Он никогда так на меня не смотрел.
Даже в первый раз, когда мы встретились на кладбище.
Даже когда он смотрел, как я иду к алтарю.
Даже после того, как он трахнул меня в первый раз.
Или время после.
Или в любое время с тех пор.
Даже когда он застал меня в платье цвета его глаз — ярко-зеленом — перед первым политическим мероприятием.
Даже когда я объявила перемирие «У Салливана».
Он смотрел на меня без притворства, без маски, не сдерживаясь. Кэш Келли посмотрел на меня взглядом, правдивым взглядом. Именно так он смотрел на меня тогда, в квартире в Дерри, но он больше не закрывал глаза.
Если у Кэша Келли не было сердца, как он утверждал, он поглотил меня чем-то еще большим — своей душой.
Я никогда не возражала против темноты. Я была бы его путеводной звездой, огнем, пока он не нашел бы дорогу домой. Ко мне.
Неожиданно Кэш приподнял мой подбородок пальцами, чтобы я посмотрела на него. Он прошептал что-то грубое по-гэльски, а затем четко произнес:
— Кили Келли, ты доказала, что я ошибался, моя дорогая. Был так чертовски неправ. Я вырвал свое сердце с корнем и положил его к твоим ногам задолго до того, как понял, что сделал это, — сердце, которое всегда знало и защищало твою честь.
Он наклонился, прижимаясь своими губами к моим, и наши языки слились в поцелуе, который, казалось, слил наши души воедино окончательно и безвозвратно. Он отстранился первым, пристально глядя на меня, прежде чем взял меня за руку и повел прочь с Моста мира.
• • •
Мы быстро добрались до квартиры в Дерри, и он велел мне собрать вещи.
— Мы только что приехали, — сказала я, но сделала так, как он велел.
— Мы не собирались оставаться здесь на все время нашего путешествия, — сказал Кэш, хватаясь за мой чемодан после того, я запихнула все вещи внутрь. Я почти ничего не вынимала, и он, похоже, тоже, поскольку вернулся в хозяйскую спальню не менее чем за минуту.
Кэш махнул рукой в сторону кухни и велел мне собрать все, что можно, из шкафов. Кто-то забил их до отказа до того, как мы приехали сюда — Келли сказал, что у него есть кто-то, кто присматривает за этим местом для него. Я нашла многоразовые пакеты и набила их как можно большим количеством скоропортящихся продуктов.
Потом мы покинули квартиру.
Он наклонился над сиденьем «лендровера», его рука коснулась моего бедра, и острая боль желания пронзила меня прямо между ног. Мне пришлось контролировать дыхание, медленно слетающее с моих губ. На нем была кепка, а костюм подчеркивал все достоинства его фигуры. Тогда я отказалась прикасаться к нему, но на мосту моя решимость растаяла, и все, что было заперто в клетке, вырвалось на свободу.
Когда Кэш вернулся с картой, он задержал руку, и я поняла, что он делает это нарочно. Я провела рукой по его руке, пока не нашла его ладонь — плоть к плоти — и взяла у него карту.
— Куда мы направляемся, дорогой? — прошептала я.
— На небеса, — сказал он.
— Ты имеешь в виду, если мы сможем найти путь туда?
Растянула губы в медленной улыбке.
Он заглянул мне в глаза.
— Я уже знаю направление, дорогая. Тебе просто придется направлять меня на некоторых поворотах.
Мы промчались через Дерри, граффити, изображающие политические беспорядки, все еще выделялись даже ночью, и не в первый раз на ум пришел Ронан Келли. Я не связывала все воедино, пока мы не оказались на мосту.
Когда я вернулась в Нью-Йорк, новость о взрыве грузовиков с овощами освещалась практически на каждом телеканале и во всех газетах, в некоторых сообщениях говорилось, что использованная взрывчатка напомнила властям бомбу, которая использовалась много лет назад в политической войне за рубежом. Власти за рубежом до сих пор не знали, кто к этому причастен, но они обвинили в этом радикалов.
У меня возникло ощущение, что, если близнец Кэша появится со своей матерью на следующий день, жизнь Ронана Келли, его настоящая жизнь, впервые окажется на первых полосах всех газет, что станет ударом для его сына.
Дерри исчез из виду с наступлением ночи, а Келли велел мне открыть карту. Он указал нам пункт назначения и велел мне указывать ему направление.
— Что все это значит? — Я подняла карту. — И как мне это все прочитать?
Я пошутила, но шутила недолго. Если нам нужна была карта, это означало, что покрытие сотовой связи в том месте, куда мы направляемся, вероятно, хреновое, а это означало только одно: мы направлялись по пересеченной местности.
Он ухмыльнулся.
— Это называется карта, дорогая, и, на случай, если ты не знаешь, как ею пользоваться, тебе лучше начать учиться прямо сейчас. Утони или плыви. Один неверный поворот, и никто не знает, где мы окажемся.
Я направляла его на нашем пути до места назначения, а в перерывах между моими указаниями мы разговаривали. Это был первый раз, когда Кэш оказался со мной вот так, один на один, за долгое время. Это было похоже на ту ночь, когда мы были «У Салливана», когда я предложила перемирие. И я очень хотела, чтобы эта ночь завершилась иначе.
Когда мы приблизились к месту под названием «Отравленная долина», он описал это местечко. Я не могла видеть этого в темноте, поэтому мне пришлось поверить, что то, что он рассказал мне о красоте этого места утром, окажется правдой.
Кэш сказал, что ходили слухи, что раньше это место называлось «Небесный плен», но как считалось, что-то потерялось в переводе с ирландского на английский, и вместо этого это место стало называться «Отравленная долина».
— Ирландское слово, обозначающее небеса11, при подстановке к нему гласной в первом слоге и окончания на гласную меняет значение на противоположное… «яд», — пояснил он.
— Рай и ад, — сказала я. — Разделенные двумя гласными.
— Чтобы попасть туда, не потребуется и пары минут. Один неверный шаг может привести тебя в то или иное место.
— Расскажи мне историю об этом месте, — сказала я, вглядываясь в его лицо в темноте.
— А истории может и не быть.
Я улыбнулась.
— В таких местах всегда есть истории.
Его смех получился низким.
— У Балора, короля Тори, была красавица дочь, которую он запер в башне, чтобы ни один мужчина не мог ее видеть. Легенда гласит, что у нее были огненно-рыжие волосы, голубые глаза цвета неба, пяток веснушек на носу и дурная привычка сквернословить, из-за чего о ней слагали легенды по всей стране.
— Звучит знакомо, — бросила я, улыбаясь еще шире.
— Она была дикой штучкой, — продолжил он, сделав ударение на слове «штучка». — И, как водится в дикой природе, ее красоту нельзя было держать в клетке, поэтому новости об этом распространились по всей стране. Ее похитили…
Я приложила руку к сердцу, дурачась.
— Похитили? Кто мог пойти на такое?
— Один ублюдочный мародер, — сказал он. — Тип вроде меня.
— Определенно кто-то вроде тебя, — сказал я. — Продолжай.
Он взглянул на меня.
— Да, босс. — Затем он прочистил горло. — Итак, ее похитили и привезли в Магероарти, но ее отец с самого начала шел по ее следу. Балор убил Мародера огромным камнем. И один гигантский камень все еще стоит при въезде в Отравленную долину, и поговаривают, что это ядовитый глаз короля Тори.
— И это все? Мародера убили камнем?
— То был гигантский камень.
— Где происходит действие? Я имею в виду, где же история? Любил ли похититель эту женщину? Что она чувствовала по поводу всего этого? Неужели она влюбилась в похитителя? Она хотела остаться с ним вместо того, чтобы вернуться со своим отцом.
— Не женщина из сказки, так ты сказала?
Он бросил на меня многозначительный взгляд.
— Что? — Сказала я, прищуриваясь.
— Я не герой, — произнес он. — Я злодей в этой истории. С тех пор, как мы вдруг увлеклись сказками.
— Кто сказал, что меня привлекают герои? — Я приподняла бровь, глядя на него. — Как по мне, злодей чертовски сексуален. Очевидно.
— Ты хотела бы, чтобы я пришел за тобой, — сказал он. — После того, как ты уехала в Италию.
Я скрутила волосы в беспорядочный пучок, позволив некоторым локонам упасть на лицо.
— Да. Я думала, что ты… Я надеялась, что ты придешь за мной.
— А когда я этого не сделал?
— Это было больно, — призналась честно. — Но я, правда, не хочу сказки, Келли.
— Тогда скажи мне, чего ты хочешь.
Я сжимала и разжимала ладони.
— Я догадываюсь, чего в глубине души желает большинство женщин. Быть желанной. Потребность быть нужной. Чтобы быть под защитой.
Он ничего не сказал, но его взгляд стал серьезным, и он замолчал. И молчал всю дорогу, пока мы тряслись по пересеченной местности, проезжая по местности настолько темной, что даже очертания нельзя было охватить взглядом. Свет от фар машины прыгал вверх и вниз, открывая очертания старой деревни в проблесках, включая обветшалые домики.
Я посмотрела на карту, а затем снова на Келли.
— Мы заблудились?
Он, прищурившись, глядел на дорогу, и ему потребовалось мгновение, чтобы ответить.
— В Ирландии не заблудишься, — сказал Кэш. — Ты открываешь здесь новые места.
— Значит, мы открываем их прямо сейчас? Потому что…
В последнюю минуту он резко свернул направо на примитивную полосу, вымощенную камнями. «Лендровер» проглотил их, камни хрустели под шинами, пока мы продолжали двигаться по тому, что казалось потерянной дорогой.
Ее даже не было на гребаной карте.
Зазубренная электрическая линия прочертила небо, а затем еще одна потрясла его и все вокруг. В мгновенном свете молнии я разглядела землю. Слева до горизонта простиралась вода. Справа — огромный кусок земли, которая к утру наверняка окрасится в нереально зеленый цвет, и домики, разбросанные тут и там. Между ними стояло несколько домов побольше. Возможно, фермерские дома. Но все дома находились на расстоянии нескольких акров друг от друга. За деревней находился залив, образованный водой, отделявший ее от другого участка земли.
Примерно через минуту Келли свернул на грунтовую подъездную дорожку и проехал по ней до самого фасада фермерского дома.
— Это здесь ты вырос?
Я наклонилась вперед, пытаясь хорошенько рассмотреть дом в свете фар. С виду это был захудалый домик, но в этом и есть очарование Ирландии.
— Я родился в Дерри, — сказал он. — После того, как моя… после того, как она умерла, нас привезли сюда, чтобы мы жили с родителями моего старика.
— Я думал, им принадлежит дом в Дерри?
— Верно, но это то место, куда они нас отвезли.
Я ничего не сказала, но если бы мне нужно было место, чтобы спрятаться, или место, где можно было бы спрятать людей, то был самый подходящий вариант. Я сомневалась, что кто-то, кто не знал об этом месте, смог бы его найти. Я бы уже развернулась более сорока пяти минут назад.
Келли посидел с минуту, уставившись на это место тяжелым взглядом.
— Ты возвращался с тех пор, как уехал? — прошептала я.
— Всего раз. Прямо перед тем, как умер мой старик.
— Ты ощущаешь себя здесь потерянным или найденным?
Лично я чувствовала себя раскрытой книгой, полностью найденной, потому что он сидел рядом со мной.
— Потерянным. — Он прочистил горло. — Я был потеряным. Таким чертовски потерянным. Пока не встретил тебя.
Затем он посмотрел мне в глаза.
Вдох, который я только что сделала, застрял у меня в горле. Мое сердце забилось быстрее, а желудок резко сжался.
Кэш не разрывал взгляда, когда потянулся, обхватив меня рукой за шею, притягивая меня к себе. Его дыхание ласкало мои губы, и я глубоко вдохнула, желая впустить его в свои легкие.
— Я влюблена в тебя, Кэшел Фэллон Келли, — произнесла я с такой же решительностью во взгляде, как у него. — Втюрилась. В. Тебя.
Хватка, которой он сжимал мою шею, стала только крепче, и я почувствовала дрожь в его костях.
— Говори, что ты имеешь в виду, и имей в виду то, что ты, блядь, говоришь, — произнес он не требующим возражений голосом.
— Я никогда не возьму эти слова обратно, — сказала я, прижимаясь носом к его носу, губами к его коже. — Не могу. Эти слова были в моем сердце, когда ты украл его.
— Я пролью кровь, чтобы высечь эти слова на камне, — сказал он, говоря загадками, прямо перед тем, как его губы накрыли мои в поцелуе, от которого у меня перехватило дыхание.
Я вцепилась руками в рубашку моего Мародера, отказываясь отпускать его, но мне пришлось сделать это, когда Кэш отстранился, чтобы выйти из машины. Как только он это сделал, еще один удар молнии осветил небо. Секунду спустя капля дождя ударила в лобовое стекло, затем еще одна, пока фермерский дом перестал просматриваться из машины.
Келли распахнул мою дверцу, с козырька его кепки капал дождь. Он развернул меня лицом к себе, его прикосновение было грубым, его взгляд обжигал меня словно пламя.
Каждый мой вдох был ради него.
Каждый удар моего сердца принадлежал ему.
Каждый день моей жизни. Как минимум, на всю оставшуюся жизнь.
Я принадлежала ему, а он принадлежал мне.
Мои руки снова оказались на груди Кэша, кулаками я снова вцепилась в его рубашку, и я притягивала моего мужа к себе, когда он вытаскивал меня из машины. Наши губы встретились под дождем, его сладкий вкус ощущался на наших языках, и я едва осознавала, что мы двигаемся, пока моя спина не ударилась о камень.
Его губы опустились ниже, к моей шее, его поцелуй ощущался теплым прикосновением на моей коже, полной противоположностью шторму, бушующему вокруг нас.
— Ты стала для меня самым опасным существом на этой земле, — прошептал он мне в самое ухо.
Он скользнул мне под рубашку, пальцами прочеротв прямую линию меж моими грудями, пока не остановился над моим сердцем.
— Оно вот-вот выскочит прямо из твоей груди, — сказал он. — Окажется прямо у меня в руке, моя дорогая.
— Его так легко украсть, Мародер, — признала я, затаив дыхание. Дождь собрался на моих ресницах и на его. Его глаза в темноте казались иссиня-черными. Они почти светились в темноте, подсвеченные фарами машины. И я захотела раствориться в хаосе, который вызвал взгляд его зеленых глаз, которые казались еще зеленее, потому что он заставил меня почувствовать себя живой. Абсолютно живой в жизни, к которой я принадлежала.
— Потому что я отпустила его — теперь оно свободно.
— Такая чертовски опасная, — пробормотал он, прежде чем задрать мою рубашку, стягивая ее через руки, слизывая капли дождя с моей обнаженной кожи. Жар от его тела и прохладный ветер от шторма вызвали сильную дрожь, пробежавшую по мне, и мои волосы встали дыбом.
Особенно после того, как его взгляд остановился на боди, которое я носила под одеждой. Оно было прозрачным, с отделкой из черного атласа.
Кэш поднял меня, и я обвила ногами его талию, целуя моего мужа, пока он нес меня к двери. Должно быть, он открыл ее после того, как вышел из машины, потому что повернул ручку и беспрепятственно вошел внутрь. Кэш посадил меня на длинный деревянный стол на кухне.
Он зажег об столешницу спичку и разжег несколько свечей разного размера, оказавшихся там. Перед столом располагался старый камин, грязный от многолетнего использования. Он разжег и его.
С его одежды капала вода, заливая пол. Капли стекали у него по лицу, и когда он подошел, чтобы встать между моих ног, одна из капель упала мне на грудь, мерцая, как бриллиант, в свете мягкого пламени. Моя шея горела — мое сердце горело — от желания, бурлившего в моих венах.
Кэш провел пальцем вверх по моей руке, по плечу, вдоль шеи, а затем вниз меж грудей, прежде чем обвел мои соски, наблюдая за моей реакцией все это время.
— Ты горишь для меня везде, где я касаюсь тебя, — прошептал Кэш.
Я потянулась к нему, сняла промокшую рубашку через голову, поверх кепки, а затем бросила ее на пол. Он скинул ботинки и расстегнул брюки. Я же спустила брюки вниз по его ногам, помогая своими ступнями, наблюдая, как он стоит передо мной в одной только кепке.
— Трахни меня, — взмолилась я. — Прошу.
— Сначала. — Он протянул руку и стянул штаны с моих ног. Его бицепс напрягся, а мышцы спины перекатились, когда Кэш повернулся, чтобы бросить мои брюки в кучу вместе со своей рубашкой. — Ужин.
— Я, блядь, не голодна, — огрызнулась я.
Сейчас мне уж точно было не до еды. Его плечи были широкими, сильными, и мне захотелось глубоко вонзить зубы в его кожу.
— А я вот чертовски проголодался, — сказал Кэш и, положив руку мне на грудь, толкнул меня обратно на стол.
Пальцами мой муж скользнул вверх по моей левой ноге, и я немного подвинулась, чтобы Кэш мог расстегнуть боди. Прежде чем сделать это, он провел пальцами взад-вперед дразня меня. Все мое тело было напряжено, готовое вот-вот взорваться, и я почти это сделала, когда услышала звук расстёгивающейся защелки и почувствовала дуновение свежего ветерка у себя между ног.
— Такая мокрая, — произнес Кэш низким и грубым голосом, а пальцами щекоча и лаская, а затем скользнули меж моих складочек. Мое дыхание участилось, дрожь усилилась. Развела ноги еще шире, когда пальцем Кэш скользнул внутрь, губами прижимаясь ко мне. Выгнула спину дугой над столом, почти соскальзывая со стола, желая оказаться как можно ближе к его языку.
Мой Мародер пировал мной, словно мужчина, у которого давно не было хорошего ужина, а я кончила, как женщина, которая целую вечность не чувствовала его прикосновений.
— Кэш! — закричала, сжав бедра, когда мой оргазм накрыл меня.
Мое освобождение оказалось еще более диким, чем шторм снаружи.
Выл ветер, хлестал дождь. Время от времени дом озарялся вспышками молнии, и я могла разглядеть незамутненное желание в глазах моего персонального тигра. Когда раскаты грома сотрясали стены, казалось, что они вторят звуку его колотящегося сердца, как будто он был на охоте.
Забудьте о том, как он выглядел. Именно таким он казался мне — опасным животным.
Я все еще была на взводе, когда Кэш вошел в меня таким жестоким толчком, что от удивления я выпучила глаза. Шипение сорвалось с моих губ, и я вонзила ноготки максимально глубоко ему в спину.
— Вот так, — сказал Кэш, глядя на меня сверху вниз через полуприкрытые веки. — Не бойся оставить на мне глубокие отметки.
Вонзила ногти ему в кожу, приподнимаясь, встречая его уверенные толчки. Он растягивал мои стенки до тех пор, пока удовольствие не столкнулось с болью.
— О черт! — закричала я. — О черт! Да!
Я обвила руками его шею, и Кэш поднял меня, наши тела двигались в унисон, когда он понес нас в другую комнату. Правда, сначала он ударился спиной о стену, а потом повернул нас таким образом, что холодный камень коснулся моей кожи. Стена была неровной, и когда Кэш вонзался в меня, быстрее, сильнее, на моей спине оставались отметины, которые буквально горели огнем.
Он трахал меня так сильно, что мои груди вываливались из боди от удара и покачивались каждый раз, когда он входил в меня на всю длину.
Затем мы снова сменили локацию. И вот он уже толкнул какую-то дверь на нижнем этаже, он опустил меня на кровать в комнате. Он пошарил вокруг, пока не наткнулся на что-то твердое. Я услышала, как открылся ящик тумбочки, чиркнула спичка, а затем из темноты вырвался крошечный огонек, осветив его лицо. Он зажег длинную конусообразную свечу, а затем задул спичку.
Кэш блуждал глазами по моему телу, пока пламя возвращало меня к жизни. Он встретился со мной взглядом, еле сдерживаясь, чтобы окончательно не закрыть глаза. Он показался мне выше, чем в ту ночь на пожарной лестнице.
— Моя тигрица, — сказал он. — Вся моя.
С рычанием, которое, казалось, шло из самой глубины его горла, он сорвал боди с моего тела, прежде чем снова вонзиться в меня.
Через секунду Кэш уже перевернул нас на кровати. Мои ладони ощущались жесткими на его груди, с моих волос стекала вода по его коже, и я смотрела ему в глаза, медленно скользя вверх по его стволу. Мои движения становились еще медленнее, когда я скользила вниз.
Его руки оказались на моей заднице. Он впивался в мою задницу, переходя на бедра. Я могла почувствовать его порыв, желание, как будто это было мое собственное желание. Кэш хотел, чтобы я оседлала его жестко и быстро, чтобы превратить все это в жесткий трах.
Всему свое время и место.
Хотела повторить нашу брачную ночь. Требовала проникнуть глубже, чем кожа. Я бы влилась в его кровоток, заставляя кайфовать от моих поцелуев. Я бы заставила его сердце гулко биться в груди от одного моего прикосновения. Я бы заставила Кэша Келли почувствовать, как его яйца буквально поджаривают, когда он кончил бы в меня.
Я бы не спровоцировала ничего, кроме полного хаоса в его теле, чтобы он мог почувствовать покой в своей душе, как только я заполучу его. Все это сдерживаемое желание — оно должно было вырваться из своей клетки и выйти на свободу одновременно с моим неистовым желанием.
Руками скользнула вверх по его груди, к шее, по татуировке, где его пульс бился о мои пальцы. Языком провела вверх по его подбородку, наслаждаясь вкусом соли на его коже, пока мои губы не накрыли его.
Я целовала его медленно, двигая бедрами в том же темпе, и с его губ сорвался звук, которого я никогда раньше не слышала. Это был глубокий стон удовлетворения. Когда я села, принимая его еще глубже, я не смогла сдержать похожий звук, эхом вырвавшийся из моего горла.
Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Его. Связь. Наша связь с ним была столь же глубока, сколь глубоко он оказался во мне.
— Ах!
Я вскрикнула, когда Кэш так сильно покачал бедрами, что у меня перехватило дыхание. Он перевернул меня так быстро, что у меня не было шанса остановить его. Кэш приподнял мою ногу, расположившись таким образом, что я поняла — он собирается войти в меня еще глубже.
Кэшн собирался снова разорвать меня на части, трахнуть меня, как животное, которым он себя и ощущал, потому что он не знал, как позволить мужчине внутри него взять все под контроль.
Слеза скатилась по моей щеке, и я прокляла ее в тот момент. Но я дала ему ее увидеть. Приподняла подбородок, когда слеза покатилась по моей щеке, пока не коснулась подушки. Его грудь вздымалась, а пальцами Кэш впился мне в ногу. Его мышцы были напряжены. Его эрекция была готова прорваться сквозь кожу.
Я закрыла глаза, когда мой муж пошевелился, ожидая, что он сделает это жестко, но вместо того, чтобы врезаться в меня, Кэш слизнул дорожку слезы с моей щеки, коснувшись языком уголка моего глаза. Затем он начал двигаться в том же темпе, что и я, — медленно, но с такой сдерживаемой силой, что я прочувствовала всю его мощь до глубины души.
Животное всегда было животным в силу своих инстинктов, но вместо того, чтобы пытаться опустошить мое сердце, мою волю, мою упрямую натуру, он принимал меня такой, какая я есть, потому что я больше не боролась за то, чтобы отнять у него то, что принадлежало ему.
Мы оба кончили в момент, который, казалось, сотряс дом сильнее, чем гром, сотрясающий стекла. Я плотно зажмурилась, но через минуту почувствовала, что он наблюдает за мной. Я медленно открыла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и, изучив мое лицо еще минуту, Кэш вышел из меня и привстал, чтобы сесть рядом со мной на кровать.
Внезапная потеря его тепла заставила меня задрожать, и я свернулась калачиком. Он вздохнул, и этот звук заставил меня задрожать еще сильнее. Кэш медленно двигался по кровати, все приближаясь, пока, наконец, не заключил меня в свои объятия, целуя за ухом. Свободной рукой он натянул на нас одеяло с кровати и устроился так, что его голова была максимально близко к моей. Мы были так близко, кожа к коже.
— Когда начался шторм?
Его голос был грубым.
Я начала смеяться, очень тихо, дрожа в его объятиях.
Он улыбнулся мне в щеку, его губы задержались там, где еще одна слеза снова скатилась из моего глаза. Он сломал во мне что-то такое, чего раньше не мог добиться никто другой. Систему, отвечающую за неконтролируемый поток слез.
— Я не шутил, моя дорогая, — сказал он, — когда сказал, что ты для меня самое опасное существо.
— Знаю, — с трудом выдавила я, — что ты любишь меня, Кэш Келли. Так же сильно, как я люблю тебя.
— Великолепно, — прошептал он мне на ухо. — Просто чертовски великолепно.
Я переплела наши пальцы, крепко сжимая его ладонь.
— Кили Келли, — сказал он.
— Да?
— Ты нужна мне больше, чем сердцу нужен кровоток. — Кэш обхватил рукой мое запястье, надавливая на точку пульса. — Единственная зависимость, которая когда-либо имела надо мной власть. Единственная душа, которая когда-либо смогла покорить мою душу, превратив мой хаос в абсолютный покой.
Мы оба уставились на пар на окнах, конденсат образовывал странные узоры, стекая по стеклам, обрывки шторма проникали по расчищенным дорожкам. Я заснула в объятиях моего мужа, сама того не осознавая; биение его сердца у меня за спиной было песней, успокаивающей хаос, окружавший нас.