой лестнице.

Сегодня принц, с которым они были обручены ещё с детства, должен был взять в жёны её гадкую сводную сестру, ухитрившуюся, вдобавок ко всему, завести с кем-то интрижку незадолго до свадьбы. Пышное платье невесты успешно скрывало этот недостаток, да и вообще его пока не было заметно, но изгнанница знала это точно. А, поскольку будущим отцом не мог быть принц — это тоже была одна из тех вещей, которые принцесса знала наверняка — ему следовало обо всём рассказать.

Прокрасться в комнаты принца было несложно — расположение тайных и просто малоизвестных проходов принцесса помнила с детства. Сам принц, следовало отдать ему должное, почти не испугался появления в своих покоях вооружённой девушки. История об изгнании, или, как объявила мачеха, о пропаже юной принцессы, произвела на юношу большое впечатление, а известие о том, что будущая супруга носит под сердцем чужого ребёнка, заставило его ужаснуться. Полные решимости сделать так, чтобы после стольких лет обмана справедливость восторжествовала, принц и принцесса направились вниз, в королевские покои, где, после давней кончины короля, безраздельно властвовали королева-мачеха и её лживая дочь.

Они спускались всё ниже и ниже, ловя на себе изумлённые взгляды придворных, лакеев и стражников. Зачарованные двери, что должны были открываться лишь перед членами королевской семьи, пропускали принца в сопровождении изгнанной принцессы. Удивлённые шёпотки становились все громче, и вопрос «Что это за благородная неизвестная леди сопровождает принца?» был написан на каждом встречном лице.

Перед комнатами королевы-мачехи молодые люди остановились. Принцесса знала, что после её изгнания мачеха со своей дочерью подменили зачарованные двери на хитрый механизм, что должен был с огромной силой захлопнуть их, стоило лишь кому-то не посвящённому в их тайну наступить на скрытые под паркетом чувствительные пружины — или наоборот, не наступить на нужные? И даже если бы незваная гостья успела отпрыгнуть, весь двор бы убедился, что перед ними самозванка, а вовсе не родная дочь покойного короля.

Как бы то ни было, не мешкая ни мгновенья, девушка шагнула вперёд. На самом деле, благодаря Парящим чарам сапоги принцессы зависали буквально в паре линий[74] от паркета, но всем, включая замерших на месте стражей, показалось, что принцесса-воин просто решительно прошла сквозь опасную ловушку, тем самым утверждая своё право по крови находиться в любом месте королевства.

Включая, разумеется, и покои своей мачехи.

Королева-мачеха была опытной колдуньей и не стала ждать встречи с вернувшейся падчерицей. Рассчитывать на внезапный приступ снисхождения и милосердия они с дочерью тоже не собирались. Прихватив свои (и частично чужие!) вещи, злодейки нырнули в тайный ход, о котором не знала даже принцесса. И только их и видели!

Не раздумывая, принцесса выхватила меч и вместе с принцем бросилась в погоню.

Длинный извилистый коридор закончился винтовой лестницей, по которой беглянки поднялись и, через боковые двери кирпичной пристройки выбежали на Вестминстер Бридж Роуд, что неподалёку от вокзала Ватерлоо. Мачеха-колдунья огляделась и, ухмыляясь, выхватила волшебную палочку — раз уж жители волшебной страны больше их не видели, ничто не мешало убить ненавистную дочь своего покойного мужа и вновь занять трон.

Принцесса в последний момент увернулась от молнии, как вдруг земля задрожала. Станция «Ламбет норс» располагалась всего в семидесяти футах под землёй, так что лёгкая тряска от поездов ощущалась очень хорошо, особенно если стоять прямо над туннелем. Но жители волшебной страны ничего не знали о жизни нормальных людей, и королева-мачеха, и сводная сестрица занервничали.

Принцесса улыбнулась так ехидно, как только могла.

— А вот и кавалерия Из-Под-Холмов!

Страх перед фэйри стал последней каплей. Мачеха развернулась и бросилась наутёк, её дочь, замешкавшись, поспешила за ней. Ловким движением принцесса проткнула мечом живот гадкой сводной сестры и, развернувшись к колдунье, увидела, как та воткнула отравленный кинжал в бок оказавшегося на её пути растерянного полицейского. Принцесса бросилась за ней…

Это было неправильно. Вообще всё было неправильно. Эрин буквально заплакала от обиды… и стыда. Принцесса не должна была убивать почти родившегося ребёнка! Что бы ни делали взрослые, какие бы гадости они ни творили — детей трогать было нельзя!!!

Что-то осторожно коснулось головы Эрин.

Время повернулось вспять. Меч ударил сводную сестру в горло. Колдунья на бегу начала доставать отравленный кинжал, но в двух шагах от полицейского ей в спину воткнулся брошенный принцессой меч.

Что-то мягко придавило волосы.

Месяц спустя состоялась долгожданная свадьба принца с настоящей наследницей волшебного королевства. Эрин в пышном свадебном платье держала в руках свёрток с младенцем и, слегка улыбаясь, гладила его пальцем по личику и смотрела как он чмокает губками…

— Ай!

Шарожоп, положив лапу на голову хозяйке, аккуратно подцепил кожу одним когтём и тихонько тянул на себя. Убедившись, что Эрин проснулась, довольный книззл спрыгнул на пол и вопросительно мряфкнул.

Часы показывали без четверти шесть воскресного утра.

— Tolla’thon[75]! — с чувством произнесла почти тринадцатилетняя ведьма, безуспешно пытаясь пнуть обнаглевшего фамильяра через одеяло.

Книззл ухмыльнулся и очень достоверно изобразил самое несчастное выражение морды, которое только умел.

Некоторое время Эрин пыталась снова заснуть, но впечатления от сна не давали ей даже закрыть глаза. Впервые в жизни девочка испытывала стыд и даже страх — не от собственно сна, а от того, как она себя повела. В конце концов смирившись с тем, что выбросить его из головы не получается, Эрин вылезла из-под балдахина и побрела в ванную комнату.

Стоя перед зеркалом с зубной щёткой, она вдруг вспомнила, как недавно рассказывала свой сон Салли-Энн — будто какие-то мелкие бесенята ей во сне заменили все зубы на острые клыки. А утром, когда Салли собиралась почистить зубы, пришли интересоваться её мнением о проделанной работе, причём полный рот клыков ужасно понравился спящей Салли-Энн. Вот у Перкс был нормальный, забавный сон, а не это вот всё…

Подумав немного, Эрин вроде как поняла причину того, почему сновидение про давно ожидаемый компьютер повернуло куда-то не туда. Ещё с прошлых выходных Элли Преддек была чем-то озабочена, а после вчерашней почты и вовсе ходила, будто в воду опущенная. Как наследница британской ветви рода и будущая управляющая всеми торговыми вопросами Дома Преддек в Магической Британии, даже в Хогвартсе Элли должна была быть в курсе всех событий, так или иначе затрагивавших международные отношения. Включая очередное обострение конфликта в Северной Ирландии, детали которого принесла вчерашняя сова.

Взрывы бомб Ирландской Республиканской Армии недельной давности, унёсшие жизни двух детей, трёх и двенадцати лет, в графстве Чешир, привели к ответным акциям устрашения со стороны унионистов. Вслед за убийством посреди рабочего дня одного из членов партии Шинн Фейн, боевики Ассоциации Обороны Ольстера после расстрела строительной бригады устроили набег на популярный у католиков торговый центр, где также убили несовершеннолетнего продавца и ранили ещё нескольких.

И хотя дела магглов, если верить Министерству Магии, не должны касаться волшебников, настроение десятка обучавшихся в Хогвартсе ирландцев стремительно дрейфовало куда-то в направлении плинтуса.

Выходить из покоев Дома ученикам разрешалось только после семи часов утра, а жаворонков в Доме Хельги отродясь не водилось. Чтобы не сидеть в Общей гостиной попусту, Эрин приняла душ и как следует вымыла голову, после чего распушила волосы и уселась поодаль от камина, ожидая, когда те высохнут.

— Чудесное место наша гостиная, не так ли? — Толстый Монах парил в воздухе рядом с закреплённым цепями на потолке глубоким латунным блюдом, с которого пышным водопадом свисали сотни тонких побегов какого-то вьюнка; вздрогнувшая от неожиданности Эрин заметила, что взгляд призрака бегает где угодно, кроме её кресла. — Честно говоря, именно здесь я впервые понял, как должны выглядеть райские кущи…

Эрин немного нервно хихикнула. Ну да, именно в Общей гостиной на первом курсе, она поняла, что Дом Хаффлпафф вполне может стать отличной заменой Слизерину, куда Шляпа так нагло отказалась её распределить.

— Доброе утро, господин Монах! Не думала увидеть кого-то здесь в такую рань!

— Покинув мир живых уже не нуждаешься в еде, сне и даже крыше над головой, — Монах подлетел к большому, напоминающему иллюминатор круглому окну и то ли сел, то ли улёгся на его обрамление. — Не уверен, можно ли это считать наградой — мне кажется, это ближе к расплате, если не сказать проклятью…

— Да, я помню! Вы уже столько веков мечтаете попробовать крапивный ярг из Корнуолла!

— И не только его, не только его… Не просто так считается, что ни одна живая душа не может долго существовать в условиях абсолютной реальности и не сойти с ума; говорят, сны снятся даже лукотрусам и флоббер-червям.

Эрин подумала, что Толстый Монах так и не ответил, что он делает так рано утром в пустой гостиной — раньше она его никогда здесь не замечала. И не слышала, чтобы видел кто-то другой.

— Ну так что вы делаете здесь так рано утром? — напрямую спросила девочка.

— Жду тебя. Ты же помнишь тот ваш разговор с мистером Финниганом, вскоре после Дня Всех Святых, после того, как… умерла Паски?

Эрин помнила. Это было очень неприятное воспоминание, но, кажется, она начала понимать, куда ведёт разговор Толстый Монах.

— Тут есть очень важная мелочь. Точнее, то, что многие считают мелочью. Видишь ли, всё имеет своё начало и свой конец…

— Omnia tempus habent, et momentum suum cuique negotio sub caelo[76]… — помрачнела Эрин.

Призрак коротко кивнул

— Экклезиаст, глава третья. Время рождаться и время умирать, время плакать, и время смеяться… Ну, и так далее, обнимать и уклоняться от объятий, молчать и говорить… Вот говорят, ничто не вечно под Луной — но ведь не вечна и сама Луна! Лет пять назад мисс Али с Рейвенкло рассказывала мне, что магглы сумели отправить на Луну голема…

— Магглы и сами ходили по Луне, между прочим!

— Да, это она мне тоже рассказывала, но дело в том, что с помощью этого голема магглы измерили расстояние до Луны и выяснили, что оно постоянно увеличивается, на полтора дюйма в год! И когда-нибудь даже она исчезнет с нашего небосвода — хотя, конечно, это займёт миллионы лет, а столько, вполне вероятно, не суждено существовать даже призраку! Сложно поверить, я так и не смог понять, как можно создать голема без волшебства, да… Но что нам до Луны, если честно? Люди, гоблины, эльфы, сиды, кентавры те же — гораздо более не вечны, если можно так сказать! И потому так тяжело воспринимаем как нашу собственную, так и чужую… смертность.

— Вы знаете про?..

Эрин не знала, как спросить, но призрак её понял.

— Про тех магглов, кто был убит недавно? Да, я слышал… Мисс О’Нил и мистер Финниган очень громко ругались по этому поводу. Увы, хотя они и родственники, но принадлежат разным конфессиям, а это, к сожалению, всегда было поводом для распрей, даже в Магической Британии… Но ведь беда затронула не только Риону и Шимуса. Хуже всего, когда никто не понимает, в такое время мятущейся душе крайне опасно оставаться одной со своим горем. Ведь оно может сокрушить даже самого сильного!

— Вы хотите, чтобы я с ними поговорила? Но что я…

— Через тридцать четыре минуты я начну утреннюю мессу в школьной часовне, — Толстый Монах добродушно улыбнулся.

— В нашей школе есть часовня?! — вскочила Эрин.

— Через Средний дворик, по левой дорожке от главного входа в библиотечное крыло. Я знаю, твоя подруга мисс Преддек тоже удивилась. Но в те времена, когда я учился в Хогвартсе, среди учеников было много добрых католиков, а где овцы, там надлежит быть и Церкви! Конечно, в следующем веке известные всем нам события события плохо отразились на пастырском служении в этих стенах, но часовню мы отстояли. Хотя после принятия Статута, должен признать, дела пошли ещё хуже, а в нынешнем столетии живые вообще редко посещают мессы…

— А что хотела Элли?

— Помолиться, — пожал плечами призрак. — Покаяться, хотя бы только перед собой и Господом, поскольку, увы, клириков в Хогвартсе нет и некому исповедовать малых сих. Её одолевают тяжёлые мысли и недостойные желания… Хотя узнав их причину, должен признать, если бы я был жив, то мог бы и одобрить их… и потом пришлось бы накладывать на себя епитимью…

— Элли вам тоже призналась, что на секунду захотела сжечь тех убийц заживо? — поинтересовалась Эрин, накидывая мантию.

— Да, — печально кивнул Монах. — Очень недостойные, опасные мысли и я прекрасно их понимаю… Но не оправдываю!

Когда Эрин добралась до часовни, Пол Каннингэм, Риона О’Нил и Шимус Финниган, как и Элли Преддек уже закончили наводить порядок — очистили от вековой пыли мебели и полы, убрали паутину с алтаря и витражей, которыми заканчивались трансепты и алтарная апсида. Призрак Дома Хаффлпафф задумчиво листал страницы Псалтыря и «Liturgia horarum», лежавших на кафедре. Утреня, Лауды и Прима уже прошли, а Терцию читать полагалось в девять утра, так что Эрин подумала, что в Литургии Часов Монах просто ищет вдохновения.

В семь утра призраки — в часовне появились мрачные монахини, которых Эрин помнила ещё по смертнинам сэра Николаса де Мимси-Порпингтона — и ученики исполнили Глорию, затем Толстый Монах прочитал «Te igitur» и молитву дня — чем-то знакомую, но Эрин не могла вспомнить, где она её уже слышала. Остальные молитвы, которые положено читать отсутствующему в Хогвартсе клирику, призрак благополучно пропустил.

— …и помяни же, Господь наш, Бог Духов и всякой Плоти, тех, кого мы помнили, и тех, кого мы не помнили, мужей истинной веры, от праведного Авеля до сегодняшнего дня; ты сам даруй им покой там, на земле живых, в царстве Твоем, в восторге от Рая, на лоне Авраама, Исаака и Иакова, наших святых отцов, откуда улетучились боль, печаль и воздыхание, где свет твоего лика посещает их и помогает им жить и и да сияет им свет вечный. Аминь.

— Покой вечный подай им, Господи, и свет вечный им да воссияет. Да почивают в мире, аминь, — несколько невпопад пропела Элли «Requiem Æternam», молитву, которой добрые католики просят Бога об освобождении душ из Чистилища. Хотя, если предположить, что слизеринка молилась не только о погибших детях, смысл в её словах появлялся.

— Ты как? — тихо спросил Шимус кузину.

— Лучше, — пробормотала Риона, сжимая челюсти и быстро-быстро моргая, чтобы прогнать предательские слёзы. — Но всё равно… Почему?!

Успевший подлететь к детям Толстый Монах громко вздохнул, привлекая к себе внимание.

— Ох, этот вопрос мне задавали бессчётное количество раз, и при жизненном служении, и в посмертном. А до того я и сам задавал его наставникам, священникам и епископам, и даже найдя ответ, не принимал его в душе многие и многие годы. Полагаю, и вам предстоит пройти тот же путь, что и мне…

Призрак улыбнулся, почти так же, как и директор Дамблдор, и жестом указал на лавку.

— Садитесь же. Даже если сейчас мои слова и пропадут втуне, это вовсе не означает, что я могу позволить себе промолчать. Хотя в искусстве проповеди, увы, я не столь силён, как хотелось бы! Ведь действительно, как объяснить существование зла в мире? Страданий праведных, убийств, штормов и наводнений? Чем объяснить смерть невинных?

Сам Монах расположился на скамье перед детьми, оказавшись намного ближе, чем если бы он взошёл на кафедру, и его негромкий голос был прекрасно различим.

— Среди волшебников, особенно богатых и могущественных, бытуют разговоры, что раз уж Господь всемогущ и любит нас, то зла быть не должно! А значит, или же Бога нет, или же Он не всемогущ, или Он просто нас не любит. Нет-нет, я не единожды слышал подобные аргументы в стенах школы, Риона! Тебя наставляли равнодушные пастыри, и нет в том твоей вины.

— Я слышала, что по Святому Писанию ответ на тайну зла — это история спасения, начиная с первородного греха и заканчивая смертью и воскресением Иисуса. Но, если честно, это больше похоже на пустые отговорки, или вроде того. Вот вам книжка, выучите наизусть и всё поймёте, а если не поймёте, то это вы сами такие тупые, нечего тут дурацкие вопросы задавать! Знаете, у Бинса в лекциях и то смысла больше…

— Если бы профессор услышал тебя, то даже и не знаю, удивился ли он больше или обрадовался, — в глазах призрака прыгали смешинки. — Но позволь мне сначала не переубеждать, но лишь высказать вслух несколько мыслей, что помогут несколько глубже осмыслить прозвучавшую проблему. И, надеюсь, немного лучше в ней разобраться.

Бывают всякие бедствия — бури, потопы, землетрясения. Согласно трудам святых отцов, стихийные бедствия суть следствие первородного греха: человек хотел независимости от Бога и внёс беспорядок, из-за которого низшие творения не подчиняются высшим. Но я считаю, что подобное «природное зло» не есть зло как таковое.

Вот шестьдесят лет назад случилось землетрясение, в сотне миль к востоку от Йоркшира. На побережье рушились скалы, в нескольких городах развалились печные трубы, бились окна, церковный шпиль в Файли погнулся. В Лондоне, говорили, у какой-то статуи отвалилась голова[77]. Это была такая буря — вы не можете себе представить! Часть церковной крыши провалилась, столы и стулья валятся… Монахини — ну, вы их ещё на смертнинах Почти Безголового Ника встречали — так испугались, что не могли вспомнить, как их зовут. А вот для маггловских печников и стекольщиков, изрядно бедствовавших, случившееся было спасением! Кто-то пострадал — да, можно сказать, что это всего лишь магглы, и что их в день под колёсами их же повозок погибает больше, но для родных это не утешение. Но что просила у Бога жена йоркширского хирурга, в кабинете которого оказались пострадавшие и почти не было других пациентов? Ей были нужны деньги на дорогостоящий пансион для сына… Семьи плотников и каменщиков, получившие дополнительные заказы от городских и окружных властей, молились совсем не о том, о чём просили Бога их соседи, вынужденные выбрасывать сломанную мебель. Можно часами обсуждать, кому в итоге стало жить лучше, а кому хуже, считать количество страданий и благ, но вряд ли получится найти истину, так как для этого пришлось бы выслушать абсолютно всех людей, которые тем или иным образом выиграли тогда или проиграли. Случившееся не зло, но стечение обстоятельств. Людям же следует приспосабливаться к ним и не проявлять небрежения.

— А то, что сотворил человек? — с горечью спросила Риона О’Нил. — Это тоже обстоятельства, к которым нужно приспосабливаться?

Монах неожиданно погрустнел.

— Увы, нет. То, что есть результат намеренных действий — и есть настоящее зло. В свой время… помнится, тогда я служил в Линкольне, мы много спорили с каноником Буршье[78], ещё до того, как он получил место пребендария в соборе Святой Марии — кстати, затем он почти сразу же стал и канцлером Оксфорда, представляете? — о природе добра и зла. И тогда я пришёл к выводу, что первопричина у них едина. Свобода.

— Свобода? — удивлённо переспросил Шимус.

— Свобода, — кивнул Толстый Монах. — Забери у людей свободу — и не будет клеветы, лжи, воровства, ненависти. Не будет убийств и насилия. Но не будет и таких людей, как святой Туркетиль, святая Маргарет Клитроу[79], не будет миллионов других добрых людей… И таких, как святой Патрик, заступник Ирландии — разве осознал бы он пагубность винопития и прелюбодеяния, не будучи похищен ирландскими разбойниками? А не бежав из плена, зачем было бы ему возвращаться на остров с проповедями?

Святой Патрик являлся серьёзным аргументом, возражать против которого было глупо.

— Убрав первопричину зла, мы бы в то же время убрали и причину добра. Один молодой человек как-то сказал, что зло не существует само по себе. Зло есть лишь отсутствие добра, подобно тому, как тьма и холод — отсутствие света и тепла. Всего лишь слово, используемое человеком, чтобы описать отсутствие Бога. Не Бог создал зло. Зло — лишь результат того, что случается с человеком, в сердце которого нет добра. Это как холод, наступающий при отсутствии тепла, или тьма — при отсутствии света.

— И этот молодой человек был?.. — тут же спросил Шимус.

— Блаженный Августин[80]! — хитро улыбнулся Толстый Монах и пожал плечами. — Так что на шестой день Творения Господь наш мог, конечно, расслабиться и населить Землю только животными — тоже ведь неплохо, да? Эдемский сад, реки, скалы, трава и деревья, звери, рыбы и птицы — к кому бы мог тогда обратился Искуситель? Но Он выбрал другой вариант и сотворил Землю такой, какой мы её знаем. Где есть также такие существа, как люди… ну, положим, и гоблины, и кентавры, и оборотни с вампирами, и даже сиды, да простит им Господь грех непомерной гордыни! Наделённые свободой, а значит, способностью творить как зло, так и добро! Да, в этом мире есть боль, но, без сомнения, есть и любовь. И когда зло вошло в мир с первородным грехом, Бог решил полностью погрузиться в него, чтобы исправить и улучшить его, насколько это возможно — но, опять же, не нарушая свободы!

Монах посмотрел на детей, внимательно слушавших его речь.

— Мы с каноником Буршье как-то попробовали представить себе мир, где каждый раз, не часто а именно что каждый раз, когда кто-нибудь поступает неправедно или даже просто безответственно, в тот же миг Господь вмешивается и всё исправляет. Вот в тот же самый миг! Да, чтобы вам было понятнее, я приведу, пожалуй, более доступный вам пример, нежели те, что мы обсуждали после плотного ужина и горячего вина… Н-да…

Почти полтора века назад один их студентов моего Дома, что жил в Лондоне с отцом, погиб. Столкнулись два маггловских паровоза. Так не должно было случиться, но один опоздал на четверть часа и остановился на путях всего в нескольких сотнях ярдов от платформы — его место было занято другим составом и на въезде горела красная лампа. И машинист даже взял свою красную лампу, чтобы повесить её на задний вагон, но добежать не успел. Следующий паровоз на страшной скорости — двадцать миль в час, представляете?! — буквально влетел в этот поезд, смяв и тормозную тележку, и последний вагон! Дюжина погибших, включая юного волшебника…

Конечно, машинист мог отвлечься, или выпить лишнего, или прикорнуть — всякое бывает! Но магглы ведь были не дураками, у них была хитрая система звонков, и паровоз просто не мог отойти от платформы, пока со следующей не сообщат, что предыдущий поезд её уже покинул. И вот что ужасно, на платформе Льюишем, у которой и произошла трагедия, никто не звонил — магглы ведь не знают ментальной магии, поэтому они всё записывают в специальные тетради, у них в любой конторе таких тетрадей просто гора! И в льюишемской тетради для звонков не было записи, что они звонили, а в тетради на платформе Блэкхис запись о получении звонка была.

И вот представим, что сигнальщик на платформе Блэкхис твёрдо говорит машинисту, что звонка не было. Но машинист торопится, он должен отвести сына на субботнюю мессу, ведь в воскресенье он будет далеко от города, а канон гласит нам, что предписание участвовать в мессе исполняет тот, кто присутствует на ней в любом месте, где она совершается по католическому обряду либо в сам праздничный день, либо вечером предшествующего дня! Он думает, что за то время, пока он доедет до следующей платформы, другой поезд уже успеет её покинуть или же, в крайнем случае, на нём уже зажгли красную лампу, которую хорошо видно в темноте — ведь он не знает, что тот задержался на целых четверть часа! О несчастье, он всё равно разносит вагоны, потому что машинист остановившегося состава не успевает подбежать к последнему вагону с лампой. Но нет, подождите: прежде чем он догоняет предыдущий паровоз, вновь вмешивается Господь и лампа чудесным образом оказывается на месте! Наш машинист видит красный свет, лихорадочно жмёт на тормоз, чтобы избежать ужасной катастрофы, и он успевает! Правда от резкой остановки сталкиваются и валятся с рельс вагоны уже второго поезда, который столь резко затормозил. Уже его пассажиры гибнут и получают увечья! Хотя, если вагоны в момент торможения вместе с паровозом приклеились к рельсам, а пассажиры и падающий с полок багаж превратятся в маршмеллоу, то никак не пострадают. А как только опасный момент пройдёт, они снова примут первозданный облик.

— Слишком утрировано! — хмыкнула Риона.

Шимус и Эрин закивали.

— Утрировано, — согласился Монах. — Но мне кажется, так понятнее прозвучит мысль — а зачем вообще человеку что-то делать? Зачем ему думать, если всё за него гарантированно решит Бог? Любую проблему, начиная от того, какую одежду надеть утром, что выбрать на завтрак, где жить…

— Зачем любую? — Шимус не сдавался. — Нужно ту, которая причиняет боль или вред!

Толстый Монах медленно провёл по лицу ладонями, будто умываясь, и сложил их в молитвенном жесте.

— Боль или вред… — вздохнул он. — Боль может быть разной. Вот тебе нравится девочка, ты приглашаешь её прогуляться под луной, а тебя она терпеть не может и посылает куда подальше… Твоя душа рвётся на части от подобной несправедливости. Что должен сделать Господь? Заставить её принять твои знаки внимания, вопреки собственной её воле? Сделать так, чтобы она полюбила тебя от всего сердца, разбив сердце собственному избраннику?

Шимус растерялся.

— Или же, — Монах наклонился к гриффиндорцу поближе, обдав всех волной холода, — стереть уже твои чувства? Чтобы навсегда исчезли твои мысли, мечты, воспоминания? Стихи, что ты мог бы сочинить для неё, картины, что хотел написать? Какую часть твоей души ты хотел бы, чтобы Он сделал просто никогда не существовавшей? И что важнее — останешься ли ты после этого самим собой?

Призрак Хаффлпаффа повернулся в сторону восточного трансепта, на витраже которого склонил голову святой Августин Кентерберийский, вошедший в историю как «апостол англичан».

— Если бы Бог вмешивался в жизнь человека, я бы сказал, что на самом деле этот человек не живёт. Не больше, чем пешка в зачарованных шахматах, которая, хоть может быть весьма громогласной и язвить в адрес игрока и соперника, но ходить может только по его воле. В дом Лонгботтомов приходят Пожиратели Смерти, но их магия исчезает. Они хватают ножи и палки, но те превращаются в лакричные леденцы. Появляются авроры, но Господь уносит Пожирателей прочь, ведь они — тоже люди, а заключение в Азкабане — зло… Для такого мира есть только одно слово…

— Безумно? — предположила Элли.

— Страшно, — покачал головой Монах. — Такой мир страшен, ибо в нём нет места воздаянию, раскаянию и искуплению.

На некоторое время в часовне воцарилась тишина. Призрак думал о чём-то своём, дети пытались уложить в голове услышанное.

— Воздаяние… — тихо произнесла Риона.

На лице Монаха вновь появилась улыбка, на сей раз с капелькой плутовства.

— Без него никуда! Конечно, мало кто из вас знает — но ведь даже сам святой Патрик далеко не сразу стал святым! С другой стороны, оно и понятно. Всякий человек поначалу рождается, ползает по дому, переворачивает миску с кашей и таскает кошку за хвост. Вряд ли это верные признаки святости!

Риона робко улыбнулась.

— А потом человек начинает уклоняться от уроков, полезных для развития ума, и занятий, нужных для укрепления тела. Вечера он проводит с друзьями, ночи — с вином, а по утрам возвращается в отчий дом, улыбаясь и благоухая женскими притираниями. Тоже на равноапостольный образ жизни не слишком-то тянет.

Но чуть позже в дело вмешивается длань судьбы. Человека похищают прямо с любовного ложа, увозят за море, обращают в рабство и отправляют пасти овец — без женщин, вина и друзей. И вот когда человек решает, что вид на овечьи задницы есть заслуженное наказание за действительное или мнимое распутство, неуважение к старшим и общую неумеренность — тогда человек встаёт на колени, обрекает себя на добровольный пост и принимается молиться, круглые сутки…

Эрин захихикала в кулачок.

— Впрочем, в случае со святым Патриком молитва, как вы знаете, помогла: он услышал голоса, призывавшие бежать из плена, и узрел над собой огромную руку, указующую направление. Скептики, конечно, скажут, что то могли быть галлюцинации от недосыпа вкупе с недоеданием. Но мы-то с вами знаем: вот так взять и покинуть скучное овечье общество — идея, исполненная глубины и прозрения! Без вмешательства высших сил подобные мысли сами в человеческой голове не зарождаются…

Каннингэм заржал, уже не стесняясь. Девочки и Шимус тоже вовсю веселились, слушая про то, как скрывшись от бдительных овец святой Патрик последовал за перстом небес, сел на первый приставший к берегу корабль и благополучно доплыл до подходящего монастыря… Житие святого Патрика в изложении призрака Дома Хаффлпафф имело все шансы стать самой популярной школьной байкой этой весны. Особенно часть про преставившегося аббата, святого Петра, монашку и сельдерей.

— Алларг, — обратился к слизеринке призрак, когда гриффиндорцы и Эрин уже поднялись и пошли к выходу. — Ты не очень торопишься? Я хотел бы рассказать тебе ещё одну занимательную историю. Когда-то давно жил-был один благочестивый, но наивный человек по имени Джон. Впрочем, его имя абсолютно не имеет значения. И его доброе сердце сжималось от жалости всякий раз, когда он видел у входа в собор бедных детей, просивших подаяние. И даже когда наступила холодная зима, а пребендарии гоняли бездомных прочь, дети по-прежнему каждый день собирались у собора. «Да при таких морозах эти бедные дети просто умрут. Почему же Господь ничего не сделает с этим?» — часто думал Джон. И вот, однажды ночью ему приснился сон: он увидел бредущего к оленю старого больного волка, еле волочившего лапы по заснеженному лесу. «Бедный старый волк, — огорчился Джон, — Разве сможет он без лап поймать оленя? Так и умрёт от голода». Но вдруг появился лев, который поймал оленя, поел сам, а остатки бросил волку. «Как хорошо, что Господь сотворил льва», — обрадовался Джон и проснулся. А на следующий день при виде очередной дрожащей от холода девочки сердобольный герой снова спросил, почему Бог отворачивается от несчастных, ведь он не делает ничего, чтобы помочь хотя бы этому ребёнку.

На витраже западного трансепта святой Патрик, апостол всей Ирландии, задумчиво смотрел в небесную высь. Витражный Патрик был совсем не похож на того, кто мог рассказывать святому Петру анекдоты про монастырскую жизнь.

— И тогда, первый и, вероятно, последний раз в жизни этот благочестивый человек вдруг услышал тихий голос, что сказал ему: «Нет, Джон, Я сделал всё необходимое, чтобы помочь этим детям. Я направил к ним тебя».