— Простите, агенты, но это не ново. Это ужасно, но не ново.
Брент щелкнул по экрану, остановив воспроизведение на кадре с мрачным кладбищем. Изображение дергалось, было темно, но зомби или кого-нибудь еще пока видно не было. Оба агента уставились на меня так, словно я сказала что-то плохое.
— Мы выбрали не того аниматора? — спросила Мэннинг напарника.
— Возможно, — ответил он.
— Ко мне не первый год обращаются люди, чтобы я помогла им сделать интим-видео с зомби. Особенно с мертвыми знаменитостями, — я вздрогнула, потому что даже сама мысль об этом казалась неправильной.
— Мои любимые из твоих извращенцев — те, что хотят воскресить свою школьную любовь, — вставил Зебровски.
— Ага, теперь, когда у них появились деньги и успех, они снова хотят подкатить к девчонкам, что отвергли их в школе или колледже, — я покачала головой.
— Да они больные. Клинически больные, — сказала Мэнинг.
— Согласна. Честно говоря, вряд ли они понимают, что это будет зомби. В глубине души они думают, что она восстанет из мертвых, и у них появится возможность доказать, что они достойны, и будут они жить долго и счастливо.
— Ну ничего себе, Анита. Ты слишком романтизируешь тех больных ублюдков, которые просто хотят оттарабанить девчонку, отказавшую им в школе, — Зебровски и в самом деле выглядел удивленным.
Я пожала плечами, вернула ему хмурый взгляд и наконец сказала:
— Ну да, одно эпичное предложение, и я стала слишком девчонкой для тебя.
— Оттарабанить, — повторил агент Брент. — Не знаю никого, кто бы так выражался.
— Да вы, желторотики, просто ничего не понимаете в старом-добром слэнге, — ответил Зебровски.
— Не слушайте его, он не настолько стар. Просто рано начал седеть.
— Последние пара дел так напугали меня, что волосы совсем побелели, — произнес он без тени своей усмешки, совершенно невозмутимо, чего никогда не делал. Если бы они знали его, то поняли бы, что он лжет, но они его не знают.
— Волосы не седеют от страха, — произнес Брент, но не похоже было, что он сам в это верит.
Мэннинг посмотрела на меня и закатила глаза, а я указала ей на Зебровски.
— Это все он, не я.
Зебровски улыбнулся мне, а затем и агентам.
— Просто пытаюсь поднять настроение. Это часть моего обаяния.
— Это правда, — подтвердила я, улыбнувшись ему в ответ.
— Сержант здесь, потому что он ваш напарник во время работы с Региональной Группой по Расследованию Сверхъестественных Дел. Все называют ее Региональной Группой «Покойся с Миром», не официально, — сказала Мэннинг.
— Это прозвище, — ответила я. — Они называют нас «Покойся с Миром», потому что большая часть наших дел исполнены насилия. Другие копы и массмедиа так давно пользуются этим прозвищем, что люди считают это фактическим названием команды.
— Кажется, мы отвлеклись от темы, — заметил Брент.
Мэннинг кивнула и отпила кофе.
— Похоже на то, так что вернемся к делу. Одна из причин, почему мы сейчас говорим с вами: от вас было больше заявлений в полицию на незаконные или аморальные сомнительные запросы на поднятие зомби, чем от любого другого аниматора. С тех пор как вы сами получили значок и официально стали офицером, заявлений стало меньше. Полагаю, никто не хочет заниматься своими грязными делишками с маршалом США.
— Вы будете удивлены, как много людей считают, что раз я поднимаю мертвых, то должна быть злодеем с большой буквы «З». Но да, теперь я сама могу арестовать тех, кто просит понять зомби на одну ночь или сделать зомби-сексуального раба.
— Причинение вреда трупу уже много лет как правонарушение, — сказала Мэннинг.
— Причина, по которой существуют записи, вроде этой: если их поймают, они отделаются легким наказанием. Деньги, которые они отмоют на этом видео, окупают риск быть пойманным, — ответила я.
— Сейчас наказания жестче, но все равно не такие же, как если бы дело касалось живого человека, — сказала она.
Я пожала плечами
— Не я пишу законы, я просто слежу за их соблюдением.
— Вы делали все возможное, чтобы обеспечить соблюдение законов, и предлагали для них поправки, основанные на собственном опыте. Это еще одна причина, по которой мы решили привлечь вас к нашей проблеме, — сказала Мэннинг.
— Мы уже поняли, агент, так что там за большой секрет? Раньше в зомби-порно либо вместо мертвецов снимали загримированных людей, либо зомби, поднятых для работ в Калифорнии или других странах. Зомби на этих видео выглядят немногим лучше настоящих трупов.
— Это видео другое, — ответила Мэннинг.
— Покажите, — сказала я и добавила: — пожалуйста.
На самом же деле мне хотелось сказать: «Вы слишком малодушны для агента ФБР.» Или что-нибудь еще более колкое. Последнее время я была слишком язвительна, даже по моим меркам, поэтому старалась контролировать себя и направлять всю свою раздражительность на плохих парней.
Брент вновь кликнул по экрану, и воспроизведение дрожащего видео продолжилось, демонстрируя кладбище ночью… Это было похоже на начало любительского фильма ужасов, когда кому-то подарили на Рождество камеру. Затем съемка стабилизировалась, мне даже показалось, что камеру взял в руки кто-то другой, или ее просто установили на штатив. От ответа на этот вопрос зависит имеем ли мы дело с одним плохим парнем или двумя.
Затем был резкий переход от видов пустынного кладбища к светловолосой женщине, выбирающейся из могилы. Сначала я решила, что это актриса, закопанная в землю примерно по грудь, но затем крупным планом показали ее глаза, и я поняла, что она мертва. Зомби вылезала из могилы, такое я видела ни один раз. Запутавшись в юбке платья, в котором была погребена, цепляясь за могильную землю, она, споткнувшись, наконец, поднялась. Зомби неровно встала, потеряв, видимо, одну из туфель в могиле.
Женщина была высокой, статной, с белокурыми волосами до плеч. Судя по ложбинке в декольте, у нее были имплантаты — натуральная грудь не торчала бы так, женщине пришлось бы ее поправлять, а зомби это делать не за чем.
Маленький фонарик или что-то вроде него, прикрепленный к камере, осветил сначала ее светлые волосы, а затем бледно серые глаза, которые, возможно, при жизни были голубее. Голубой цвет глаз смешивался с любым другим: от серого до зеленого, или даже светло-кариевого, меняя оттенок в зависимости от настроения человека. При жизни она, вероятно, была очень красива, но сейчас была недостаточно живой для этого. Именно душа и личность составляют привлекательность человека. Зомби этим почти не обладают.
В следующей сцене зомби оказалась в самой обычной спальне, не считая отсутствия окон. Я никак не могла понять, чем мне не нравилась эта комната. Зомби была в той же одежде, что и на кладбище. Она выглядела как персонаж плохого фильма ужасов на фоне покрывала в цветочек и кафельного пола. Вот, что здесь было не так: никто не выкладывает полы в спальне плиткой. Снова показали крупным планом глаза зомби, и на этот раз они не были пустыми. В них был ужас.
— Вот черт, — тихо, но с чувством вырвалось у меня.
— Вы тоже это заметили, — сказала Мэннинг.
— О да, заметила.
— Почему у зомби испуганный взгляд? — спросил Зебровски. — Разве они чувствуют страх?
— Обычно нет, — ответила я.
Зебровски встал со стула и подошел ближе к нам.
— Тогда почему у нее испуганные глаза?
— Мы не знаем, — ответила Мэннинг. — Согласно нашим экспертам, то, что вы увидите, невозможно.
У меня похолодела кожа, и стянуло желудок от предчувствия, что я точно знаю, что же «невозможного» произойдет дальше.
В кадр вошел мужчина в кожаной маске с вырезами для глаз и рта. Зомби проследила за ним взглядом, но не шелохнулась, видимо, потому что ей приказали стоять на месте. И пока она не получит другого приказа, она будет стоять, но про глаза сказано не было, поэтому она могла следить за ним, словно связанная жертва-человек. Она была скованна крепче, чем можно связать веревкой или цепью. Черт, я не хочу, чтобы этот маленький фильм продолжился в том же духе. Я молила бога, чтобы он не позволил им сделать это с ней. Бог всегда отвечает на мольбы, но иногда его ответ: «Нет.»
Мужчина засунул руку в вырез ее платья, сжимая грудь. Камера запечатлела дрожь в ее глазах: она не хотела, чтобы он это делал, но только глазами могла дать понять об этом.
— Они обездвижили ее какими-то седативными? — спросил Зебровски.
— Им это и не нужно, — ответила Мэннинг. — Нет никаких сомнений в том, что зомби выполняет их приказы. Вы заметили, что она не дышит? Живой человек должен дышать, а она нет.
— А дальше в этих фильмах она будет дышать? — спросила я.
— Она заговорит, а для этого необходимо вдохнуть воздух, но помимо этого — нет.
На мужчине были шелковые боксеры с сердечками, как пародия на наряд к романтическому вечеру, и маска, совершенно несоответствующая дурацким шортам. Да, я сосредоточилась на деталях, которые могли бы помочь выяснить, кто это был, и где это происходило, и эти самые детали не станут преследовать меня в кошмарах. Глупые боксеры в сердечко — капелька доброты среди этого ужаса, как будто костюмер был под кайфом.
Я забыла о боксерах, как только он снял их, сконцентрировавшись на его теле, выискивая родинки, татуировки или хоть что-нибудь, что перестало бы делать его непримечательным парнем в маске. Я не хотела смотреть на его тело, не хотела разглядывать каждый дюйм в поисках опознавательных знаков. Мне хотелось отвернуться, но если женщине в фильме придется вынести это, ведь именно об этом говорили ее глаза, то я не смею отвести взгляд. Я не дрогну и не пропущу детали, которые смогут привести нас к этим ублюдкам, хотя часть меня знала, что, если бы можно было найти зацепку в фильме, их бы уже поймали. Я все равно продолжала смотреть, ведь каждый полицейский верит, что сможет заметить то, что пропустили другие. Эта вера помогает нам каждое утро собирать свой значок и пистолет. Когда вера иссякает, мы меняем работу.
Оператор сказал ей лечь на кровать, и она незамедлительно выполнила приказ, хотя по ее глазам было видно, как сильно она не хотела этого делать. Обнаженный мужчина перед камерой стянул ее трусики по длинным ногам, все еще покрытых могильной землей, все еще в одной туфельке. Кто-то покрасил ее ногти нежно-розовым лаком, как будто это было важно для мертвеца в обуви с закрытым мыском. Я ожидала, что мужчина дольше провозится с ее одеждой, снимая, но он просто залез сверху, задрав юбку платья.
— Иисусе, — выдохнул Зебровски позади меня.
Я не посмотрела на него, я ни на кого не смотрела. Никто из нас не смотрел на других, потому что, когда ты видишь дерьмо вроде этого, тебе не хочется встречаться с кем-то взглядом. Ты не хочешь, чтобы другие увидели твой страх, твои эмоции. И если что-нибудь ужасное так взволнует тебя, не делись этим ни с кем. Никто из копов не желает знать.
Единственный плюс — камера взяла общий план, чтобы мы видели процесс, поэтому ее глаз видно не было. Она просто лежала там, как труп, чем фактически и была, и это было малюсенькой поблажкой для нас. Наконец, он вышел из нее, и, как это обычно бывает в порно, в конце нам показали, что он действительно кончил.
На этом фильм закончился, и я почувствовала, как желудок немного отпустило. Я посмотрела видео, и оно напугало меня. Всех нас.
— Производство фильмов увеличивается, качество становится лучше, — сказал Брент.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Что вы имеете в виду?
— Исчезли дурацкие боксеры, улучшается работа оператора, а в спальне добавили больше личных мелочей, чтобы сделать похожей не на декорацию, а на реальную комнату, — ответил он.
— А в главной роли всегда тот же парень? — спросил Зебровски.
— В большинстве фильмов, но в последних двух был второй, помоложе, — ответил Брент.
— Как много фильмов они сняли? — спросила я.
— Слишком много, чтобы я жаждала их пересматривать, — ответила Мэннинг.
Я посмотрела на нее и увидела страшную усталость в глазах, будто взглянула на женщину в возрасте. Агент встряхнула головой.
— Включай следующий, Брент. Давай просто покончим с этим.
Я не сказала, что ей не обязательно все это смотреть снова, просто позволила ей справиться с этим самой. Поступить иначе — значит нарушить «кодекс мужика», на котором и держится работа копа. Пол офицера не отменяет этого кодекса. Я могла нарушить его только со своими друзьями или когда не могла сдержаться, вроде вопроса Мэннинг о моей помолвке. Кажется, это было так давно, и Брент был прав: я куда охотнее поговорила бы сейчас о милых принцессах.